— Когда я собирала вещи, пришла телеграмма. Маргарита умерла, но ребенок, который родился семимесячным, остался жив.
Я поехала в Лозанну, но уже не могла сказать дочери, что люблю ее, что ничто не может поколебать мое доверие к ней.
— Мне хотелось возненавидеть ребенка, принесшего столько страданий, но когда я увидела его, то поняла, что моя дочь вновь вернулась ко мне. Это крошечное существо наполнило радостью мое сердце, — мадам Киндши слегка улыбнулась. — Словно я опять родила через столько лет, хотя после Маргариты не могла иметь детей. Врачи не ожидали, что она выживет, но дитя боролось за жизнь. Доктор даже окрестил ее, думая, что девочка не жилец на этом свете. Он назвал ее Утой, первым именем, которое пришло на ум. Так и осталось. Я посчитала, что не стоит называть иначе, это могло принести несчастье.
Мы похоронили нашу маленькую Маргариту и вернулись с мужем домой, увозя с собой няню и девочку. Ребенок заполнил пустоту, которой я так боялась. Я знала, что не услышу голоса Маргариты, поющей на кухне, ее шагов на лестнице, но Ута заняла ее место в наших сердцах.
Ей исполнилось шесть месяцев, когда мы узнали правду. После смерти Маргариты мы ни разу не говорили о мужчине, который предал и бросил ее. Муж тоже не упоминал об этом, хотя я отлично понимала, какую горечь он чувствует.
Потом, однажды, когда нянюшка мыла Уту, а я наблюдала за ними, старая женщина сказала:
— У нее будут сильные ножки. Маргарита говорила, что если родится мальчик, то будет таким же сильным и высоким, как отец.
Я была изумлена, что няня знает больше, чем я, и спросила:
— Маргарита называла имя отца Уты? Няня удивленно посмотрела на меня.
— Конечно, — сказала она. — Она постоянно говорила о нем, бедное дитя. Она так долго сдерживалась, что потом не могла остановиться. Если бы вы были дома, все бы сложилось иначе. Маргарита боялась хозяина и прятала свое горе, но оно не давало ей ни минуты покоя.
— Горе? — переспросила я. — Потому что он оставил ее?
— Да, оставил, — ответила няня, не уловив смысла моих слов. — Я говорила Маргарите, что любимцы
Бога умирают молодыми. Я доказывала ей, что он счастлив в раю и будет радоваться ей и ребенку.
— Значит, он умер? — сказала я. — Я этого не знала.
Няня вытащила Уту из ванночки, посадила на колени, а потом взглянула на меня.
— Вы хотите сказать, мадам, что не знаете имя мужа Маргариты?
— Мужа?! — воскликнула я. — Если бы он женился на ней, я бы не задавала такого вопроса!
— Помилуй вас Господь! — воскликнула няня. — Я и предположить не могла, что вы не знаете. Маргарита сказала, что не открылась отцу, что вы злитесь на нее, и поэтому она уехала. Она ничего не рассказала о ваших подозрениях. Разве можно было думать плохо о такой милой девушке, как Маргарита?!
Я разрыдалась, и тогда нянюшка открыла мне правду.Маргарита и Эндрю тайно поженились. У нее всегда было предчувствие, что он может погибнуть. Они страстно любили друг друга, и Эндрю не раз намеревался пойти к отцу и рассказать правду. Маргарита понимала, что отец не захочет даже слушать о браке и не согласится на него до совершеннолетия. Я сбежала с ним очень молодой, поэтому Николас считал, что девушка должна повзрослеть, прежде чем решить свою судьбу.
— Нам повезло, — обычно говорил он. — Но все могло быть и по-другому. Ты была бы несчастна и потеряла бы все из-за человека, который не стоил тебя.
Маргарита не сомневалась, что ей не удастся убедить отца, а я была в Париже. Наверное, Эндрю уговорил ее тайно пожениться. Он всегда обожал приключения, опасности доставляли ему радость.
— Это справедливо, — согласился Хуго. — Эндрю делал только то, что ему запрещали.
— По швейцарским законам наличие собственности дает право стать гражданином страны, — продолжила мадам Киндши, — но Маргарита еще не достигла совершеннолетия, и требовалось разрешение родителей или опекунов. Однако Эндрю умел преодолевать препятствия, — она улыбнулась. — У
меня лежит свидетельство о рождении Маргариты. Год рождения в нем очень аккуратно подделан. Они поженились в Берне 6 января. Вся процедура заняла несколько часов, и молодые, как ни в чем не бывало, вернулись домой.
Думаю, они встречались в доме Эндрю, а может быть, и у нас, когда Николас отсутствовал. Я могу только догадываться, но уверена, что они были безумно счастливы в украденные часы, и отчаянно боролись за свою любовь.
