ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Сейф был из дорогих, с кодовым замком, такой Ключом Лао Шаня не вскроешь. Был бы я при Силе - снял бы комбинацию заклинанием и произвел изъятие украденных вещей без шума и понятых. Изъял бы, и на том бы вся эта безобразная история, пожалуй, и закончилось. Но только Силы у меня на данную минуту было по-прежнему ноль целых кроулей и ноль десятых. Даже полученную от Михея Процентщика в качестве аванса и ту истратил. До последней капли.
Оставалось одно - набраться терпения, затаиться и ждать, когда Антонов-Демон явится за артефактами. В том, что должен прийти, теперь не сомневался - без этих предметов Силы провести черную службу невозможно.
Я глянул на часы (было уже четверть девятого), скинул с кресла свернутый в рулон матрас, расположился и начал ждать.
Чтобы ненароком не уснуть, разглядывал плакаты. Вернее, один плакат. Это был креатив времен студенческой революции 1968 года, и там так: по красному полю бредет в пустоту стадо понурых баранов и надпись на французском «Retour a la normale».
«Возвращение к норме», перевел я и усмехнулся.
На самом деле стало смешно. Лидеры «революции троечников» считали обывателей пустоголовыми баранами, но, когда повзрослели, благополучно встроились в ненавистную систему, заняли приличные государственные посты и возглавили стадо. Теперь уже сами посылают войска в депрессивные кварталы разгонять буйных алжирских парней. Разве не смешно?
Смешно и навевает определенные мысли.
Только не суждено мне было развить эти мысли, поскольку Антонов-Демон пришел уже через семь минут. В восемь двадцать две. Я, честно говоря, не ожидал, что все случится так скоро.
Пока он щелкал замками, я успел снять пистолет с предохранителя и отойти к зашторенному окну.
Когда я его увидел, вначале не понял, отчего у него такое прозвище - Демон. В его внешности не было ничего демонического. Среднего роста тридцатилетний мужчина с ранней плешью и невыразительными чертами лица. Лицо, пожалуй, даже какое-то простоватое, не породистое ничуть. Из толпы такое не выделишь, а второй раз встретишь - не узнаешь.
В одежде я тоже никаких претензий на исключительность не заметил: потертые джинсы, серая майка и болотного цвета ветровка.
Человек как человек, ничего особенного.
- Ты кто? - спокойно, ничем не выдав своего удивления, спросил он.
- Тот, кто тебя остановит, - ответил я, поднимая пистолет.
После секундного замешательства он меня поправил:
- Ты труп.
Произнес так, что стало понятно: дай волю - убьет.
Иные буйные носятся с воплями «Поубиваю всех, порешу», и эти вопли истошные только смех вызывают и ничего кроме. А этот вроде тихо сказал, но у меня сразу мурашки по коже пошли. Голос его никак не сочетался с ординарной внешностью, был убедительным и властным. Ладно голос - в глазах, до этого тусклых, будто молния сверкнула. Парень был не так прост. Совсем не прост.
Нет, не зря у него такое прозвище, рассудил я. Ох не зря. Псих в натуре. Маньяк. Такой на самом деле может проникнуться, войти в транс и отбарабанить заклинание на «ять». А уж про то, что потом вытворит, и подумать страшно.
Чтобы скрыть свою озабоченность, я скептически улыбнулся.
- Убьешь, говоришь? Ну-ну. - Затем стер с лица ухмылку и спросил вполне серьезно: - Что, Женя-мальчик, понравилось убивать? Во вкус вошел?
За ним не заржавело.
- Не твое собачье дело, - отмерил он мне.
Вот так вот грубо.
Впрочем, его раздражение можно было понять. Заявилось какое-то чудо незваное, пушкой размахивает, странное говорит. Будешь тут раздражаться. Но только мне его недовольство было до одного места.
- Слушай, ты, несуразное дитя перестройки, а чего ты всех так ненавидишь? - спросил я. - Ты же человек. Тебе дано любить. Почему, вместо того чтобы любить, убиваешь?
Помолчав, он произнес:
- Слабаки и неудачники должны уйти. - Даже скорее не произнес - изрек. И добавил в том же высокомерно-назидательном тоне: - Вот первая заповедь любви.
Я хлопнул себя свободной рукой по лбу:
- А-а, ну да, ну да. Как же это я мог забыть. Ведь Gott ist tot. Бог умер. Теперь ты, Женя-мальчик, будешь у нас вместо Бога. Теперь ты будешь подталкивать падающих, раздавать испытания и снисходительно взирать на простертые к тебе руки. Нравится взирать на простертые руки? Тащишься от этого? А, Женя-мальчик?
- Да пошел ты! - вызверился он. Задело, видать, за живое.
А я, продолжая гнуть свое, запричитал по-стариковски:
- О-хо-хо-хо хо-хо. Еще один зверь, желающий проредить больное стадо, нарисовался. Сколько таких зверюг-сверхчеловеков было на моей памяти, сколько еще будет - не счесть.
- Я первый и последний, - заносчиво и на полном серьезе заявил он.
Совсем-совсем больной, подумал я, а вслух сказал:
- Ага, первый и последний, исключительный. - Потом поправил стволом очки и спросил: - А хочешь, я тебе одну умную вещь скажу?
Он ответил лаконично и зло:
- Обойдусь.
- Все равно скажу. И вот что скажу: пришел в этот мир человеком, ну так и будь человеком. И. вот что еще скажу: усилия надо прилагать не для того, чтобы стать сверхчеловеком, а для того чтобы быть человеком. Понимаешь? Повторяю еще раз для тех, кто в танке: усилия надо прилагать, чтобы оставаться человеком. Хотя бы.
Не знаю, Женя-мальчик, трудно или не трудно быть богом, но знаю точно - человеком быть трудно. Постоянный напряг, ежесекундный выбор, вечно больное тело - все это, надо признать, выдерживать непросто. Прямо скажем - тяжко. Нужно мужество, чтобы сохранить в себе человека. И еще усердие. Не будешь стараться - все, пошел в откат: обратился в недочеловека, в зверушку, каковых и так кругом - не протолкнуться.
После этих слов я сделал паузу и задал себе справедливый вопрос: какого беса я его лечу? Разумного ответа не нашел. Решил: значит, так надо. Переложил пистолет из правой руки в левую и продолжил:
- Такая вот фигня, Женя-мальчик: сверхчеловеком человеку стать не дано, не было таких никогда, нет и не будет, а недочеловеком - запросто. На один миг дал слабину - и готово. Но это еще ладно. Каждый второй человечек до звания «человек» недотягивает. Другое страшно. Страшно, когда свою слабость, свое неумение сохранить себя человек обращает в пагубную страсть возвышения над себе подобными. Это вот действительно страшно. Кстати, Женя-мальчик, твой случай.
Молча выслушав мою тираду, Антонов-Демон снисходительно ухмыльнулся. Дескать, мели-мели, Емеля, пока твоя неделя, но только фуршет в итоге все равно будет на моей улице.
- Думаешь, погубив одного-другого-третьего, станешь сверхчеловеком? - не обращая внимания на его глупую реакцию, спросил я. И резко ударил пистолетом по сгибу своей правой руки. - А вот тебе, Женя-мальчик! Безжалостным человекоподобным роботом ты станешь, а не сверхчеловеком.
Он не сдержался и выкрикнул:
- Посмотрим!
- Лечиться тебе нужно, Женя-мальчик, - констатировал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105