Альбина хотела мне что-то на это сказать, но я перебил:
- Их смерть - мистификация. Умирать там уже нечему.
- Сердца у тебя нет, - все же ввернула ведьма.
Она была не права, сердце у меня есть, просто никогда не ношу его с собой. Если имеется в виду, конечно, настоящее драконье сердце, а не тот бесхитростный насос в моей груди, который бесперебойно качает черную кровь. Но спорить я с Альбиной не стал, сунул пистолет в кобуру и рванул к административному зданию.
Сначала осмотрел девушку. Никаких признаков жизни она уже не подавала. Пощупал для очистки совести артерию - глухо. Ее партнеры по карточной игре также были мертвы: одному пуля попала между глаз, второму - в сердце. Дышал только здоровяк. И то через раз. Я разорвал на нем окровавленную рубашку и убедился, что ловить тут нечего. Не жилец. Без вариантов. Три пули вошли в грудь и две - в живот. Кровь хлестала из всех дыр, и вместе с этой горячей алой жидкостью из парня быстро уходила жизнь. Именно жизнь. Она самая. Какая-никакая, а все-таки. Несуразная, шалопутная, исковерканная, но в которой тем не менее было место фильмам Такеши Китано, а значит, и надежде когда-нибудь выбраться на тот волшебный луг, где много света и одуванчиков.
Над левым соском умирающего парня чернела татуировка в виде дракона. Меня это почему-то не удивило, воспринял как должное. Нарисованный дракон походил на дракона с обложки альбома «Dragons Flight» гонконгской группы «Gene». Был таким же худым и изящным. Только не красным, а черным.
Тем временем зрачки у парня стали закатываться и он начал уходить. Я отвел глаза, чтобы не мешать (свидание со смертью - дело интимное), и мой взгляд упал на простреленный экран DVD-проигрывателя. До меня дошло, что здоровяк так и не успел досмотреть фильм о Слепом Ичи. Я решил рассказать, чем там все завершилось. Счел необходимым.
- Слышишь, брат, - сказал я, положив ладонь на залитого кровью дракона. - Не переживай. Все закончилось как надо: Слепой Ичи спас всех тех, кого не убил.
Парень перестал хрипеть, облегченно вздохнул и умер.
Я с грустью подумал: еще один.
И закрыл ему веки.
В этот миг в комнату вошла Альбина и, с интересом оглядев место побоища, присвистнула:
- Славно погуляли! - А потом объяснила, из-за чего, по ее мнению, вышло все это ужасное гасилово: - Кокс был только в первом слое.
- А что баксы? - спросил я, подумав, что она наверняка покопалась и в другой укладке.
Я угадал.
- Такая же ерунда, - ответила ведьма. - Ребята друг друга стоили.
- Не тебе решать, кто сколько стоит.
- А кому? Тебе?
Я ничего не ответил. Пустое. Но ведьма и не ждала от меня ответа. Она уже прохаживалась по комнате, старательно обходя лужи. К чему-то принюхалась, к чему-то прислушалась, что-то пощупала, а потом сообщила со знанием дела:
- Можем уйти, пока кровь не свернулась.
И сразу взялась за работу: быстро сдвинула стол в сторону, сорвала с окна занавеску, свернула ее в куль и, промокая в крови, которой было вдоволь, начертила посреди комнаты огромную звезду. Заключая звезду в обязательный круг (как водится у ведьм, рисуя его против часовой стрелки), прикрикнула:
- Чего столбом стоишь, дракон? Собери амулеты!
- Какие амулеты? - поначалу не сообразил я, но ведьма так посмотрела, что до меня сразу дошло: - А-а, ты про кресты.
Только двое оказались православными. У девушки на цепочке висела иудейская звезда, а на здоровяке вообще ничего не было. Видать, был по жизни стихийным даосом.
- Звезду Давида брать? - уточнил я у ведьмы.
- Бабушка учила водку не мешать с портвейном, - быстро ответила Альбина. Сбогохульничала, конечно. Но что с нее взять? Ведьма же.
Закончив с кругом, она посетовала:
- Плохо, что свечей нет. - Потом махнула рукой, дескать, ладно, и так сойдет, затянула меня в центр пентаграммы. Прижалась ко мне и велела: - Начинай.
Оглядев кабинет, я подумал: менты наверняка решат, что произошло ритуальное убийство.
- Ну, давай же! - поторопила Альбина.
Я кивнул, взял ее правую руку в свою левую, щелкнул зажигалкой, украшенной цитатами из «Dragon rouge» великого Гримуара, и зашептал то, что, как мне казалось, поможет войти нам в транс:
Баба Нах и дед Пихто.
Трепыханье фитиля.
Ты - никто, и я - никто.
Дыма мертвая петля.
Ты - ничто, и я - ничто.
Сумма лиц и сумма дат.
Здесь «уже», а там «еще».
Здесь ты «под», а там я «над».
«А-а-ад!» - гулко ответило непонятно откуда взявшееся эхо, ведьма схватила меня свободной рукой за плечо, впилась когтями в кожу, закрыла глаза и с неведомою мне доселе неистовостью трижды прокричала:
- Hic locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae! Hic locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae! Hic locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae!
От ее криков под потолком замерцала, ярко вспыхнула, а потом взорвалась лампочка. Но темнее в комнате стало не намного: дрожащий огонек зажигалки, а также тусклый свет фонаря, льющийся из разбитого окна, не дали ей погрузиться в темноту. А когда пришло время (точнее сказать - когда оно перестало существовать), комнату и вовсе залило светом, закипела, отдавая Силу, пролитая кровь, завибрировал составленный нами Контур, и Запредельное стало затягивать нас. Можно сказать, что затягивать. А можно сказать, что оно на нас обрушивалось. Впрочем, разницы никакой.
Тени теней - это последнее, что я увидел. Насильно лишенные материальной субстанции души метались по комнате, пытаясь вырваться на волю, но не имея до поры до времени такой возможности.
«Юные авиаторы», успел подумать я, прежде чем океан света поглотил нас окончательно.
ГЛАВА 10
Запредельное выплюнуло нас туда, куда мы так слезно просились - в квартиру Альбины. Просили - пожалуйста. Нате вам. Будто никуда и не улетали. Только голова болела так, будто мозг разбух раза в три и перестал помещаться в черепной коробке. Да еще ступни ног горели от заноз и ссадин.
Ведьма, легко справившись с испорченным замком, двинула в душ, а я схватил со столика бутылку и высосал прямо из «горла» все, что там еще оставалось. Когда анжуйское расползлось по венам, заметно полегчало. Разминаясь, я выполнил несколько корявых гимнастических движений, подошел к окну и раздвинул шторы. В комнату хлынул свет.
Уже утро? - изумился я и глянул на часы. Нет, не утро. Вечер. Семнадцать десять. Мы отсутствовали ровно семь минут. Я пересчитал часовые пояса, вышла какая-то ересь: тамошняя глубокая ночь никак не накладывалась на наш ранний вечер. Объяснить этот подвох я мог только тем, что лес, в котором мы только что куролесили, высажен не на нашем лоскуте Пределов. Только этим.
Меня это обстоятельство, признаться, не удивило: чего только на свете не бывает, бывает даже то, чего в принципе не может быть. Поражало другое. Оказывается, в границах других лоскутов тоже существуют фильмы Такеши Китано. Вот Это вот действительно поражало. Впрочем, тут же подумал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105