С голоду подохнем.
– Наворовался, поди, хватит.
– Хе! – Юргин презрительно усмехнулся и насмешливо кивнул за окно. – Ты ей это, Пистимее, скажи. Может, она и подтвердит твою резолюцию.
– Кого же вместо меня… намечают? Не слыхал?
– Как не слыхать! – опять подпрыгнул Юргин. И добавил, изливая всю свою желчь: – Мою фамилию называли, да передумают, однако, на Фролку Курганова променяют…
– Все шутишь?
– Какие шутки, когда по деревне об этом только и разговору!
По выражению лица Юргина, по едким интонациям в его голосе Устин, хотя и не сразу, понял наконец, что речь действительно идет о Курганове.
– Постой, постой… Это после всего того… после того, как Фролка с Клашкой?! Его – в бригадиры?!
– Так это и чудно людям. Об этом и судачат по всему колхозу.
– Понятно. Ступай, – сказал устало Морозов.
Пистимея долго не возвращалась. Устин сидел и, ни о чем не думая, глядел в темнеющие окна.
Потом пришло на ум, что жена, наверное, узнала уж насчет Варьки и побежала к Егору. Егор живет далеко, на самом конце села, долго проходит. Да еще сколь там задержится…
… Пистимея пришла почти через час, кинулась было к нему со слезами:
– Устинушка, Устинушка…
– Еще чего! – холодно сказал Устин, отстраняясь.
– Да что же это за напасти на нас? Варька-то!..
– Ты же сама хотела от нее избавиться, – безжалостно промолвил Устин.
– Устин, как язык твой поворачивается…
Тогда он проговорил с насмешкой:
– А до меня доведись… Я бы на Варькином месте давно ушел… Вот что.
– Так ведь этак… кусочек по кусочку… Ведь страшно становится…
– Отчего это страшно так тебе?
Но Пистимея теперь не отвечала. Она уже стояла на коленях и торопливо шептала молитву.
… На следующее утро Устин долго не решался выйти на улицу. Все ждал почему-то, не придет ли кто – Фрол Курганов, может быть, или хотя бы Антип Никулин.
Наконец не выдержал, оделся, вышел во двор. Потоптался возле крыльца, послушал, как хрустит снег под ногами. И побрел на конный двор. Там, наверное, должен быть сейчас Курганов. Но зачем ему Фрол, он и сам не мог бы сказать. По дороге Устану встретилось несколько колхозников. Все они здоровались с ним как ни в чем не бывало. Только один остановился и спросил:
– Так что же это, Устин?.. Варька-то – это что же?
Устин молча прошел мимо.
Фрол был на конюшне. Он чистил в стойлах, выбрасывал вилами теплый еще навоз на проход.
Устин присел у дощатых ворот конюшни на кучу затхлого, полусгнившего сена, на которой позавчера лежал Смирнов. Фрол перестал бросать навоз, однако молчал.
– Что, и почистить в конюшне некому? – спросил Устин. – Зачем сам чистишь? Хотя скоро на другую работу перейдешь. Тебя, говорят, в бригадиры Захар хочет. Вместо меня, значит. За какие такие заслуги?
Фрол и теперь ничего не сказал, молча принялся за прежнее дело.
Устин несколько минут смотрел на него с нескрываемым презрением. И вдруг, несмотря на строжайшее предупреждение Демида даже насчет намеков, тихонько спросил:
– А вот интересно мне – об Демиде Меньшикове помнишь? Тот твои заслуги знает.
Фрол на какое-то время застыл в согнутом положении.
– Помнишь, стало быть, – усмехнулся Устин. – А я думал – напоминать надо, – И еще ухмыльнулся: – А коль помнишь – ничего, не обомлеешь, если… носом к носу когда сойдетесь?
Курганов со звоном отшвырнул вилы, шагнул к Устану. Морозов начал было вставать ему навстречу, но в это время у ворот послышались шаги, в конюшню вошел Захар Большаков.
– Запряги мне коня… жених, – сказал председатель Курганову. – Надо в Ручьевку съездить. – И в это время заметил Устина и обернулся: – А-а, вот он где. Я думал, в контору все же зайдешь.
– Зачем? – пожал плечами Устин. – Теперь-то зачем? Слышал ведь – с бригадирства снимаете.
Фрол вывел из самого крайнего стойла рослого жеребца. Захар и Устин остались одни. Морозов по прежнему сидел на куче полусгнившего сена, опустив голову, смотрел на свои валенки, подшитые автомобильными покрышками.
Захар засунул руки глубоко в карманы старенького, потертого полушубка…
– Да хотя бы поинтересовался, почему снимать тебя собираемся.
Морозов скривил губы и спросил:
– А почему? Что коня угробил?
– Нет, не потому… Хотя и конь… Да нет, не поймешь ты.
