Вожделея подлинности, и пускаются в самообман.
Тем временем в комнату вошел хозяин.
- Так что же вы умыкнули из могилы, любезный Леонид Петрович? - спросил я, не оборачиваясь.
- Ничего я не укым… не умыкал, - сказал упрямец и тут же предложил: - Тяпнете, за упокой души грешной? Лешку мы нашего сегодня… Не успели его, а тут Эдька… головы лишился. Вы только видели бы… Не, лучше этого не видеть. Так я плесну?
Я не удостоил его ответом, переключил телевизор на CMC-викторину и, с ходу отгадав название столицы Бельгии, поинтересовался:
- Леонид Петрович, скажите, вы уже утрясли все свои неотложные дела?
- Какие дела? - не понял он. - Вы о чем?
- Я о том, что вы скоро умрете.
- Умру? - тупо переспросил Домбровский.
- Даже не вопрос, умрете, - подтвердил я. - В принципе, вы уже мертвы. И вы сами это отлично знаете.
- Ну, это мы еще… - начал было он храбро, но вдруг пьяно икнул, всхлипнул и, похлопав меня по плечу, задал извечный русский вопрос: - Что же делать?
- Отдать мне то, что взяли из могилы, - продолжая переключать каналы, вполголоса ответил я. - И как можно скорее.
- Но, блин, я ничего…
Мне это порядком надоело. Бросив пульт на кресло, я с разворота врезал парню в челюсть.
Почему поступил так резко, трудно сказать. Пусть на этот вопрос ответит тот, кто возьмется написать докторскую диссертацию на тему: «Особенности работы сознания дракона в условиях расщепленной индивидуальности». Сам я не отвечу.
Удар вышел на славу: Домбровский рухнул на ламинированный паркет и отключился. Вернее, отключился он, еще падая. Дожидаться, когда придет в себя, я не стал, перешагнул через тело и отправился на кухню. Нашел кастрюлю посолиднее, набрал до краев холодной воды и, вернувшись в комнату, вылил все эти литры Домбровскому на голову.
Холодный душ подействовал на моего подопечного благодатно. Он, словно вынырнувший из полыньи морж, сделал «фр-р-р» и сразу открыл глаза.
- За что? - вполне трезвым голосом задал он справедливый вопрос.
- Сам знаешь, - ответил я, помогая ему подняться.
По-собачьи тряхнув мокрыми волосами, он вяло возмутился:
- И, главное, за свои же деньги.
- Мы договорились мои методы не обсуждать, - напомнил я, протянул ему оброненную бутылку и спросил, оглядывая комнату: - Ну, так и где же это?
Он отхлебнул из горла и, вытерев плечом губы, обескураженно сказал:
- Под диваном.
Давно бы так.
Это был шаманский бубен. Небольшой, яйцевидной формы. Его обод, сделанный из высохшей на пне лиственницы, украшали одиннадцать угловатых выпуклостей. Покрывала обод та же кожа, которой был обтянут и весь инструмент. Ее, судя по всему, содрали с молодого теленка.
С внешней стороны поверхность обтяжки была поделена на три части, каждую из которых заполняли фигурки людей, животных и сказочных чудовищ. Так шаман изобразил все три известных ему мира - Нижний, Срединный и Верхний. А строго посередине древний умелец нарисовал солнце, лучи которого разделяли круг на сектора - владения различных стихий. В центре солнечного диска было вырезано отверстие размером с металлический рубль. Просунув в эту дырку указательный палец, я убедился, что с той стороны он не вышел. Получалось, что бубен, несмотря на всю свою ветхость, находился в работоспособном состоянии.
Выдернув палец, я стер с него иней и поднял глаза на Домбровского:
- Почему скрыть хотел?
Страдалец пожал плечами, подобрал с пола кастрюлю и, зачем-то заглянув в нее, стал рассказывать о том, о чем я его вовсе не спрашивал:
- Вчера вечером один объект инспектировал. Недалеко отсюда, на Софьи Перовской. Так чуть не погиб. Представляете, Егор Владимирович, буквально в двух шагах от меня плита упала. Трос у крана оборвался, и она такая - у-у-у - вниз. И - бенц! Чудом спасся.
Нет, не дано ему было сбить меня с панталыку.
- Чудес на свете не бывает, и плиты просто так ни на кого не падают, - уверил я его и повторил вопрос: - Так почему о бубне сразу не рассказал? Опупел в атаке?
- Если честно, то подсел я на эту штуку, - признался он и тяжко вздохнул.
Я не понял:
- На какую?
- Ну на бубен этот, будь он неладен. Ты… вы… ты в дырочку-то глянь… те.
И я глянул.
Запредельное явило себя вначале непроглядной теменью. Потом медленно, будто нехотя, просочилась из трещинки полоска света - и темнота раскололась, как перезревший арбуз, в который вонзили нож. Из бездонного раскола тут же вывалились разноцветные светящиеся фигуры: треугольники, квадраты, круги, спирали и прочие разные, названия которым с ходу и не подберешь. И завертелось. И закружилось. Заработала машинка, стирающая грани между иллюзией и явью.