А потом Эндрю погиб. Могу представить, как горевала дочь, узнав об этом. В то время мужа дома не было. Когда он вернулся, она, должно быть, собрала все сипы и внешне выглядела спокойно, хотя он заметил ее подавленное состояние. Наверное, Маргарита прошла через ад, узнав, что стала вдовой и ждет ребенка.
Именно это заставило дочь бежать, а я жестоко осудила ее за преступление, которого она никогда не совершала. Даже сейчас мне больно думать об этом.
— Не стоит упрекать себя, — сказал Хуго. — Мы много повидали, а поэтому готовы верить в худшее.
Мадам Киндши подняла на него взгляд.
— Вас тоже посетили такие мысли?
— Да, когда я увидел кольцо Эндрю и Ута сказала мне, что оно принадлежит ее отцу.
— Боюсь, что многие подумали бы так же, — сказала она.
— Но все же, мне хотелось бы знать, — продолжил Хуго, — почему вы не связались с семьей Эндрю? Неужели вы не знали, что он очень богат?
— Это не имело значения, — ответила мадам Киндши. — Когда муж узнал правду, он так и не смог простить Эндрю. Николас винил не Маргариту, а себя за то, что недосмотрел. Он так же строго воспитал Уту, как когда-то нашу дочь.
— Но она — ребенок Эндрю, — спокойно возразил Хуго.
— Конечно, нужно было оповестить его родственников, но я шесть месяцев не знала правды, а потом еще полгода раздумывала, как поступить. В тридцать восьмом году начался мюнхенский кризис, все ожидали войны, и мне казалось, что с нами Ута будет в
большей безопасности. Все события того года убедили меня в этом.
В тридцать девятом началась война. Уте тогда было только два с половиной. Я решила, что не стоит беспокоить родственников Эндрю, пока все не закончится. Я считала Уту только нашей.
В 1945-м ей исполнилось девять. Она росла счастливым ребенком, живя с нами. Муж собирался уйти на пенсию, и мы переехали в дом неподалеку от Санкт-Морица, где он когда-то родился.
— А как же Ута? — спросил Хуго.
— Что вы имеете в виду?
— Вы подумали о ней? О той жизни, которая прошла мимо. О том положении, которое досталось ей по рождению? Дело не только в богатстве. Отец Эндрю занимал высокий пост в Англии, и Ута могла бы расти с девочками своего класса. Она бы встречалась с людьми, ходила на вечеринки, поступала так же, как ее сверстницы.
— Знаю, — ответила мадам Киндши. — Меня воспитывали так же. Но я была более счастлива с мужем, нежели с теми, кого вы называете «классом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Я поехала в Лозанну, но уже не могла сказать дочери, что люблю ее, что ничто не может поколебать мое доверие к ней.
— Мне хотелось возненавидеть ребенка, принесшего столько страданий, но когда я увидела его, то поняла, что моя дочь вновь вернулась ко мне. Это крошечное существо наполнило радостью мое сердце, — мадам Киндши слегка улыбнулась. — Словно я опять родила через столько лет, хотя после Маргариты не могла иметь детей. Врачи не ожидали, что она выживет, но дитя боролось за жизнь. Доктор даже окрестил ее, думая, что девочка не жилец на этом свете. Он назвал ее Утой, первым именем, которое пришло на ум. Так и осталось. Я посчитала, что не стоит называть иначе, это могло принести несчастье.
Мы похоронили нашу маленькую Маргариту и вернулись с мужем домой, увозя с собой няню и девочку. Ребенок заполнил пустоту, которой я так боялась. Я знала, что не услышу голоса Маргариты, поющей на кухне, ее шагов на лестнице, но Ута заняла ее место в наших сердцах.
Ей исполнилось шесть месяцев, когда мы узнали правду. После смерти Маргариты мы ни разу не говорили о мужчине, который предал и бросил ее. Муж тоже не упоминал об этом, хотя я отлично понимала, какую горечь он чувствует.
Потом, однажды, когда нянюшка мыла Уту, а я наблюдала за ними, старая женщина сказала:
— У нее будут сильные ножки. Маргарита говорила, что если родится мальчик, то будет таким же сильным и высоким, как отец.
Я была изумлена, что няня знает больше, чем я, и спросила:
— Маргарита называла имя отца Уты? Няня удивленно посмотрела на меня.
— Конечно, — сказала она. — Она постоянно говорила о нем, бедное дитя. Она так долго сдерживалась, что потом не могла остановиться. Если бы вы были дома, все бы сложилось иначе. Маргарита боялась хозяина и прятала свое горе, но оно не давало ей ни минуты покоя.
— Горе? — переспросила я. — Потому что он оставил ее?
— Да, оставил, — ответила няня, не уловив смысла моих слов. — Я говорила Маргарите, что любимцы
Бога умирают молодыми. Я доказывала ей, что он счастлив в раю и будет радоваться ей и ребенку.
— Значит, он умер? — сказала я. — Я этого не знала.
