– Что – ты… Сам я себя обидел. Обездолил, проще. Свернулся в кочан, а развернуться не мог. От этого тяжело…
С его щеки упала слезинка. Старик попросил:
– Хоть и не по заслугам будет честь, а попрошу вас… похороните меня там же, под осокорем…
Это были его последние слова.
Похоронили Анисима там, где он просил.
… Мертвым лежать спокойно, а живым – жить.
Вскоре зашевелился, загудел Зеленый Дол, зазвенел голосами. Зарычали грузовики, затрещали тракторы. Весь этот гул и грохот в несколько дней уполз за Светлиху, и вот уже первые зерна упали в прогревшуюся пашню.
Деревня обезлюдела. По улицам только часто и торопливо шныряли грузовики, развозившие от семенных амбаров во все стороны тугие многопудовые мешки.
Однажды утром к амбарам подошла худенькая девчонка, присела на солнцепеке и раскрыла книжку. Но она не столько читала, сколько следила за подъезжающими и отъезжающими грузовиками.
Когда показалась обшарпанная полуторка, она вскочила, замахала книжкой. Из кабинки высунулся Мишка Большаков, заулыбался.
Он подогнал машину к раскрытым дверям амбара, выскочил из кабинки, подбежал к девушке:
– Ксеня! Вот здорово! Ты надолго приехала?
– На денек всего, – ответила Ксения. – Мамку проведать… И вообще подышать воздухом.
– Вот здорово! – опять воскликнул Мишка. – А тебе сейчас… тяжело, наверное?
– Да как сказать… не шибко легко, Миша, – ответила она. – Ну, ничего. Литературу больше уже не сдавать.
И вдруг, когда прошли первые минуты встречи, оба смутились, замолчали.
Колхозники, не обращая на них внимания, грузили машину. Ковыряя землю носком ботинка, Ксения спросила:
– Ты куда семена возишь?
– На зареченские пашни. А сейчас батя велел в третью бригаду отвезти. Там у них не хватает, что ли…
Неожиданно Мишкин голос перехватило. Но он промолвил все же:
– Слушай… Поедем со мной? Проветришься… А в лесу – цветов!
– Нет, что ты… Физику надо зубрить. До свиданья.
И она пошла прочь от амбаров. Но пошла не к дому, а вдоль улицы, на край деревни.
Через несколько минут Мишка догнал ее уже за деревней, притормозил, распахнул дверцу. И девушка быстро шмыгнула в кабинку.
– Только ты остановись, где побольше цветов, – сказала, краснея, девушка.
Мишка заглушил мотор возле небольшой полянки, сплошь усеянной подснежниками.
Ксенька тотчас забрела в траву, шла и шла по полянке, спускающейся к берегу лесной речушки, выбирала самые лучшие цветки. Но вдруг остановилась, к чему-то прислушиваясь. К ней подбежал Мишка.
– Гляди, каких я тебе нашел!
– Тише! – прошептала девушка. – Там, на берегу, кто-то разговаривает, что ли…
Оба замерли. За невысокими кустами, огородившими полянку, булькала речушка. Потом в самом деле послышались голоса. Мужской:
– Машина, что ли, остановилась на дороге?
И женский:
– Да нет, проехала вроде.
Парень и девушка несколько секунд стояли недвижимо, не зная, что делать.
– Пойдем… потихоньку, – потянула девушка Мишку за рукав к дороге.
Но в это время из-за кустов опять еле слышно донеслось:
– Не надо больше встречаться нам, Фрол. Не надо. Вскоре после того, как ты ушел от меня, я почувствовала – ребенок будет… Спасибо тебе. Я уж думала – возьму какого-нибудь сиротку из детдома. Да разве со своим-то сравнить!
За кустами помолчали. Потом снова:
– И как же теперь, Клавдия? Я тоже думал: как оно все это выйдет, если ребенок будет? Чей он – кому ж не ясно… Степанида – это ничего. А Митька, Зина? Только-только вроде прилаживаться друг к другу стали…
– Уеду, однако, куда-нибудь я…
– Совсем?