Чувствовалось, что фиг от этой штуки просто так оторвешься: завораживает невиданными красками и замысловатой геометрией, затягивает изяществом танца и бойким ритмом, рушит представление о месте и времени. Завораживает, затягивает и лишает воли. Тут Домбровский не соврал. Я дракон - и то с трудом оторвался, каково же человеку, который и без того склонен к эскапизму? А ведь так вот безотрывно посидишь часок - и на неделю в измененное сознание ума впадешь. Даже сомневаться не приходится.
- Как сказала бы моя помощница, портал рулит, - оценил я все увиденное.
Домбровский буквально впился в меня глазами:
- Портал?
- А ты думал? Портал, конечно. Коридор между разными пластами реальности. Через эту вот дырочку шаман и проходит отсюда туда, а потом обратно. Сам-то не пробовал нырять?
- Я-то?!
- Ты-то.
- А что, можно?
- Можно. Но не нужно. Навигация запутанная, иные уходят и не возвращаются.
- А-а-а, - сделал он вид, что врубился, хотя было очевидно - ни черта не понял.
- Значит, говоришь, кайфуешь от созерцания? - безжалостно ковырнул я его рану.
- Прет меня, жутко прет, - стараясь не глядеть на бубен, честно ответил он. - Боюсь, сейчас унесете - ломка начнется.
- А ты не бойся. Переживешь. Переживешь - и дальше жить будешь. В отличие от своих друзей. Кстати, о друзьях. Скажи, почему Нигматулин молчал? Почему ты уперся, мне теперь понятно, но почему он - хоть убей, не пойму. Он-то, в отличие от тебя, пареньком здравомыслящим был.
- Ну да, конечно, - произнес Домбровский с немалой долей сарказма. - Нашли здравомыслящего.
- А что, нет?
- Это он только с виду таким был. На самом деле тоже с тараканами в башке. И еще неизвестно, у кого они были больше - у меня или у него. Пожалуй, у него. Вот такие вот жирные у него были тараканы.
Он показал пальцами какие. Выходило, были величиной с небольшую среднеазиатскую черепаху.
- А поподробнее? - попросил я.
Еще раз приложившись к бутылке, Домбровский кивнул:
- Можно и поподробнее. Дело в том, что Эдька не хотел нож потерять.
- Какой нож? - зацепился я за кончик клубка.
- Ну, он ведь из могилы нож взял, - ответил Домбровский и тут же пояснил: - Эдька с детства холодное оружие собирает… собирал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Тем временем в комнату вошел хозяин.
- Так что же вы умыкнули из могилы, любезный Леонид Петрович? - спросил я, не оборачиваясь.
- Ничего я не укым… не умыкал, - сказал упрямец и тут же предложил: - Тяпнете, за упокой души грешной? Лешку мы нашего сегодня… Не успели его, а тут Эдька… головы лишился. Вы только видели бы… Не, лучше этого не видеть. Так я плесну?
Я не удостоил его ответом, переключил телевизор на CMC-викторину и, с ходу отгадав название столицы Бельгии, поинтересовался:
- Леонид Петрович, скажите, вы уже утрясли все свои неотложные дела?
- Какие дела? - не понял он. - Вы о чем?
- Я о том, что вы скоро умрете.
- Умру? - тупо переспросил Домбровский.
- Даже не вопрос, умрете, - подтвердил я. - В принципе, вы уже мертвы. И вы сами это отлично знаете.
- Ну, это мы еще… - начал было он храбро, но вдруг пьяно икнул, всхлипнул и, похлопав меня по плечу, задал извечный русский вопрос: - Что же делать?
- Отдать мне то, что взяли из могилы, - продолжая переключать каналы, вполголоса ответил я. - И как можно скорее.
- Но, блин, я ничего…
Мне это порядком надоело. Бросив пульт на кресло, я с разворота врезал парню в челюсть.
Почему поступил так резко, трудно сказать. Пусть на этот вопрос ответит тот, кто возьмется написать докторскую диссертацию на тему: «Особенности работы сознания дракона в условиях расщепленной индивидуальности». Сам я не отвечу.
Удар вышел на славу: Домбровский рухнул на ламинированный паркет и отключился. Вернее, отключился он, еще падая. Дожидаться, когда придет в себя, я не стал, перешагнул через тело и отправился на кухню. Нашел кастрюлю посолиднее, набрал до краев холодной воды и, вернувшись в комнату, вылил все эти литры Домбровскому на голову.
Холодный душ подействовал на моего подопечного благодатно. Он, словно вынырнувший из полыньи морж, сделал «фр-р-р» и сразу открыл глаза.
- За что? - вполне трезвым голосом задал он справедливый вопрос.
- Сам знаешь, - ответил я, помогая ему подняться.
По-собачьи тряхнув мокрыми волосами, он вяло возмутился:
- И, главное, за свои же деньги.
- Мы договорились мои методы не обсуждать, - напомнил я, протянул ему оброненную бутылку и спросил, оглядывая комнату: - Ну, так и где же это?
