И еще он подумал, что она, пожалуй, не тяжелее того камня, который он только что выронил из рук.
– Вот так… – произнес Анисим, вставая. – Пойдем, Марья.
И они пошли в деревню. Шагали рядом. Анисим смотрел себе под ноги, а Марья все оглядывалась и оглядывалась. Потом они исчезли за домами.
«Значит, не трепал Демид насчет Анисима», – жгла и жгла Фрола одна и та же мысль.
Засунул руки в карманы так, что затрещала материя.
– Эх!..
И подхватила Фрола Курганова прежняя угарная волна.
… В тот день по распоряжению Марьи конфисковали имущество Меньшиковых. Одурев от самогонки, Фрол оказался под вечер в ограде Филиппова дома. Филька, синь синем, простоволосый, сидел на высоком крыльце, невидящими глазами смотрел перед собой. Теплый июньский ветер свободно гулял по огромному двухэтажному дому, хлопал дверьми, резными ставнями.
– Филя… Филя, поешь хоть, родимый мой, а!.. Ну, поешь ты, ради Господа! – ныла жена Филиппа, остроносая и острозубая, как щука, Матрена, ползая у ног мужа.
– Тятька… пойдем в дом, тятенька-а-а! – размазывала по лицу грязные слезы дочка Филиппа Меньшикова Наташка.
Недалеко возле крыльца, под забором, лежал вниз лицом Демид.
– Ага, растрясли вас, сволочей! – злорадно закричал Фрол. Он, шатаясь, стоял посреди двора, заложив руки в карманы. Демид, не вставая, поднял с земли черное, как чугун, лицо.
– Уйди отсюда… пока цел, – процедил он.
Но Фрол опустился перед ним на корточки:
– Пойдем выпьем, а? Я угощаю сегодня…
– Над чем смеешься, сволочь? Над горем человеческим?!
– Я над собой, может, смеюсь, понял? Какое у тебя такое горе? У вас горшки да тряпицы, а у меня душу всю, сердце вытрясли, сердце, понял?! В грязь кинули да растоптали! И кровь с него, как с помидора под сапогом, понял?! У тебя есть сердце, а? Э-э…
Махнув рукой, Фрол встал.
– А тряпки – тьфу! – плюнул он. – Да и люди разве вы? – И вышел на улицу.
Потом Фрол уже не знал – то ли день, то ли ночь на дворе, не чувствовал, воду пьет или самогон. Мелькали перед ним то испуганное лицо Марьи Вороновой, то свирепое – Анисима Шатрова, то красное, как распаренная тыква, – Филиппа Меньшикова. Кто-то говорил ему: «Сгоришь от вина, Фрол»; кто-то шептал ему в ухо: «Марья-то с Анисимом сейчас на кровати играет»; кто-то бил Фрола в грудь, пинал в лицо, и снова испуганное лицо Марьи, ее истошный крик: «Убьешь человека! Отойди сейчас же, отойди, говорю!..»
Потом кто-то куда-то тащил Курганова, лил на лицо что-то холодное. И снова табачный дым в пустой горнице Меньшиковых, снова голос Демида:
– Ишь, испугалась она за тебя, отняла. Только все это комедь. Не за тебя она испугалась, а за него, за Анисима. Убил бы он тебя – тюрьма ему. За плечи обняла его и повела. А куда? Известно… Нам все известно. Баба – она что? Днем пуглива, а ночью блудлива.
– Измолочу! – тыкал Фрол кулаком в мягкое Демидово лицо.
– Балбес! Я рассказываю, как тебя молотил Аниська… ногами по роже.
– Ага, это он бил меня, он? – рычал Курганов.
– А ты других помолоти. Филипп тебе давно сказал – от нее не убудет, – шепотом свистел в ухо Фрола Демид. – А отомстишь все же ей, ить смеется она над тобой. И ему, – убил бы тебя кабы. Вот… А потом, если хошь… Анисим-то плюнет на нее потом… Пей вот давай…
– Анисим по пятам ходит за ней. Караулит он ее, – хрипел Курганов.
