У него самая богатая коллекция в городе. Как тот нож увидел, так аж затрясся весь. У него в июле какой-то супер-пупер кинжал стырили, ходил сам не свой, а тут такая находка в утешение. Схватил, глаза горят… Если бы не он, глядишь - и не случилось бы ничего. А так - он взял, ну и мы все потянулись. Он - нож, я - бубен, Лешка Пущин - кристалл, Тарасов…
Я прервал его:
- Что за кристалл?
- Большой такой кристалл кварца. Очень чистый.
- Шестигранный?
- Вроде.
Я кивнул. Такой предмет Силы мне был известен. Называется Кристаллом Всех Мер и считается одним из самых могучих артефактов, поскольку его материальная и духовная природа едины. Некоторые маги на полном серьезе называют его «живым камнем». Перебарщивают, конечно, но что-то в этом есть. Знаю, что иные шаманы натирают кристаллами кожу перед камланием. Иногда кладут в воду и пьют ее, после чего обретают способность видеть прошлое и будущее. А еще они с помощью кварцевого кристалла ловят образ чужого лица и раскрывают подлинное имя человека. Между прочим, Шар Фатума, который используют современные колдуны и маги, - это не что иное, как полированный потомок старого шаманского кристалла.
- Все мне теперь ясно, - сказал я. - Нигматулин нож стащил, ты - бубен, Пущин - кристалл, а Тарасов - серьги.
- Вы сказали «серьги»? - удивился Домбровский.
- Да, я сказал «серьги».
- Откуда знаете?
- Оттуда. А что, ошибаюсь?
- Нет-нет, все так. Пашка действительно серьги взял. И еще маску. Омерзительную такую маску.
- Морда какого-нибудь зверя?
- Да там не понять, но беременным я бы не советовал на нее смотреть. Во избежание преждевременных родов.
- Такая безобразная?
- Жуткая просто. И эта вот жуть снилась мне постоянно. Только во сне это вовсе не маска была, а живое лицо.
После этих своих слов Домбровский широко перекрестился.
- А не надо было красть чужое, - назидательно заметил я.
- Кто же знал.
- Сказано же было старшими: «Не укради». Старших надо слушаться.
- Но ведь…
- Что?
- Он же, в смысле она… Она же мертвая была. Тетка эта.
- А какая, собственно, разница?
- Ну не знаю… Одно дело у живых что-нибудь тиснуть, другое…
- У мертвых тем более ничего воровать нельзя. Ни вещи, ни славу. Мертвые очень обидчивы, особенно те из них, которые чародеи и воины. Потревожишь мертвого чародея - если не жизнь, то здоровье потеряешь. Опрокинешь бронзового солдата - покоя лишишься. Это в лучшем случае. В худшем - совести. Как считаешь, хорошо оно - жить бессовестным поганцем?
Не дожидаясь ответа, я сунул бубен под мышку и двинул на выход.
- Что мне дальше-то делать? - спросил Домбровский, не отставая от меня ни на шаг.
- Ничего тебе уже не нужно делать, - кинул я ему через плечо. - Для тебя все уже кончено. Я перевел все стрелки на себя.
- А что с вами будет?
- Не бойся, выкручусь.
- А с оберегом что делать?
Это он правильно вспомнил, я обернулся и приказал:
- Гони сюда.
Он с трудом стянул перстень с распухшего пальца. Оберег был совершенно пустым. Видимо, вся его Сила ушла на то, чтобы сбить траекторию железобетонной плиты. Какой бы ни была истинная причина падения плиты, но оберег честно сделал свое дело и потух.
Когда я бросил артефакт в карман, там тихо звякнуло. Это дали о себе знать монеты, собранные по памятным местам города. Вытащив обе, я показал их Домбровскому и полюбопытствовал (не ради праздного интереса, конечно, а чтобы все точки над «ё» расставить):
- Бросали в могилу?
- Да-а-а, - удивленно протянул он. - Откуда знаешь… те?
- А какого?.. - пропустив его вопрос мимо ушей, спросил я. - В смысле - зачем?
- Пашка сказал, что нужно что-нибудь взамен оставить. Начали шарить по карманам. Я в батиной штормовке был. Знаете, такая, стройотрядовская. В кармане и нашел копейки. Батя, видать, когда-то наменял для таксофона и забыл. Это что, те самые?
- Думаю, да.
- А откуда они у тебя… вас?
- Это неважно. Важно другое. Важно то, что я тебе сейчас скажу. Я скажу, а ты на носу зарубишь.
Он нахмурил лоб, пытаясь сосредоточиться, а я ткнул ему пальцем в грудь и тихо-тихо, но в то же время очень увесисто произнес:
- Если рассудок и жизнь дороги, держись подальше от торфяных болот. Ты понимаешь, о чем я?
Он выдержал долгую паузу, но потом все же кивнул.
- И вот что еще, - продолжил я. - Никому и никогда не рассказывай об этой истории. Никогда и никому. Расскажешь - все равно никто не поверит, а ты сумасшедшим прослывешь.
