ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Откуда это обо всем так подробно знаешь? Пистимея, что ли, растолковала?
– Вот еще забота тебе!
– Да это-то верно. Что ж… поеду. Прощай.
– Зачем прощаться? До свидания, пожалуй. И само собой: об нашей встрече чтоб никому, даже Тараске… то бишь Илюшке Юргину… чтоб ни намека, ни полнамека…
Устин мелкими шажками, как бы нехотя, шел к двери. Шел-шел и остановился.
– Чего тебе еще? – отрывисто спросил Демид.
– Да подумал вдруг… Зинка-то признала меня. Не опасно?
Демид только усмехнулся в ответ.
– Ну да, ну да… – промолвил Устин.
– Ступай с Богом.
– Ага… – А сам, однако, медлил, думал о чем-то, соображал что-то. Демид ждал, измеряя его насмешливым взглядом. И потому, что Устин молчал, спросил:
– Ну, еще чего опасаешься?
– А ты не смейся, Демид, – жалобно попросил Морозов. – А ну как редактор этот… Смирнов…
– Что – Смирнов?
– Да запомнил ведь, однако, что я в горячке вывалил ему…
– Не будешь болтать, чего не положено!
– Демид! – взмолился Устин. – Но ведь он… если…
– А я что сделаю, если он – «если»? – свирепо закричал Демид.
Морозов топтался у двери, опустив голову.
– Сделать-то можно, однако… Сердце у него на последних оборотах чихает…
– Ну и что?
– Много ли надо, чтоб остановилось…
Демид вплотную подошел к Морозову:
– Ты чего это? Ты соображаешь, чем это может кончиться?
– Так это – как сделать… Зинка вон ко мне в постель ложилась. Она еще в газете, кажись, работает.
– Ну… – Демид шага на два отступил от Устина.
– Чего «ну»! А у нее ребенок от кого-то был. Должно, от Митьки Курганова.
– Так что же ты советуешь? К Смирнову, что ли, в постель положить ее? Она-то легла бы, да он не пустит.
Устин шумно выдохнул воздух.
– Зачем ее класть? Пусть напишет в райком заявление, что уже лежала. Смирнов едва услышит об таком заявлении – задохнется. Должен задохнуться. Гнилой он. Сердце-то сразу вспухнет да и лопнет… Вот тебе и…
– Та-ак… Смотри-ка, а?.. – промолвил Демид не столько удивленно, сколько насмешливо. – А я-то думал, что только я один умный…
Демид отвернулся к окну и долго смотрел на глухой заснеженный забор. Устин терпеливо ждал, прижимая к животу папку.
– Ладно, Устин. Обдумаю, – сказал наконец Демид, не оборачиваясь. – Иди, скоро солнце встанет. Путь вам не ближний.
Однако Устин не двинулся с места. Он лишь взялся за дверную скобку.
– Только это ведь сегодня же надо! Ведь как можно скорей надо! – умоляюще проговорил он.
– Да я же сказал – обдумаю! – крикнул Демид и на этот раз не обернулся. – Ступай.
Устин был уверен, что Демид опять сосет свою нижнюю губу. С этой мыслью он вышел.
Глава 28
А в эти два дня, пока Устин Морозов бревном лежал дома на кровати и вспоминал прошлое, а потом вместе с женой ездил в Озерки, жизнь в Зеленом Доле шла своим чередом.
Сено из Пихтовой пади вывезли не за два, за один день. В тот же вечер, когда привезли первые три воза, Егор Кузьмин попросил Моторина к утру сделать тракторную волокушу.
– Делай наскоро, только чтобы пару рейсов выдержала, – сказал он.
– Да сгорит, что ли, оно, сено-то? – заворчали плотники, которым очень не хотелось тюкать топорами целую ночь. – Подводами вывезли бы потихоньку.
– Сказано делать – делайте! – повысил голос Егор.
