В такие дни кто-то из нас двоих подменяет воина, а второй бродит с ним по городу. Одного его отпускать нельзя - чуть что, сразу лезет в драку, а в драке он страшен, себя не помнит.
А все оттого, что Вуанг относится к людям с подозрением. Он изначально считает всякого человека дурным и только потом, по ходу дела, разбирается, достоин ли этот человек уважения.
Ашгарр, напротив, будучи романтиком, относится к людям благожелательно. Мне иногда кажется, что он считает людей драконами, позабывшими, что они драконы. Всякого нового человека он склонен считать априори хорошим и авансом наделяет благородными качествами. Оттого-то так часто и разочаровывается.
Ну а я, нагон Хонгль, отношусь к людям так, как сами люди относятся к душевнобольным, - со смесью сочувствия, снисхождения и настороженности. Присматриваясь к новому человеку, я стараюсь понять, кто передо мной - безобидный божий одуванчик, просто слабонервный или буйнопомешанный. С бешеными и клиническими идиотами не вожусь, а с остальными веду себя ровно: к их недостаткам подхожу с пониманием, а к достоинствам - с уважением. Относись я по-другому, не смог бы с ними ужиться. А если бы не смог ужиться, не смог бы с ними работать. А если бы не смог работать, тогда бы дракон Вуанг-Ашгарр-Хонгль сдох бы с голоду. Просто-напросто сдох. Натуральным образом.
И это не шутка, это суровая реальность.
Дело в том, что за охрану Вещи Без Названия нам не платят, поэтому хочешь не хочешь, а работать нужно, причем не только за себя, но еще за двоих. Такие вот пироги с курагой.
То, что мы не берем с Большого Совета ни копейки, вовсе не означает того, что служим задарма. Просто мы выторговали нечто большее, чем деньги, и это «нечто большее» называется красивым словом «независимость». Это факт: возложив на себя исполнение долга по охране Вещи, драконы раз и навсегда вывели себя из-под компетенции Советов. И Черного - Великого круга пятиконечного трона. И Белого - Большого собрания несущих Дар во благо. И Великого - Предельного съезда сыновей седьмого сына. Ни один из этих Советов нам больше не указ. С той самой секунды, как наблюдатель от драконов Хмонг-Зойкуц-Эрль, пресветлый примиритель Ойкм и претемный усмиритель Жан Калишер одновременно произнесли «Да будет так», драконы (не только Стражи - все) стали абсолютно свободными в плане реализации своих магических талантов.
Вообще-то, положа руку на сердце, мы и раньше не особо подчинялись Советам, точнее сказать, совсем не подчинялись, но. постоянно ощущали с их стороны жесткий прессинг. Нам то и дело говорили: «Да, господа, любезные, вы не люди, вы драконы, но вы маги, причем поголовно, так что будьте любезны». И предъявляли разумные аргументы, почему должно поступать так, а не иначе. Мы же в ответ упрямо заявляли: «Да, мы маги, но мы не люди, так что отвалите от нас со своим общим аршином». И, не желая быть ручными, жили по своим правилам, без какой либо оглядки на мнение регуляторов колдовского мира.
Ни к чему хорошему такое положение дел не приводило. Излишняя подозрительность со стороны магов-людей выливалась в постоянные инсинуации. Когда по частной инициативе, когда реализуя решения своих собраний, но они постоянно чинили нам всяческие козни. Ну и за нами, конечно, не ржавело. И тянулось вся эта бодяга веками. Но теперь-то - слава Силе! - все вопросы на этот счет сняты. В этом и заключается наш гешефт, бакшиш и форшмак.
Пока я принимал душ, Ашгарр зажарил десяток яиц на сале и по-мужски крупными ломтями порубил в салат огурцы-помидоры.
- Водки дай, - попросил я, когда он выставил сковороду на стол. - Или, знаешь, лучше горилки. Она под шкварки лучше ляжет.
- Сегодня, между прочим, и часа не проходило, чтобы ты не поддал, - выразил мне свое фи Ашгарр.
- Ты что мне, мама? - возмутился я.
Он напомнил:
- Я тебе не мама. Я тебе ты. А ты мне я.
- И что с того?
- Да ничего, просто в Ночь Полета у нас одна печень на всех.
- Не ной, я почищусь маслом расторопши.
Ашгарр ехидно хмыкнул, но бутылку из бара все-таки вытащил. Почему-то - рома.
- Отчего так затейливо? - удивился я. - Не слишком ли эклектично - ром и жареное сало?
- Я говорю тебе: Сибирь и этот иней где-то инде… - выставив бутылку на стол, начал он.
- Вот ром ямайский, как имбирь, как лихорадка желтых Индий, - закончил я строфу.
После чего налил и выпил.
- Ты, Хонгль, натуральный алкоголик, - глядя на меня, поморщился Ашгарр.
- Это на меня так наш город действует, - неожиданно придумал я для себя свежее оправдание.
- При чем тут город?
- Как это при чем? Есть города, в которых пить не тянет, а есть такие, где нельзя не пить.