– Отчего же… – глухо откликнулся Устин. – Что я, цыпленок глупый, не соображаю? Этот проклятый конь – повод только. Настоящие причины объяснять долго. Всю жизнь ты относишься ко мне с подозрением, не веришь, понять не можешь. И потому, что не можешь, убираешь с дороги. Так тебе спокойнее… Да поглядим, что еще члены правления скажут. Кроме этого коня, и доводов никаких у тебя нету, зацепиться не за что. Так или не так? Работал я, может, и не шибко хорошо, да не хуже других. Чего молчишь? Так или не так, спрашиваю?
Председатель еще некоторое время разглядывал Устина молча. А затем резко сказал:
– Ну-ка, подними голову!
У Морозова качнулась только борода.
– Поднимай, чего же ты!
Однако на этот раз Устин даже не шевельнулся.
– Боишься, значит? – еще резче проговорил Большаков, – Так чего же захныкал – «не веришь», «понять не можешь», если настоящие причины сам знаешь?
– Что я знаю? Ничего я не… – попытался было возразить Устин, однако, увидев суровые глаза председателя, беспомощно умолк.
– Вот то-то и оно, – сказал Захар. – Но возьмем хотя бы и этот довод – коня. Объясни вразумительно, почему насмерть загнал? Что за причина?
– Пьяный был… Варька говорила же.
– Пьяный? Что-то не видел я, чтобы напивался ты когда до такого состояния. И где напился? В станционной чайной? Там водки не продают.
– С собой бутылка была.
– С собой? Тогда объясни: чего это молол ты Смирнову? Он вчера еще звонил мне. Под каким деревом он роется, как…
Устин ответил вяло, через силу:
– А под тем же, под которым ты все копаешься. А чего рыться под меня? Это хоть кого доведет до бешенства…
– Так… Еще один вопрос. Эти стожки почему в Пихтовой пади остались? Если уж начистоту, тоже подозрительно мне. Почему?
– А сам ты почему недоглядел? – спросил, в свою очередь, Устин. – У меня тоже не сотни глаз. За всем не усмотришь. Закрутился и забыл. А ты с Егоркой ездил потом, обсматривал поля. Чего же ты их не увидел?.. Да ладно уж, что вопросы задавать друг другу… На свете вроде все устроено просто да понятно, а не на всякий вопрос ответишь вдруг…
– Вдруг не на всякий, верно, – согласился Захар, по-прежнему внимательно глядя на Устина. – И поэтому позовем на помощь милицию. А если надо – и суд.
Внешне Устин и на эти слова никак не реагировал. Но спустя минуту все-таки спросил:
– Зачем… милицию?
– А ты как думал?! – спросил, в свою очередь, Захар. – Три стога сена не шутка. Да еще в такой год. Мы уж сообщили куда следует.
И опять Морозов сидел на прелом сене не шевелясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
– Наворовался, поди, хватит.
– Хе! – Юргин презрительно усмехнулся и насмешливо кивнул за окно. – Ты ей это, Пистимее, скажи. Может, она и подтвердит твою резолюцию.
– Кого же вместо меня… намечают? Не слыхал?
– Как не слыхать! – опять подпрыгнул Юргин. И добавил, изливая всю свою желчь: – Мою фамилию называли, да передумают, однако, на Фролку Курганова променяют…
– Все шутишь?
– Какие шутки, когда по деревне об этом только и разговору!
По выражению лица Юргина, по едким интонациям в его голосе Устин, хотя и не сразу, понял наконец, что речь действительно идет о Курганове.
– Постой, постой… Это после всего того… после того, как Фролка с Клашкой?! Его – в бригадиры?!
– Так это и чудно людям. Об этом и судачат по всему колхозу.
– Понятно. Ступай, – сказал устало Морозов.
Пистимея долго не возвращалась. Устин сидел и, ни о чем не думая, глядел в темнеющие окна.
Потом пришло на ум, что жена, наверное, узнала уж насчет Варьки и побежала к Егору. Егор живет далеко, на самом конце села, долго проходит. Да еще сколь там задержится…
… Пистимея пришла почти через час, кинулась было к нему со слезами:
– Устинушка, Устинушка…
– Еще чего! – холодно сказал Устин, отстраняясь.
– Да что же это за напасти на нас? Варька-то!..
– Ты же сама хотела от нее избавиться, – безжалостно промолвил Устин.
– Устин, как язык твой поворачивается…
Тогда он проговорил с насмешкой:
– А до меня доведись… Я бы на Варькином месте давно ушел… Вот что.
– Так ведь этак… кусочек по кусочку… Ведь страшно становится…
– Отчего это страшно так тебе?
Но Пистимея теперь не отвечала. Она уже стояла на коленях и торопливо шептала молитву.
… На следующее утро Устин долго не решался выйти на улицу. Все ждал почему-то, не придет ли кто – Фрол Курганов, может быть, или хотя бы Антип Никулин.
Наконец не выдержал, оделся, вышел во двор. Потоптался возле крыльца, послушал, как хрустит снег под ногами. И побрел на конный двор. Там, наверное, должен быть сейчас Курганов. Но зачем ему Фрол, он и сам не мог бы сказать. По дороге Устану встретилось несколько колхозников. Все они здоровались с ним как ни в чем не бывало. Только один остановился и спросил:
– Так что же это, Устин?.. Варька-то – это что же?