– Не караулит. Пока не рассвело – айда к ней, постучимся тихонько, без шуму… Тряпку в рот – да на утес. А я помогу. Там кричи, не кричи потом – тихо, глухо…
– Не откроет она. Не дура.
– Мне не откроет – тебе откроет. «Пропадаю, скажи, зарезал Аниська, кровью захлебываюсь…»
Фрол ничего не помнил – ни дороги к домишку Марьи Вороновой, ни того, как стучался к ней. Очнулся от тревожного голоса Марьи за дверью:
– Кто?
– Зарезал Аниська, помираю… – шипел Демид в самое ухо.
– Помираю… – повторил Фрол покорно. – Зарезал Аниська…
Вскрикнула за дверью глухо Марья Воронова, забренчала торопливо задвижкой. Распахнула дверь. И снова закричала Марья дико и пронзительно, увидев Меньшикова:
– Фрол?!
Метнулась она назад. Оттолкнув Фрола, рванулся в темные сени Демид, следом за ним Филька. Откуда взялся Филька – непонятно. Когда они пошли к Марье, он остался там, на крыльце.
– Девчонке рот затыкай, балда!
Это кричал уже Филька.
«Зачем девчонке-то?» – тупо подумал Фрол. Стоя на крыльце, он слышал возню в комнате, затем в сенях.
А потом угар становился гуще и удушливее, хотя Фрол трезвел и трезвел помаленьку. И это было самое страшное.
Филька сам нес связанную тонкой веревкой Марью, Демид вынес сверток поменьше и крикнул Фролу:
– Айда на утес! У берега лодка у нас…
Шагая в темноте за Демидом, спотыкаясь и покачиваясь, Фрол думал: «Чего он несет такое? Что у Марьи взять можно?»
И вот на утесе Филька, тяжело дыша, сбросил ношу с плеча, поднял острый обломок от скалы, перекрестился.
– Разверни-ка ей голову, Демид.
Демид положил свой сверток на камни, сдернул платок с Марьиной головы.
– Ну вот оно, возмездие Божье, – снова перекрестился Филька. – Дыхни еще разок, попробуй напоследок скус воздуха. Помозжил я гадюкам ползучим головешки, теперь ходячим… Привел Господь…
В это время выплюнула Марья тряпку изо рта, простонала:
– Фрол, человек ведь ты! Ты все-таки человек, я знаю…
Словно разрезала его надвое Марья своим криком.
– Ну, бей, бей скорее! Почему у тебя руки-то трясутся? Бей!! – кричала Марья уже в лицо Фильки. Глаза ее горели в темноте, металось в них белое, прожигающее насквозь пламя.
– Отвернись хоть от смерти… Отвернись…
– Ты боишься! Вы всегда будете бояться нас, всег…
Филька наступил сапогом на Марьино лицо, придавил ей рот, как доской, заорал:
– Демид, заверни ей бошку!.. Закрой проклятые глаза!
Младший Меньшиков накинул Марье платок на голову. Она кричала сквозь платок:
– Фрол, запомни – они всегда будут нас бояться… Как черви боятся воздуха, как совы боятся света…
В это время послышался приглушенный детский плач.
– Филька! Демид!! – закричал наконец Фрол, сбрасывая через силу оцепенение.
Поняв только теперь, что происходит, он бросился к Фильке, но Демид кинулся наперерез, толкнул его с разбегу плечом, Фрол откатился почти к самому обрыву утеса, быстро приподнялся на колено, вскакивая… Фялька, в страшном молчании закусив губы, поднял обеими руками над Марьей камень…
Обмяк, распластался, так и не успев встать, на холодных камнях Фрол Курганов. Он уже ничего не видел, не слышал, как простонала еле внятно Марья последним стоном:
– Фрол… дочку…
– Демидка! – захрипел Филька, выхватывая нож с наборной костяной ручкой. – Кончай со змеиным выползком! А то сам я…
– Сей… час, сей… час, – икая, произнес Демид, трясущимися руками запихал сверток в какую-то расселину, принялся закидывать ее камнями, пожухлой травой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
– Вот так… – произнес Анисим, вставая. – Пойдем, Марья.
