Когда подъезжали к Пихтовой пади, очередь становиться на лыжи была его, Захара. Но Егор вдруг выпрыгнул из саней, сказал:
– Ты сиди: и так умаялся. Не шутка в твои-то годы. Сам сбегаю, гляну – за той кромкой леса мы вроде ставили два стожка.
– Три, – поправил Захар.
– Я – мигом…
Захар действительно устал до невозможности и был благодарен Егору. Тот вернулся со своим обычным:
– Ни клока.
Это означало, что сено отсюда давно, еще до снега, вывезли к фермам. А теперь оказывается…
– Егор, Кузьмин! – крикнул председатель. – Ну-ка, иди сюда!
Егор стоял возле Варвары, что-то говорил ей, а дочь Устина Морозова беспокойно, даже испуганно крутила головой, поглядывая на отца. Он нехотя повернулся на голос, не спеша подошел к Большакову.
– Мы же смотрели с тобой в Пихтовой пади? Ты сам смотрел.
Егор устало поднял голову, бросил взгляд на Устина, потом на Юргина, застывшего на одном месте, превратившегося в столб, и проговорил:
– Не заметил под снегом.
Устин Морозов переступил с ноги на ногу, усмехнулся тяжело:
– Вот и верь тебе…
– Ничего не понимаю, – проговорил председатель. – Ты что, Егор, за дурака меня считаешь?! Как это не заметил? Если не знал, что в Пихтовой пади есть сено, зачем людей туда завернул?
Егор Кузьмин опять поглядел на Устина и проговорил так, будто отвечал не председателю, а Морозову:
– Фрол Курганов мне сказал. Вчера лазил по тайге на лыжах и наткнулся…
– Фрол? – переспросил удивленно Большаков. – Ну-ну… Может, ты, Борис Дементьевич, объяснишь, как все это понять? – спросил он у Корнеева.
– Н-да… – задумчиво произнес агроном.
– А чего тут объяснять! – подал вдруг голос Колесников. – Стожки за кромкой леса были поставлены. Все тут яснее ясного. Хитрецы-мудрецы!
И, ничего больше не прибавив, ушел.
Петр Иванович переводил взгляд с одного на другого, пытаясь понять: что же произошло?
– Ладно, разберемся, – проговорил Захар Большаков. – Сваливайте, а завтра до свету всех своих возчиков отряжай в Пихтовую падь. Слышь, Устин?
– Не глухой, – тихо и виновато откликнулся Морозов, – За пару дней все, сколько там есть, вывезем.
– Завтра ж утречком редактора надо до полустанка подбросить, – сказал Корнеев.
– Да, да, чуть не забыл, – кивнул Большаков, – скажи Фролу, чтоб подводу дал.
– Будет сделано, – бесстрастно промолвил Устин.
– А может, Петр Иванович, подождешь все же? – повернулся председатель к редактору. – Мой примус Сергеев обещался завтра к обеду наладить. Вот ведь случится же… Да и грузовики во второй половине дня пойдут туда за жмыхом.
– Да нет, Захар Захарыч, срочные дела в редакции. Ничего, я с удовольствием в санях прокачусь.
– Ну, гляди…
И все разошлись в разные стороны. Остался только Егор Кузьмин и стал помогать Митьке с Филимоном сваливать воз. Никулина спросила сверху:
– Еще, что ли, будем работать? Или слазить нам? Помогите тогда слезть.
Митька молча взял с саней веревку, перебросил через скирду.
– Держи крепче, – сказала Клавдия и стала спускаться по противоположной стороне скирды, держась за эту веревку.
– И упадешь, так не расколешься… Не стеклянная, – ухмыльнулся Митька, к которому начало возвращаться хорошее расположение духа.
Конец веревки в руках Митьки ослаб – значит, Клашка спустилась. Очередь была за Иринкой. Однако та не трогалась с места.
– Ну, а ты чего? – спросил Митька. – Ночевать там собралась? Зарывайся тогда в сено, там тепло.
– Да уж ты-то знаешь, тепло или холодно, – насмешливо сказала Ирина.
– О-о… – протянул невольно Митька и помрачнел, догадываясь, о чем говорит Иринка. – Так… Держи, Егор, конец. Барышня, оказывается, капризная.
Но не успел Егор взять из рук Курганова веревку, как Иринка, оттолкнувшись от скирды, прыгнула вниз, на кучи сваленного сена.
– Ты что делаешь?! – испуганно закричал Митька, когда Иринка уже оторвалась от стога. Закричал так, будто его крик мог подхватить Ирину и мягко поставить обратно на скирду. – Что ты делаешь?
Иринка упала на сваленное с возов сено и кубарем скатилась прямо в снег. Митька подбежал к ней и закричал еще громче:
– Дура! Ведь там вилы!
– Спасибо. Я и не знала, что есть такое красивое имя.
– Да ведь…
– Отойди! – прокричала теперь Ирина, и на глазах ее проступили слезы.
Она встала, покачнулась и, прихрамывая, не оглядываясь, пошла к телятнику.
Митька молча проводил ее глазами. Достал папиросу, закурил. И снова посмотрел вслед.