– Почто же… Года через три-четыре – вернусь. Скажу – из детдома взяла. Или… Да и кому какое дело тогда, откуда у меня ребенок…
– Плохо это, уезжать-то…
– Нехорошо. Не хочется. Да что ж… Зато теперь у меня счастье есть. Когда будет можно, я и ребенку своему и всем скажу, кто его отец. Ладно?
– Конечно, чего ж тут… Да-а, вон как даже оно бывает, в жизни-то…
Ксенька с Мишкой стояли не шелохнувшись, пораженные чем-то большим, таинственным и пока им не совсем понятным.
Первая опомнилась Ксенька. Она нагнулась, осторожно зачем-то положила на землю нарванные цветы и тихонько пошла к машине.
– Букет соберем где-нибудь в другом месте, на обратном пути, – сказала она, когда Мишка тихонько тронул грузовик. – А кто это там говорил – не знаешь?
– Нет, не угадал по голосу.
– Вот и я не угадала. Ладно?
– Ладно.
Но минут через пять девушка все же вздохнула:
– Ей и так, тете Клаше, тяжело.
На обратном пути остановились далеко от этой поляны.
– Айда поглубже в лес, – сказал Мишка, – Там, в прохладце, они еще только-то расцветают.
В сумеречных, холодноватых зарослях цветы действительно были свежими, крепкими. Голубоватыми огоньками они манили Ксеньку с Мишкой все глубже и глубже. Только чем дальше отходили от дороги, тем все гуще становился какой-то гнилой, смрадный запах.
– Пойдем назад, – проговорила наконец Ксенька. – Тут что-то…
– Действительно, – сказал Мишка. – Падалью, что ли, воняет. Видно, зверь какой-то подох… Пошли!
– Сейчас… Вон тот цветок только…
Ксенька сделала несколько шагов в сторону, нагнулась за цветком. И вдруг выронила собранный букет, отпрыгнула с криком «А-а!», дрожа, прижалась к Мишке.
– Что… кто?! – воскликнул Михаил тоже испуганно, однако обхватил девушку, загородил ее от непонятной еще опасности своим телом.
– Там, там… – беспрерывно повторяла Ксенька, увлекая его прочь.
– Да что там? Кто?
– Не знаю… Пойдем, ради Бога, пойдем… Человек вроде там…
– Опять человек?! Какой? Откуда? Показалось тебе…
– Не знаю… Нет, не показалось…
Несколько секунд они стояли, прижавшись друг к другу.
– Постой-ка, – вымолвил потом Мишка, отпуская девушку, шагнул к зарослям, возле которых валялись брошенные цветы, раздвинул цепкие кустарники.
– Миша, Миша…
Но Мишка уже махал ей рукой, приглашая подойти.
В зарослях, вниз лицом, распространяя гнетущий трупный запах, лежал человек в полушубке, валенках, но без шапки. Впрочем, шапка валялась тут же, в нескольких сантиметрах от головы, если ее можно было назвать головой. Спутанные волосы отопрели, отвалились клочьями. Кожа на голове тоже разложилась, обнажив желтоватые кости черепа…
– Поедем, Миша, – простонала Ксенька, – в деревне скажем…
– Поедем, – сказал Мишка. – А это что?
Он увидел невдалеке от шапки какой-то мешочек, нагнулся и поднял его. В мешочке что-то звякнуло.
– Интересно, – пробурчал Мишка, стараясь развязать мешочек, стянутый тугим узлом.
– Не могу больше, – промолвила Ксенька. – Пойдем, возле машины развяжешь.
Но Мишка не мог развязать крепкий узел и возле машины. Тогда он вынул нож, перерезал бечевку. К его ногам посыпались в мягкую траву влажные, разбухшие от сырости пачки денег, комья золота, серьги…
Увидев все это, Ксенька вскрикнула и отскочила прочь как ужаленная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205