И они пошли в деревню. Шагали рядом. Анисим смотрел себе под ноги, а Марья все оглядывалась и оглядывалась. Потом они исчезли за домами.
«Значит, не трепал Демид насчет Анисима», – жгла и жгла Фрола одна и та же мысль.
Засунул руки в карманы так, что затрещала материя.
– Эх!..
И подхватила Фрола Курганова прежняя угарная волна.
… В тот день по распоряжению Марьи конфисковали имущество Меньшиковых. Одурев от самогонки, Фрол оказался под вечер в ограде Филиппова дома. Филька, синь синем, простоволосый, сидел на высоком крыльце, невидящими глазами смотрел перед собой. Теплый июньский ветер свободно гулял по огромному двухэтажному дому, хлопал дверьми, резными ставнями.
– Филя… Филя, поешь хоть, родимый мой, а!.. Ну, поешь ты, ради Господа! – ныла жена Филиппа, остроносая и острозубая, как щука, Матрена, ползая у ног мужа.
– Тятька… пойдем в дом, тятенька-а-а! – размазывала по лицу грязные слезы дочка Филиппа Меньшикова Наташка.
Недалеко возле крыльца, под забором, лежал вниз лицом Демид.
– Ага, растрясли вас, сволочей! – злорадно закричал Фрол. Он, шатаясь, стоял посреди двора, заложив руки в карманы. Демид, не вставая, поднял с земли черное, как чугун, лицо.
– Уйди отсюда… пока цел, – процедил он.
Но Фрол опустился перед ним на корточки:
– Пойдем выпьем, а? Я угощаю сегодня…
– Над чем смеешься, сволочь? Над горем человеческим?!
– Я над собой, может, смеюсь, понял? Какое у тебя такое горе? У вас горшки да тряпицы, а у меня душу всю, сердце вытрясли, сердце, понял?! В грязь кинули да растоптали! И кровь с него, как с помидора под сапогом, понял?! У тебя есть сердце, а? Э-э…
Махнув рукой, Фрол встал.
– А тряпки – тьфу! – плюнул он. – Да и люди разве вы? – И вышел на улицу.
Потом Фрол уже не знал – то ли день, то ли ночь на дворе, не чувствовал, воду пьет или самогон. Мелькали перед ним то испуганное лицо Марьи Вороновой, то свирепое – Анисима Шатрова, то красное, как распаренная тыква, – Филиппа Меньшикова. Кто-то говорил ему: «Сгоришь от вина, Фрол»; кто-то шептал ему в ухо: «Марья-то с Анисимом сейчас на кровати играет»; кто-то бил Фрола в грудь, пинал в лицо, и снова испуганное лицо Марьи, ее истошный крик: «Убьешь человека! Отойди сейчас же, отойди, говорю!..»
Потом кто-то куда-то тащил Курганова, лил на лицо что-то холодное. И снова табачный дым в пустой горнице Меньшиковых, снова голос Демида:
– Ишь, испугалась она за тебя, отняла. Только все это комедь. Не за тебя она испугалась, а за него, за Анисима. Убил бы он тебя – тюрьма ему. За плечи обняла его и повела. А куда? Известно… Нам все известно. Баба – она что? Днем пуглива, а ночью блудлива.
– Измолочу! – тыкал Фрол кулаком в мягкое Демидово лицо.
– Балбес! Я рассказываю, как тебя молотил Аниська… ногами по роже.
– Ага, это он бил меня, он? – рычал Курганов.
– А ты других помолоти. Филипп тебе давно сказал – от нее не убудет, – шепотом свистел в ухо Фрола Демид. – А отомстишь все же ей, ить смеется она над тобой. И ему, – убил бы тебя кабы. Вот… А потом, если хошь… Анисим-то плюнет на нее потом… Пей вот давай…
– Анисим по пятам ходит за ней. Караулит он ее, – хрипел Курганов.