- Почему это не поверят? - пожал он плечами. Тут я показал ему кулак. Домбровский оценил его размер и промямлил: - Ну, допустим, буду молчать. Все равно кто-нибудь сообразит, что парни неслучайно один за другим погибли. А сообразит - вопросы начнет задавать.
- А ты не отвечай, - прибавив в голосе металла, сказал я. - Погибли и погибли. А что разом, так то совпадение. И никаких доказательств нет тому, что это не случайность. Одного сердце подвело, другой Шумахера из себя корчил, а третий… А третьего псы загрызли. Жил на отшибе, столкнулся со стаей, загрызли. Бывает. Сплошь и рядом. А потом, есть и еще одно обстоятельство, из-за которого ты не должен афишировать эту историю.
- Какое?
- Запредельное.
Для него это слово значило совсем не то, что для меня, но я произнес его таким голосом, что клиент проникся.
- Ладно, Егор Владимирович, - чуть ли не шепотом сказал он, - я все понял. Буду молчать. Могила. - Обронив это опасное словечко, он вздрогнул и тут же исправился: - Буду нем как рыба. - А потом уставился на уплывающий артефакт и спросил с неимоверной тоской: - Что, бубен у себя оставите? Или как?
- Или как, - ответил я, ободряюще похлопав его по плечу.
Когда я щелкнул замком, Домбровский попытался ударить меня бутылкой. К его несчастью (а вернее - к счастью), я ожидал нападения. Чуть сдвинулся, и бутылка прошла мимо головы. В следующую секунду паренек оказался на полу с разбитым лицом. Пожелав ему удачи, я вышел на лестничную площадку.
Пока поднимался лифт, я думал о том, как же нелегко сейчас бедолаге. Ему и спастись хочется, и со штуковиной, расширяющей горизонты сознания, расстаться - моя пре-е-елесть - невмоготу. Беда просто. Просто беда.
И вспомнился мне на этот счет один бородатый анекдот.
Там так.
Стук в дверь. «Это вы Изю из проруби вытащили?» «Я». «А где таки его шапочка?»
И тут так.
ГЛАВА 16
Телефон ожил в тот миг, когда я проезжал в тарахтящем лифте третий этаж.
- Тугарин? - спросил смутно знакомый мужской голос.
- Он самый, - ответил я.
- Девчонку назад получить хочешь?
- Есть такое дело.
- Терминалы за Батарейной знаешь?
- Найду.
- Подъезжай к пятой площадке.
Я успел уточнить:
- Когда?
- Сейчас, - ответил незнакомец, после чего отключился.
Гнал я к месту «стрелки», не разбирая светофоров. Гнал и орал во все горло старую «ковбойскую» песню:
- Хорошо в степи скакать, свежим воздухом дышать, лучше прерий места в мире не найти!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Я прервал его:
- Что за кристалл?
- Большой такой кристалл кварца. Очень чистый.
- Шестигранный?
- Вроде.
Я кивнул. Такой предмет Силы мне был известен. Называется Кристаллом Всех Мер и считается одним из самых могучих артефактов, поскольку его материальная и духовная природа едины. Некоторые маги на полном серьезе называют его «живым камнем». Перебарщивают, конечно, но что-то в этом есть. Знаю, что иные шаманы натирают кристаллами кожу перед камланием. Иногда кладут в воду и пьют ее, после чего обретают способность видеть прошлое и будущее. А еще они с помощью кварцевого кристалла ловят образ чужого лица и раскрывают подлинное имя человека. Между прочим, Шар Фатума, который используют современные колдуны и маги, - это не что иное, как полированный потомок старого шаманского кристалла.
- Все мне теперь ясно, - сказал я. - Нигматулин нож стащил, ты - бубен, Пущин - кристалл, а Тарасов - серьги.
- Вы сказали «серьги»? - удивился Домбровский.
- Да, я сказал «серьги».
- Откуда знаете?
- Оттуда. А что, ошибаюсь?
- Нет-нет, все так. Пашка действительно серьги взял. И еще маску. Омерзительную такую маску.
- Морда какого-нибудь зверя?
- Да там не понять, но беременным я бы не советовал на нее смотреть. Во избежание преждевременных родов.
- Такая безобразная?
- Жуткая просто. И эта вот жуть снилась мне постоянно. Только во сне это вовсе не маска была, а живое лицо.
После этих своих слов Домбровский широко перекрестился.
- А не надо было красть чужое, - назидательно заметил я.
- Кто же знал.
- Сказано же было старшими: «Не укради». Старших надо слушаться.
- Но ведь…
- Что?
- Он же, в смысле она… Она же мертвая была. Тетка эта.
- А какая, собственно, разница?
- Ну не знаю… Одно дело у живых что-нибудь тиснуть, другое…
- У мертвых тем более ничего воровать нельзя. Ни вещи, ни славу. Мертвые очень обидчивы, особенно те из них, которые чародеи и воины. Потревожишь мертвого чародея - если не жизнь, то здоровье потеряешь. Опрокинешь бронзового солдата - покоя лишишься. Это в лучшем случае. В худшем - совести. Как считаешь, хорошо оно - жить бессовестным поганцем?