Он отхлебнул из горла и, вытерев плечом губы, обескураженно сказал:
- Под диваном.
Давно бы так.
Это был шаманский бубен. Небольшой, яйцевидной формы. Его обод, сделанный из высохшей на пне лиственницы, украшали одиннадцать угловатых выпуклостей. Покрывала обод та же кожа, которой был обтянут и весь инструмент. Ее, судя по всему, содрали с молодого теленка.
С внешней стороны поверхность обтяжки была поделена на три части, каждую из которых заполняли фигурки людей, животных и сказочных чудовищ. Так шаман изобразил все три известных ему мира - Нижний, Срединный и Верхний. А строго посередине древний умелец нарисовал солнце, лучи которого разделяли круг на сектора - владения различных стихий. В центре солнечного диска было вырезано отверстие размером с металлический рубль. Просунув в эту дырку указательный палец, я убедился, что с той стороны он не вышел. Получалось, что бубен, несмотря на всю свою ветхость, находился в работоспособном состоянии.
Выдернув палец, я стер с него иней и поднял глаза на Домбровского:
- Почему скрыть хотел?
Страдалец пожал плечами, подобрал с пола кастрюлю и, зачем-то заглянув в нее, стал рассказывать о том, о чем я его вовсе не спрашивал:
- Вчера вечером один объект инспектировал. Недалеко отсюда, на Софьи Перовской. Так чуть не погиб. Представляете, Егор Владимирович, буквально в двух шагах от меня плита упала. Трос у крана оборвался, и она такая - у-у-у - вниз. И - бенц! Чудом спасся.
Нет, не дано ему было сбить меня с панталыку.
- Чудес на свете не бывает, и плиты просто так ни на кого не падают, - уверил я его и повторил вопрос: - Так почему о бубне сразу не рассказал? Опупел в атаке?
- Если честно, то подсел я на эту штуку, - признался он и тяжко вздохнул.
Я не понял:
- На какую?
- Ну на бубен этот, будь он неладен. Ты… вы… ты в дырочку-то глянь… те.
И я глянул.
Запредельное явило себя вначале непроглядной теменью. Потом медленно, будто нехотя, просочилась из трещинки полоска света - и темнота раскололась, как перезревший арбуз, в который вонзили нож. Из бездонного раскола тут же вывалились разноцветные светящиеся фигуры: треугольники, квадраты, круги, спирали и прочие разные, названия которым с ходу и не подберешь. И завертелось. И закружилось. Заработала машинка, стирающая грани между иллюзией и явью.
Чувствовалось, что фиг от этой штуки просто так оторвешься: завораживает невиданными красками и замысловатой геометрией, затягивает изяществом танца и бойким ритмом, рушит представление о месте и времени. Завораживает, затягивает и лишает воли. Тут Домбровский не соврал. Я дракон - и то с трудом оторвался, каково же человеку, который и без того склонен к эскапизму? А ведь так вот безотрывно посидишь часок - и на неделю в измененное сознание ума впадешь. Даже сомневаться не приходится.
- Как сказала бы моя помощница, портал рулит, - оценил я все увиденное.
Домбровский буквально впился в меня глазами:
- Портал?
- А ты думал? Портал, конечно. Коридор между разными пластами реальности. Через эту вот дырочку шаман и проходит отсюда туда, а потом обратно. Сам-то не пробовал нырять?
- Я-то?!
- Ты-то.
- А что, можно?
- Можно. Но не нужно. Навигация запутанная, иные уходят и не возвращаются.
- А-а-а, - сделал он вид, что врубился, хотя было очевидно - ни черта не понял.
- Значит, говоришь, кайфуешь от созерцания? - безжалостно ковырнул я его рану.
- Прет меня, жутко прет, - стараясь не глядеть на бубен, честно ответил он. - Боюсь, сейчас унесете - ломка начнется.
- А ты не бойся. Переживешь. Переживешь - и дальше жить будешь. В отличие от своих друзей. Кстати, о друзьях. Скажи, почему Нигматулин молчал? Почему ты уперся, мне теперь понятно, но почему он - хоть убей, не пойму. Он-то, в отличие от тебя, пареньком здравомыслящим был.
- Ну да, конечно, - произнес Домбровский с немалой долей сарказма. - Нашли здравомыслящего.
- А что, нет?
- Это он только с виду таким был. На самом деле тоже с тараканами в башке. И еще неизвестно, у кого они были больше - у меня или у него. Пожалуй, у него. Вот такие вот жирные у него были тараканы.
Он показал пальцами какие. Выходило, были величиной с небольшую среднеазиатскую черепаху.
- А поподробнее? - попросил я.
Еще раз приложившись к бутылке, Домбровский кивнул:
- Можно и поподробнее. Дело в том, что Эдька не хотел нож потерять.
- Какой нож? - зацепился я за кончик клубка.
- Ну, он ведь из могилы нож взял, - ответил Домбровский и тут же пояснил: - Эдька с детства холодное оружие собирает… собирал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105