– Не караулит. Пока не рассвело – айда к ней, постучимся тихонько, без шуму… Тряпку в рот – да на утес. А я помогу. Там кричи, не кричи потом – тихо, глухо…
– Не откроет она. Не дура.
– Мне не откроет – тебе откроет. «Пропадаю, скажи, зарезал Аниська, кровью захлебываюсь…»
Фрол ничего не помнил – ни дороги к домишку Марьи Вороновой, ни того, как стучался к ней. Очнулся от тревожного голоса Марьи за дверью:
– Кто?
– Зарезал Аниська, помираю… – шипел Демид в самое ухо.
– Помираю… – повторил Фрол покорно. – Зарезал Аниська…
Вскрикнула за дверью глухо Марья Воронова, забренчала торопливо задвижкой. Распахнула дверь. И снова закричала Марья дико и пронзительно, увидев Меньшикова:
– Фрол?!
Метнулась она назад. Оттолкнув Фрола, рванулся в темные сени Демид, следом за ним Филька. Откуда взялся Филька – непонятно. Когда они пошли к Марье, он остался там, на крыльце.
– Девчонке рот затыкай, балда!
Это кричал уже Филька.
«Зачем девчонке-то?» – тупо подумал Фрол. Стоя на крыльце, он слышал возню в комнате, затем в сенях.
А потом угар становился гуще и удушливее, хотя Фрол трезвел и трезвел помаленьку. И это было самое страшное.
Филька сам нес связанную тонкой веревкой Марью, Демид вынес сверток поменьше и крикнул Фролу:
– Айда на утес! У берега лодка у нас…
Шагая в темноте за Демидом, спотыкаясь и покачиваясь, Фрол думал: «Чего он несет такое? Что у Марьи взять можно?»
И вот на утесе Филька, тяжело дыша, сбросил ношу с плеча, поднял острый обломок от скалы, перекрестился.
– Разверни-ка ей голову, Демид.
Демид положил свой сверток на камни, сдернул платок с Марьиной головы.
– Ну вот оно, возмездие Божье, – снова перекрестился Филька. – Дыхни еще разок, попробуй напоследок скус воздуха. Помозжил я гадюкам ползучим головешки, теперь ходячим… Привел Господь…
В это время выплюнула Марья тряпку изо рта, простонала:
– Фрол, человек ведь ты! Ты все-таки человек, я знаю…
Словно разрезала его надвое Марья своим криком.
– Ну, бей, бей скорее! Почему у тебя руки-то трясутся? Бей!! – кричала Марья уже в лицо Фильки. Глаза ее горели в темноте, металось в них белое, прожигающее насквозь пламя.
– Отвернись хоть от смерти… Отвернись…
– Ты боишься! Вы всегда будете бояться нас, всег…
Филька наступил сапогом на Марьино лицо, придавил ей рот, как доской, заорал:
– Демид, заверни ей бошку!.. Закрой проклятые глаза!
Младший Меньшиков накинул Марье платок на голову. Она кричала сквозь платок:
– Фрол, запомни – они всегда будут нас бояться… Как черви боятся воздуха, как совы боятся света…
В это время послышался приглушенный детский плач.
– Филька! Демид!! – закричал наконец Фрол, сбрасывая через силу оцепенение.
Поняв только теперь, что происходит, он бросился к Фильке, но Демид кинулся наперерез, толкнул его с разбегу плечом, Фрол откатился почти к самому обрыву утеса, быстро приподнялся на колено, вскакивая… Фялька, в страшном молчании закусив губы, поднял обеими руками над Марьей камень…
Обмяк, распластался, так и не успев встать, на холодных камнях Фрол Курганов. Он уже ничего не видел, не слышал, как простонала еле внятно Марья последним стоном:
– Фрол… дочку…
– Демидка! – захрипел Филька, выхватывая нож с наборной костяной ручкой. – Кончай со змеиным выползком! А то сам я…
– Сей… час, сей… час, – икая, произнес Демид, трясущимися руками запихал сверток в какую-то расселину, принялся закидывать ее камнями, пожухлой травой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205