Когда она скрылась, проговорил, подмигнув Варьке:
– Подумаешь… принцесса зеленодольская!
Проговорил вроде беззаботно, а в голосе прозвучала обида.
Глава 18
Петр Иванович проснулся рано.
За окнами стояла еще плотная тьма, а в комнате плавал уже странный полусумрак. Сквозь этот густой полусумрак Петр Иванович видел потолок, противоположную стену, кровать у стены, на которой спал Анисим. И потолок, и стена, и кровать Анисима были, казалось, где-то далеко-далеко, оттого и виднелись чуть-чуть, расплывчато.
Смирнов лежал, думал обо всем увиденном и услышанном за вчерашний день. И в самом деле, специально, что ли, кто-то запрятал эти злополучные стожки за кромку леса?
За стеной гремела заслонкой Ирина, растапливая, видимо, печь.
Рассвет еще не наступал, хотя за окном быстро просыпалась жизнь. Она была пока вся из звуков. Сперва в колком морозном воздухе прокричали петухи, оповещая весь зеленодольский мир, что ночь кончилась. И почти тотчас же где-то недалеко, за деревней, очевидно за Чертовым ущельем, надрывно и тоскливо завыл голодный волк. Он всю ночь бродил, наверное, вокруг теплой овчарни, а теперь жаловался кому-то, что ночь прошла, а ему так и не удалось задрать и утащить хотя бы ягненка. Лютая злость была в волчьем вое и свое, звериное, отчаяние.
Потом за окном проскрипели чьи-то торопливые шаги. Совсем недалеко заплескался беззаботный девичий смех. Это, наверное, доярки пошли на работу. Петру Ивановичу показалась необычной и интересной одна мысль: на краю деревни воют волки, а этим девчатам хоть бы что, смеются даже. И Иринка вон по-домашнему, не обращая внимания на волчий вой, гремит посудой.
Через несколько минут Ирина хлопнула дверью, и скрип ее шагов затих вдали – девушка побежала в телятник.
Затем Смирнов слышал, как все чаще и чаще проходили мимо дома люди, как кто-то проехал на санях, может быть, Андрон Овчинников, как замычали коровы на скотном дворе: значит, доярки готовились уже к дойке.
Высоко-высоко, все покрывая, загудел реактивный самолет. Над Озерским районом проходила воздушная трасса Москва-Хабаровск, и Петр Иванович безошибочно определил: ТУ-104.
«Обязательно надо проследить, как распутается эта история с тремя стогами сена, – подумал снова Петр Иванович. – Если выяснится, что сено было припрятано с умыслом, – поднять через газету шум на весь район.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
– Ты сиди: и так умаялся. Не шутка в твои-то годы. Сам сбегаю, гляну – за той кромкой леса мы вроде ставили два стожка.
– Три, – поправил Захар.
– Я – мигом…
Захар действительно устал до невозможности и был благодарен Егору. Тот вернулся со своим обычным:
– Ни клока.
Это означало, что сено отсюда давно, еще до снега, вывезли к фермам. А теперь оказывается…
– Егор, Кузьмин! – крикнул председатель. – Ну-ка, иди сюда!
Егор стоял возле Варвары, что-то говорил ей, а дочь Устина Морозова беспокойно, даже испуганно крутила головой, поглядывая на отца. Он нехотя повернулся на голос, не спеша подошел к Большакову.
– Мы же смотрели с тобой в Пихтовой пади? Ты сам смотрел.
Егор устало поднял голову, бросил взгляд на Устина, потом на Юргина, застывшего на одном месте, превратившегося в столб, и проговорил:
– Не заметил под снегом.
Устин Морозов переступил с ноги на ногу, усмехнулся тяжело:
– Вот и верь тебе…
– Ничего не понимаю, – проговорил председатель. – Ты что, Егор, за дурака меня считаешь?! Как это не заметил? Если не знал, что в Пихтовой пади есть сено, зачем людей туда завернул?
Егор Кузьмин опять поглядел на Устина и проговорил так, будто отвечал не председателю, а Морозову:
– Фрол Курганов мне сказал. Вчера лазил по тайге на лыжах и наткнулся…
– Фрол? – переспросил удивленно Большаков. – Ну-ну… Может, ты, Борис Дементьевич, объяснишь, как все это понять? – спросил он у Корнеева.
– Н-да… – задумчиво произнес агроном.
– А чего тут объяснять! – подал вдруг голос Колесников. – Стожки за кромкой леса были поставлены. Все тут яснее ясного. Хитрецы-мудрецы!
И, ничего больше не прибавив, ушел.
Петр Иванович переводил взгляд с одного на другого, пытаясь понять: что же произошло?
– Ладно, разберемся, – проговорил Захар Большаков. – Сваливайте, а завтра до свету всех своих возчиков отряжай в Пихтовую падь. Слышь, Устин?
– Не глухой, – тихо и виновато откликнулся Морозов, – За пару дней все, сколько там есть, вывезем.
– Завтра ж утречком редактора надо до полустанка подбросить, – сказал Корнеев.