И Захар Большаков одобрил его распоряжение. Конечно, можно было вывезти и подводами. Но Захару, уже хлебнувшему досыта от бескормицы, хотелось как можно скорее сено, свалившееся прямо с неба, перевезти к фермам. «Мало ли что может случиться послезавтра, даже завтра, – думал он, тревожно прислушиваясь, как ноет искалеченная когда-то Меньшиковым рука. – Однако пурга вот-вот задует. Да вдруг на неделю, а то и на две…»
Волокуша была готова к утру. Большаков приказал одному из трактористов заводить трактор.
Митька же почти всю ночь проворочался без сна. Утром встал разбитый, раздраженный.
Плохое настроение не покидало Митьку с тех пор, как Ирина Шатрова, прыгая со скирды, отказалась от его услуг, с той минуты, когда она в ответ на его шутливое предложение: «Зарывайся тогда в сено. Там тепло», – насмешливо, даже ядовито сказала, явно намекая на Варьку Морозову, которую вместе с ним привалило пластом сена: «Да уж ты-то знаешь, тепло или холодно».
Митька сознавал, что злится в общем-то по пустякам, Но оттого, что понимал это, раздражался все более и более.
А в ушах звенел и звенел насмешливый девичий голосок: «Да уж ты-то знаешь, тепло или холодно… Ты-то знаешь…» Черт, будто кто записал Иринкин голос на пленку и теперь крутил и крутил без конца магнитофон.
«Подумаешь… Принцесса зеленодольская!» – как и там, возле скирды, сказал наконец самому себе Митька и стал размышлять, как ему теперь вести себя с Ириной. Конечно, другой бы на его месте об этих Иринкиных словах давно и думать забыл, не придал бы им значения. Но Митька не таков. Он чувствовал себя глубоко обиженным. Ведь он, Дмитрий Курганов, уже давненько всячески выказывает этой девчонке свое расположение, а она хоть бы что… Более того, она начинает с ним держаться все холоднее, все высокомернее…
Конечно, Митька мог бы отомстить кому угодно. Уж он бы расплатился со своим обидчиком так, что тот помнил бы до самой смерти, что люди потешались бы над ним долго, очень долго. Но здесь случай особый…
С распухшей головой Митька пошел в мастерскую.
К обеду он приплелся к ферме («Зачем-то», – как рассказывала Варька Морозова отцу). Туда из Пихтовой пади притащили уже первую волокушу – целых полтора стога. Ирина снова стояла на вершине длинного замета, принимала и укладывала вместе с Клавдией Никулиной сено. Она бросила сверху на Митьку уничтожающий взгляд, облила его гордым презрением. Этого Митька выдержать уже не мог. Он должен отомстить ей немедленно, сейчас же! Но как, как?
Филимон Колесников, Андрон Овчинников и еще несколько человек хлопотали вокруг волокуши, развязывали веревки. У скирды стояла одна Варька Морозова и почему-то ожидающе глядела на Митьку. Он закурил папиросу, но со злостью растоптал ее и шагнул к Варьке. Та быстро глянула по сторонам. Потом дразняще улыбнулась, попятилась за скирду…
Митька догнал ее в три прыжка, схватил за плечи, рванул к себе. Варькины влажные губы скривились, как от боли, она вскрикнула… Варвара вся дышала жаром, только ее мягкие губы были почему-то холодными и горьковатыми. Потом она оттолкнула Митьку и, тяжело дыша, простонала:
– Хватит! Хватит!
Больше Митька ничего и не хотел. Он задрал голову кверху, надеясь увидеть Ирину. Она стояла, отвернувшись, тоскливо сгорбившись. («Должна была увидеть, не слепая же…» – отвечала потом Варька на подробные расспросы отца). Сверху на Митьку строго и испуганно смотрела лишь Клавдия. И Митьке стало вдруг стыдно. Но он крикнул:
– Ну, чего ты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205