- Ой ли? - не поверил Ашгарр.
- Точно говорю, - проглотив прожеванное, сказал я. - Привести пример?
- Давай.
- Балабанова режиссера знаешь?
- Ну.
- После второго «Брата» затеял снять боевик с рабочим названием «Американец». Это про приключения в Сибири одного залетного америкоса. На главную роль пригласили Майкла Бина. Того самого.
Я посмотрел на Ашгарра - знаешь? Ашгарр пожал плечами, дескать, нет, не знаю. Пришлось напомнить:
- Ну тот Бин, который у Джеймса Кэмерона во всех фильмах играет.
Ашгарр кивнул - вспомнил.
- Так вот, - продолжил я. - В Нью-Йорке отсняли все эпизоды без проблем. В Норильске отсняли. Приехали в город - и все. Майкл запил, начал выпадать из кадра. Помучились парни с ним, помучились - и забили на это дело. Так ни одной сцены и не сделали. Короче говоря, погиб фильм. Не сняли и уже не будут снимать. Никогда. Ушел поезд. - Я подергал за воображаемый шнур. - Ту-ту.
- И вывод?
- Очевидный. Этот город располагает к питию.
- Ерунда. Я-то ничего такого на себе не чувствую.
- Значит, тебе прописан другой город, - нашелся я. - И возможно, в том, твоем городе мы с Майклом Бином были бы трезвенниками.
- Левые отмазки, - пригвоздил меня к позорному столбу Ашгарр.
Я ничего не ответил, сосредоточился на харче, но через время стал краем глаза наблюдать за своим собратом. Его явно что-то мучило. И по лицу было видно, и так, через флюиды, ощущалось. Но я прежде - эгоизм, конечно, и душевная черствость, да и уж больно голод терзал - прикончил глазунью, вычистил дно сковородки коркой и выхлебал сок со сметаной из салатницы, только потом спросил:
- Чего мнешься?
- Да так, ничего, - ответил Ашгарр и отвел глаза.
- Чую, новый шедевр изваял?
- Угадал.
- Не терпится предъявить релиз на суд?
Он скромно промолчал, лишь плечами пожал.
- Не жмись, неси искусство в широкие массы, - подбодрил я.
Несколько лет назад Ашгарру пришла в голову мысль, что стихоплетством под гитару, которым он занимается для себя пару веков, можно зарабатывать деньги. Поначалу попробовал выступать в клубах, практикующих живую музыку, но больших денег ему-мне-нам это не принесло. Но вот как-то раз пронырливый Кика свел его с правильными людьми, а те - с одним неглупым (когда-то местным, а ныне столичным) продюсером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
А все оттого, что Вуанг относится к людям с подозрением. Он изначально считает всякого человека дурным и только потом, по ходу дела, разбирается, достоин ли этот человек уважения.
Ашгарр, напротив, будучи романтиком, относится к людям благожелательно. Мне иногда кажется, что он считает людей драконами, позабывшими, что они драконы. Всякого нового человека он склонен считать априори хорошим и авансом наделяет благородными качествами. Оттого-то так часто и разочаровывается.
Ну а я, нагон Хонгль, отношусь к людям так, как сами люди относятся к душевнобольным, - со смесью сочувствия, снисхождения и настороженности. Присматриваясь к новому человеку, я стараюсь понять, кто передо мной - безобидный божий одуванчик, просто слабонервный или буйнопомешанный. С бешеными и клиническими идиотами не вожусь, а с остальными веду себя ровно: к их недостаткам подхожу с пониманием, а к достоинствам - с уважением. Относись я по-другому, не смог бы с ними ужиться. А если бы не смог ужиться, не смог бы с ними работать. А если бы не смог работать, тогда бы дракон Вуанг-Ашгарр-Хонгль сдох бы с голоду. Просто-напросто сдох. Натуральным образом.
И это не шутка, это суровая реальность.
Дело в том, что за охрану Вещи Без Названия нам не платят, поэтому хочешь не хочешь, а работать нужно, причем не только за себя, но еще за двоих. Такие вот пироги с курагой.
То, что мы не берем с Большого Совета ни копейки, вовсе не означает того, что служим задарма. Просто мы выторговали нечто большее, чем деньги, и это «нечто большее» называется красивым словом «независимость». Это факт: возложив на себя исполнение долга по охране Вещи, драконы раз и навсегда вывели себя из-под компетенции Советов. И Черного - Великого круга пятиконечного трона. И Белого - Большого собрания несущих Дар во благо. И Великого - Предельного съезда сыновей седьмого сына. Ни один из этих Советов нам больше не указ. С той самой секунды, как наблюдатель от драконов Хмонг-Зойкуц-Эрль, пресветлый примиритель Ойкм и претемный усмиритель Жан Калишер одновременно произнесли «Да будет так», драконы (не только Стражи - все) стали абсолютно свободными в плане реализации своих магических талантов.