– Да, да, чуть не забыл, – кивнул Большаков, – скажи Фролу, чтоб подводу дал.
– Будет сделано, – бесстрастно промолвил Устин.
– А может, Петр Иванович, подождешь все же? – повернулся председатель к редактору. – Мой примус Сергеев обещался завтра к обеду наладить. Вот ведь случится же… Да и грузовики во второй половине дня пойдут туда за жмыхом.
– Да нет, Захар Захарыч, срочные дела в редакции. Ничего, я с удовольствием в санях прокачусь.
– Ну, гляди…
И все разошлись в разные стороны. Остался только Егор Кузьмин и стал помогать Митьке с Филимоном сваливать воз. Никулина спросила сверху:
– Еще, что ли, будем работать? Или слазить нам? Помогите тогда слезть.
Митька молча взял с саней веревку, перебросил через скирду.
– Держи крепче, – сказала Клавдия и стала спускаться по противоположной стороне скирды, держась за эту веревку.
– И упадешь, так не расколешься… Не стеклянная, – ухмыльнулся Митька, к которому начало возвращаться хорошее расположение духа.
Конец веревки в руках Митьки ослаб – значит, Клашка спустилась. Очередь была за Иринкой. Однако та не трогалась с места.
– Ну, а ты чего? – спросил Митька. – Ночевать там собралась? Зарывайся тогда в сено, там тепло.
– Да уж ты-то знаешь, тепло или холодно, – насмешливо сказала Ирина.
– О-о… – протянул невольно Митька и помрачнел, догадываясь, о чем говорит Иринка. – Так… Держи, Егор, конец. Барышня, оказывается, капризная.
Но не успел Егор взять из рук Курганова веревку, как Иринка, оттолкнувшись от скирды, прыгнула вниз, на кучи сваленного сена.
– Ты что делаешь?! – испуганно закричал Митька, когда Иринка уже оторвалась от стога. Закричал так, будто его крик мог подхватить Ирину и мягко поставить обратно на скирду. – Что ты делаешь?
Иринка упала на сваленное с возов сено и кубарем скатилась прямо в снег. Митька подбежал к ней и закричал еще громче:
– Дура! Ведь там вилы!
– Спасибо. Я и не знала, что есть такое красивое имя.
– Да ведь…
– Отойди! – прокричала теперь Ирина, и на глазах ее проступили слезы.
Она встала, покачнулась и, прихрамывая, не оглядываясь, пошла к телятнику.
Митька молча проводил ее глазами. Достал папиросу, закурил. И снова посмотрел вслед.
Когда она скрылась, проговорил, подмигнув Варьке:
– Подумаешь… принцесса зеленодольская!
Проговорил вроде беззаботно, а в голосе прозвучала обида.
Глава 18
Петр Иванович проснулся рано.
За окнами стояла еще плотная тьма, а в комнате плавал уже странный полусумрак. Сквозь этот густой полусумрак Петр Иванович видел потолок, противоположную стену, кровать у стены, на которой спал Анисим. И потолок, и стена, и кровать Анисима были, казалось, где-то далеко-далеко, оттого и виднелись чуть-чуть, расплывчато.
Смирнов лежал, думал обо всем увиденном и услышанном за вчерашний день. И в самом деле, специально, что ли, кто-то запрятал эти злополучные стожки за кромку леса?
За стеной гремела заслонкой Ирина, растапливая, видимо, печь.
Рассвет еще не наступал, хотя за окном быстро просыпалась жизнь. Она была пока вся из звуков. Сперва в колком морозном воздухе прокричали петухи, оповещая весь зеленодольский мир, что ночь кончилась. И почти тотчас же где-то недалеко, за деревней, очевидно за Чертовым ущельем, надрывно и тоскливо завыл голодный волк. Он всю ночь бродил, наверное, вокруг теплой овчарни, а теперь жаловался кому-то, что ночь прошла, а ему так и не удалось задрать и утащить хотя бы ягненка. Лютая злость была в волчьем вое и свое, звериное, отчаяние.
Потом за окном проскрипели чьи-то торопливые шаги. Совсем недалеко заплескался беззаботный девичий смех. Это, наверное, доярки пошли на работу. Петру Ивановичу показалась необычной и интересной одна мысль: на краю деревни воют волки, а этим девчатам хоть бы что, смеются даже. И Иринка вон по-домашнему, не обращая внимания на волчий вой, гремит посудой.
Через несколько минут Ирина хлопнула дверью, и скрип ее шагов затих вдали – девушка побежала в телятник.
Затем Смирнов слышал, как все чаще и чаще проходили мимо дома люди, как кто-то проехал на санях, может быть, Андрон Овчинников, как замычали коровы на скотном дворе: значит, доярки готовились уже к дойке.
Высоко-высоко, все покрывая, загудел реактивный самолет. Над Озерским районом проходила воздушная трасса Москва-Хабаровск, и Петр Иванович безошибочно определил: ТУ-104.
«Обязательно надо проследить, как распутается эта история с тремя стогами сена, – подумал снова Петр Иванович. – Если выяснится, что сено было припрятано с умыслом, – поднять через газету шум на весь район.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205