Няня вытащила Уту из ванночки, посадила на колени, а потом взглянула на меня.
— Вы хотите сказать, мадам, что не знаете имя мужа Маргариты?
— Мужа?! — воскликнула я. — Если бы он женился на ней, я бы не задавала такого вопроса!
— Помилуй вас Господь! — воскликнула няня. — Я и предположить не могла, что вы не знаете. Маргарита сказала, что не открылась отцу, что вы злитесь на нее, и поэтому она уехала. Она ничего не рассказала о ваших подозрениях. Разве можно было думать плохо о такой милой девушке, как Маргарита?!
Я разрыдалась, и тогда нянюшка открыла мне правду.Маргарита и Эндрю тайно поженились. У нее всегда было предчувствие, что он может погибнуть. Они страстно любили друг друга, и Эндрю не раз намеревался пойти к отцу и рассказать правду. Маргарита понимала, что отец не захочет даже слушать о браке и не согласится на него до совершеннолетия. Я сбежала с ним очень молодой, поэтому Николас считал, что девушка должна повзрослеть, прежде чем решить свою судьбу.
— Нам повезло, — обычно говорил он. — Но все могло быть и по-другому. Ты была бы несчастна и потеряла бы все из-за человека, который не стоил тебя.
Маргарита не сомневалась, что ей не удастся убедить отца, а я была в Париже. Наверное, Эндрю уговорил ее тайно пожениться. Он всегда обожал приключения, опасности доставляли ему радость.
— Это справедливо, — согласился Хуго. — Эндрю делал только то, что ему запрещали.
— По швейцарским законам наличие собственности дает право стать гражданином страны, — продолжила мадам Киндши, — но Маргарита еще не достигла совершеннолетия, и требовалось разрешение родителей или опекунов. Однако Эндрю умел преодолевать препятствия, — она улыбнулась. — У
меня лежит свидетельство о рождении Маргариты. Год рождения в нем очень аккуратно подделан. Они поженились в Берне 6 января. Вся процедура заняла несколько часов, и молодые, как ни в чем не бывало, вернулись домой.
Думаю, они встречались в доме Эндрю, а может быть, и у нас, когда Николас отсутствовал. Я могу только догадываться, но уверена, что они были безумно счастливы в украденные часы, и отчаянно боролись за свою любовь.
А потом Эндрю погиб. Могу представить, как горевала дочь, узнав об этом. В то время мужа дома не было. Когда он вернулся, она, должно быть, собрала все сипы и внешне выглядела спокойно, хотя он заметил ее подавленное состояние. Наверное, Маргарита прошла через ад, узнав, что стала вдовой и ждет ребенка.
Именно это заставило дочь бежать, а я жестоко осудила ее за преступление, которого она никогда не совершала. Даже сейчас мне больно думать об этом.
— Не стоит упрекать себя, — сказал Хуго. — Мы много повидали, а поэтому готовы верить в худшее.
Мадам Киндши подняла на него взгляд.
— Вас тоже посетили такие мысли?
— Да, когда я увидел кольцо Эндрю и Ута сказала мне, что оно принадлежит ее отцу.
— Боюсь, что многие подумали бы так же, — сказала она.
— Но все же, мне хотелось бы знать, — продолжил Хуго, — почему вы не связались с семьей Эндрю? Неужели вы не знали, что он очень богат?
— Это не имело значения, — ответила мадам Киндши. — Когда муж узнал правду, он так и не смог простить Эндрю. Николас винил не Маргариту, а себя за то, что недосмотрел. Он так же строго воспитал Уту, как когда-то нашу дочь.
— Но она — ребенок Эндрю, — спокойно возразил Хуго.
— Конечно, нужно было оповестить его родственников, но я шесть месяцев не знала правды, а потом еще полгода раздумывала, как поступить. В тридцать восьмом году начался мюнхенский кризис, все ожидали войны, и мне казалось, что с нами Ута будет в
большей безопасности. Все события того года убедили меня в этом.
В тридцать девятом началась война. Уте тогда было только два с половиной. Я решила, что не стоит беспокоить родственников Эндрю, пока все не закончится. Я считала Уту только нашей.
В 1945-м ей исполнилось девять. Она росла счастливым ребенком, живя с нами. Муж собирался уйти на пенсию, и мы переехали в дом неподалеку от Санкт-Морица, где он когда-то родился.
— А как же Ута? — спросил Хуго.
— Что вы имеете в виду?
— Вы подумали о ней? О той жизни, которая прошла мимо. О том положении, которое досталось ей по рождению? Дело не только в богатстве. Отец Эндрю занимал высокий пост в Англии, и Ута могла бы расти с девочками своего класса. Она бы встречалась с людьми, ходила на вечеринки, поступала так же, как ее сверстницы.
— Знаю, — ответила мадам Киндши. — Меня воспитывали так же. Но я была более счастлива с мужем, нежели с теми, кого вы называете «классом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52