Вообще-то, положа руку на сердце, мы и раньше не особо подчинялись Советам, точнее сказать, совсем не подчинялись, но. постоянно ощущали с их стороны жесткий прессинг. Нам то и дело говорили: «Да, господа, любезные, вы не люди, вы драконы, но вы маги, причем поголовно, так что будьте любезны». И предъявляли разумные аргументы, почему должно поступать так, а не иначе. Мы же в ответ упрямо заявляли: «Да, мы маги, но мы не люди, так что отвалите от нас со своим общим аршином». И, не желая быть ручными, жили по своим правилам, без какой либо оглядки на мнение регуляторов колдовского мира.
Ни к чему хорошему такое положение дел не приводило. Излишняя подозрительность со стороны магов-людей выливалась в постоянные инсинуации. Когда по частной инициативе, когда реализуя решения своих собраний, но они постоянно чинили нам всяческие козни. Ну и за нами, конечно, не ржавело. И тянулось вся эта бодяга веками. Но теперь-то - слава Силе! - все вопросы на этот счет сняты. В этом и заключается наш гешефт, бакшиш и форшмак.
Пока я принимал душ, Ашгарр зажарил десяток яиц на сале и по-мужски крупными ломтями порубил в салат огурцы-помидоры.
- Водки дай, - попросил я, когда он выставил сковороду на стол. - Или, знаешь, лучше горилки. Она под шкварки лучше ляжет.
- Сегодня, между прочим, и часа не проходило, чтобы ты не поддал, - выразил мне свое фи Ашгарр.
- Ты что мне, мама? - возмутился я.
Он напомнил:
- Я тебе не мама. Я тебе ты. А ты мне я.
- И что с того?
- Да ничего, просто в Ночь Полета у нас одна печень на всех.
- Не ной, я почищусь маслом расторопши.
Ашгарр ехидно хмыкнул, но бутылку из бара все-таки вытащил. Почему-то - рома.
- Отчего так затейливо? - удивился я. - Не слишком ли эклектично - ром и жареное сало?
- Я говорю тебе: Сибирь и этот иней где-то инде… - выставив бутылку на стол, начал он.
- Вот ром ямайский, как имбирь, как лихорадка желтых Индий, - закончил я строфу.
После чего налил и выпил.
- Ты, Хонгль, натуральный алкоголик, - глядя на меня, поморщился Ашгарр.
- Это на меня так наш город действует, - неожиданно придумал я для себя свежее оправдание.
- При чем тут город?
- Как это при чем? Есть города, в которых пить не тянет, а есть такие, где нельзя не пить.
- Ой ли? - не поверил Ашгарр.
- Точно говорю, - проглотив прожеванное, сказал я. - Привести пример?
- Давай.
- Балабанова режиссера знаешь?
- Ну.
- После второго «Брата» затеял снять боевик с рабочим названием «Американец». Это про приключения в Сибири одного залетного америкоса. На главную роль пригласили Майкла Бина. Того самого.
Я посмотрел на Ашгарра - знаешь? Ашгарр пожал плечами, дескать, нет, не знаю. Пришлось напомнить:
- Ну тот Бин, который у Джеймса Кэмерона во всех фильмах играет.
Ашгарр кивнул - вспомнил.
- Так вот, - продолжил я. - В Нью-Йорке отсняли все эпизоды без проблем. В Норильске отсняли. Приехали в город - и все. Майкл запил, начал выпадать из кадра. Помучились парни с ним, помучились - и забили на это дело. Так ни одной сцены и не сделали. Короче говоря, погиб фильм. Не сняли и уже не будут снимать. Никогда. Ушел поезд. - Я подергал за воображаемый шнур. - Ту-ту.
- И вывод?
- Очевидный. Этот город располагает к питию.
- Ерунда. Я-то ничего такого на себе не чувствую.
- Значит, тебе прописан другой город, - нашелся я. - И возможно, в том, твоем городе мы с Майклом Бином были бы трезвенниками.
- Левые отмазки, - пригвоздил меня к позорному столбу Ашгарр.
Я ничего не ответил, сосредоточился на харче, но через время стал краем глаза наблюдать за своим собратом. Его явно что-то мучило. И по лицу было видно, и так, через флюиды, ощущалось. Но я прежде - эгоизм, конечно, и душевная черствость, да и уж больно голод терзал - прикончил глазунью, вычистил дно сковородки коркой и выхлебал сок со сметаной из салатницы, только потом спросил:
- Чего мнешься?
- Да так, ничего, - ответил Ашгарр и отвел глаза.
- Чую, новый шедевр изваял?
- Угадал.
- Не терпится предъявить релиз на суд?
Он скромно промолчал, лишь плечами пожал.
- Не жмись, неси искусство в широкие массы, - подбодрил я.
Несколько лет назад Ашгарру пришла в голову мысль, что стихоплетством под гитару, которым он занимается для себя пару веков, можно зарабатывать деньги. Поначалу попробовал выступать в клубах, практикующих живую музыку, но больших денег ему-мне-нам это не принесло. Но вот как-то раз пронырливый Кика свел его с правильными людьми, а те - с одним неглупым (когда-то местным, а ныне столичным) продюсером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105