Устин молча прошел мимо.
Фрол был на конюшне. Он чистил в стойлах, выбрасывал вилами теплый еще навоз на проход.
Устин присел у дощатых ворот конюшни на кучу затхлого, полусгнившего сена, на которой позавчера лежал Смирнов. Фрол перестал бросать навоз, однако молчал.
– Что, и почистить в конюшне некому? – спросил Устин. – Зачем сам чистишь? Хотя скоро на другую работу перейдешь. Тебя, говорят, в бригадиры Захар хочет. Вместо меня, значит. За какие такие заслуги?
Фрол и теперь ничего не сказал, молча принялся за прежнее дело.
Устин несколько минут смотрел на него с нескрываемым презрением. И вдруг, несмотря на строжайшее предупреждение Демида даже насчет намеков, тихонько спросил:
– А вот интересно мне – об Демиде Меньшикове помнишь? Тот твои заслуги знает.
Фрол на какое-то время застыл в согнутом положении.
– Помнишь, стало быть, – усмехнулся Устин. – А я думал – напоминать надо, – И еще ухмыльнулся: – А коль помнишь – ничего, не обомлеешь, если… носом к носу когда сойдетесь?
Курганов со звоном отшвырнул вилы, шагнул к Устану. Морозов начал было вставать ему навстречу, но в это время у ворот послышались шаги, в конюшню вошел Захар Большаков.
– Запряги мне коня… жених, – сказал председатель Курганову. – Надо в Ручьевку съездить. – И в это время заметил Устина и обернулся: – А-а, вот он где. Я думал, в контору все же зайдешь.
– Зачем? – пожал плечами Устин. – Теперь-то зачем? Слышал ведь – с бригадирства снимаете.
Фрол вывел из самого крайнего стойла рослого жеребца. Захар и Устин остались одни. Морозов по прежнему сидел на куче полусгнившего сена, опустив голову, смотрел на свои валенки, подшитые автомобильными покрышками.
Захар засунул руки глубоко в карманы старенького, потертого полушубка…
– Да хотя бы поинтересовался, почему снимать тебя собираемся.
Морозов скривил губы и спросил:
– А почему? Что коня угробил?
– Нет, не потому… Хотя и конь… Да нет, не поймешь ты.
– Отчего же… – глухо откликнулся Устин. – Что я, цыпленок глупый, не соображаю? Этот проклятый конь – повод только. Настоящие причины объяснять долго. Всю жизнь ты относишься ко мне с подозрением, не веришь, понять не можешь. И потому, что не можешь, убираешь с дороги. Так тебе спокойнее… Да поглядим, что еще члены правления скажут. Кроме этого коня, и доводов никаких у тебя нету, зацепиться не за что. Так или не так? Работал я, может, и не шибко хорошо, да не хуже других. Чего молчишь? Так или не так, спрашиваю?
Председатель еще некоторое время разглядывал Устина молча. А затем резко сказал:
– Ну-ка, подними голову!
У Морозова качнулась только борода.
– Поднимай, чего же ты!
Однако на этот раз Устин даже не шевельнулся.
– Боишься, значит? – еще резче проговорил Большаков, – Так чего же захныкал – «не веришь», «понять не можешь», если настоящие причины сам знаешь?
– Что я знаю? Ничего я не… – попытался было возразить Устин, однако, увидев суровые глаза председателя, беспомощно умолк.
– Вот то-то и оно, – сказал Захар. – Но возьмем хотя бы и этот довод – коня. Объясни вразумительно, почему насмерть загнал? Что за причина?
– Пьяный был… Варька говорила же.
– Пьяный? Что-то не видел я, чтобы напивался ты когда до такого состояния. И где напился? В станционной чайной? Там водки не продают.
– С собой бутылка была.
– С собой? Тогда объясни: чего это молол ты Смирнову? Он вчера еще звонил мне. Под каким деревом он роется, как…
Устин ответил вяло, через силу:
– А под тем же, под которым ты все копаешься. А чего рыться под меня? Это хоть кого доведет до бешенства…
– Так… Еще один вопрос. Эти стожки почему в Пихтовой пади остались? Если уж начистоту, тоже подозрительно мне. Почему?
– А сам ты почему недоглядел? – спросил, в свою очередь, Устин. – У меня тоже не сотни глаз. За всем не усмотришь. Закрутился и забыл. А ты с Егоркой ездил потом, обсматривал поля. Чего же ты их не увидел?.. Да ладно уж, что вопросы задавать друг другу… На свете вроде все устроено просто да понятно, а не на всякий вопрос ответишь вдруг…
– Вдруг не на всякий, верно, – согласился Захар, по-прежнему внимательно глядя на Устина. – И поэтому позовем на помощь милицию. А если надо – и суд.
Внешне Устин и на эти слова никак не реагировал. Но спустя минуту все-таки спросил:
– Зачем… милицию?
– А ты как думал?! – спросил, в свою очередь, Захар. – Три стога сена не шутка. Да еще в такой год. Мы уж сообщили куда следует.
И опять Морозов сидел на прелом сене не шевелясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205