Не дожидаясь ответа, я сунул бубен под мышку и двинул на выход.
- Что мне дальше-то делать? - спросил Домбровский, не отставая от меня ни на шаг.
- Ничего тебе уже не нужно делать, - кинул я ему через плечо. - Для тебя все уже кончено. Я перевел все стрелки на себя.
- А что с вами будет?
- Не бойся, выкручусь.
- А с оберегом что делать?
Это он правильно вспомнил, я обернулся и приказал:
- Гони сюда.
Он с трудом стянул перстень с распухшего пальца. Оберег был совершенно пустым. Видимо, вся его Сила ушла на то, чтобы сбить траекторию железобетонной плиты. Какой бы ни была истинная причина падения плиты, но оберег честно сделал свое дело и потух.
Когда я бросил артефакт в карман, там тихо звякнуло. Это дали о себе знать монеты, собранные по памятным местам города. Вытащив обе, я показал их Домбровскому и полюбопытствовал (не ради праздного интереса, конечно, а чтобы все точки над «ё» расставить):
- Бросали в могилу?
- Да-а-а, - удивленно протянул он. - Откуда знаешь… те?
- А какого?.. - пропустив его вопрос мимо ушей, спросил я. - В смысле - зачем?
- Пашка сказал, что нужно что-нибудь взамен оставить. Начали шарить по карманам. Я в батиной штормовке был. Знаете, такая, стройотрядовская. В кармане и нашел копейки. Батя, видать, когда-то наменял для таксофона и забыл. Это что, те самые?
- Думаю, да.
- А откуда они у тебя… вас?
- Это неважно. Важно другое. Важно то, что я тебе сейчас скажу. Я скажу, а ты на носу зарубишь.
Он нахмурил лоб, пытаясь сосредоточиться, а я ткнул ему пальцем в грудь и тихо-тихо, но в то же время очень увесисто произнес:
- Если рассудок и жизнь дороги, держись подальше от торфяных болот. Ты понимаешь, о чем я?
Он выдержал долгую паузу, но потом все же кивнул.
- И вот что еще, - продолжил я. - Никому и никогда не рассказывай об этой истории. Никогда и никому. Расскажешь - все равно никто не поверит, а ты сумасшедшим прослывешь.
- Почему это не поверят? - пожал он плечами. Тут я показал ему кулак. Домбровский оценил его размер и промямлил: - Ну, допустим, буду молчать. Все равно кто-нибудь сообразит, что парни неслучайно один за другим погибли. А сообразит - вопросы начнет задавать.
- А ты не отвечай, - прибавив в голосе металла, сказал я. - Погибли и погибли. А что разом, так то совпадение. И никаких доказательств нет тому, что это не случайность. Одного сердце подвело, другой Шумахера из себя корчил, а третий… А третьего псы загрызли. Жил на отшибе, столкнулся со стаей, загрызли. Бывает. Сплошь и рядом. А потом, есть и еще одно обстоятельство, из-за которого ты не должен афишировать эту историю.
- Какое?
- Запредельное.
Для него это слово значило совсем не то, что для меня, но я произнес его таким голосом, что клиент проникся.
- Ладно, Егор Владимирович, - чуть ли не шепотом сказал он, - я все понял. Буду молчать. Могила. - Обронив это опасное словечко, он вздрогнул и тут же исправился: - Буду нем как рыба. - А потом уставился на уплывающий артефакт и спросил с неимоверной тоской: - Что, бубен у себя оставите? Или как?
- Или как, - ответил я, ободряюще похлопав его по плечу.
Когда я щелкнул замком, Домбровский попытался ударить меня бутылкой. К его несчастью (а вернее - к счастью), я ожидал нападения. Чуть сдвинулся, и бутылка прошла мимо головы. В следующую секунду паренек оказался на полу с разбитым лицом. Пожелав ему удачи, я вышел на лестничную площадку.
Пока поднимался лифт, я думал о том, как же нелегко сейчас бедолаге. Ему и спастись хочется, и со штуковиной, расширяющей горизонты сознания, расстаться - моя пре-е-елесть - невмоготу. Беда просто. Просто беда.
И вспомнился мне на этот счет один бородатый анекдот.
Там так.
Стук в дверь. «Это вы Изю из проруби вытащили?» «Я». «А где таки его шапочка?»
И тут так.
ГЛАВА 16
Телефон ожил в тот миг, когда я проезжал в тарахтящем лифте третий этаж.
- Тугарин? - спросил смутно знакомый мужской голос.
- Он самый, - ответил я.
- Девчонку назад получить хочешь?
- Есть такое дело.
- Терминалы за Батарейной знаешь?
- Найду.
- Подъезжай к пятой площадке.
Я успел уточнить:
- Когда?
- Сейчас, - ответил незнакомец, после чего отключился.
Гнал я к месту «стрелки», не разбирая светофоров. Гнал и орал во все горло старую «ковбойскую» песню:
- Хорошо в степи скакать, свежим воздухом дышать, лучше прерий места в мире не найти!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105