Раньше Стешка, а теперь сам Фрол старался быть поближе к людям, а вечером вместе со всеми уходил в деревню. Стешка плелась позади с бабами. Председатель перестал отчего-то заезжать на ток вечерами. Он приезжал иногда днем, хмурый и обросший, но долго на току не задерживался.
Однажды, в начале третьей недели, Захар все-таки задержался, а вечером поехал в деревню, как это бывало раньше, вместе со Стешкой.
– Вот что, Фрол, ты не порти мне спектакля, – жестко сказал в тот же день Морозов. – Чтоб все по нотам было, как договаривались. Понял?
– Не могу я! – скрежетнул даже зубами Фрол. – Не могу…
Устин запрокинул голову и захохотал. Потом резко оборвал смех, прищурил черно-угольные, отливающие холодным блеском глаза.
– Ты ляг сегодня пораньше спать. Укройся с головой, в темноте подумай… припомни, что можешь. А что забыл, я подскажу.
На другой день Фрол, выбрав время, шепнул Стешке, глядя в сторону:
– Как стемнеет, жду тебя в тайге, возле обгорелого кедра.
… Так она, Стешка, продолжалась в его жизни. А что было еще дальше?
Были ворованные поцелуи, жадные, ненасытные Стешкины ласки по ночам, которые вызывали у Курганова тошноту и отвращение, высасывали из него все силы. И довольные смешки Устина Морозова, его одобрительные возгласы: «Так… Молодец, Фрол… Скоро будет последнее действие… На Масленицу Захар свадьбу готовит. И ты готовься…»
– И ты готовься, – повторял Фрол Стешке Устиновы слова. Голос его был усталый и безразличный. – Отведете свадьбу, а перед тем, как лечь спать, выйдешь на улицу. За плетнем будет кошева стоять…
– Выйду, родимый. Что хошь сделаю. Пешком за тобой побегу хоть на край света, – покорно шептала Стешка.
А зимой, уже перед самой свадьбой – остатки совести, что ли, пошевелились в ней, – она попросила робко Курганова:
– Может, не надо бы, Фролушка, а?.. Свадьбу-то с Захаркой… Давай я сегодня к тебе перейду. Начисто убьет это Большакова. А коль со свадьбой еще комедь устроить…
– Жалко, что ли, его?
– Не то чтоб жалко… Неловко все же. – И, опустив в снег раскосые свои глаза, добавила: – А по правде если – жалко. Не его, может, а просто так. Сердце томит отчего-то…
Стешка помедлила, поводила глазами и снова опустила их вниз.
– Летом он для меня цветки собирал. Когда едем вечером домой на ходке, вытащит их, привялые, запыленные, из-под ног откуда-то, сунет неловко в колени мне, а сам покраснеет… А когда в скирде мы… догадался он, в общем, как-то. За одну ночь похудел. Глаза только одни и не похудели. Потом простил…
– Может, и сейчас догадывается?
– Не знаю. Только еще преданнее в глаза смотрит. Как больному ребенку. И весь какой-то… виноватый весь. Будто не я перед ним, а он передо мной провинился. Когда сказала: «Давай свадьбу через месяц» – повеселел.
– Можешь не выходить под конец свадьбы ко мне, если хочешь. Чтобы он не погрустнел потом, – проговорил Фрол суховато, вроде попросил о чем-то неуверенно.
Но Стешке показалось, что он сказал это с издевкой.
– Ты не смейся, Фрол. Я к тому, что душа у него, у Захарки, человеческая.
– И я к тому… – еще тише проговорил Фрол, оглянулся по сторонам и странно втянул голову в плечи. – Легко ли наплевать в такую…
Стешка недоуменно подняла голову в толстом полушалке, испуганно глянула на него узковатыми глазами, ткнулась в кислую шерсть Фролова полушубка.
– Нет! Фролушка, ты верь мне. Я ведь это так… вспомнила. Да ради тебя, ради… Я им всем наплюю! Всем!.. Фролушка, родимый…
Курганов, грубо оттолкнув ее от себя, брезгливо растер рукавом мокрую от ее слез шерсть на отворотах полушубка.
– Я и не сомневался. Вот тут, за этим самым плетнем, будут сани стоять, – хрипуче и тяжело сказал он, отвернулся от Стешки и пошел, горбатясь, в темноту.
… Свадьба Захара Большакова со Стешкой была в морозный, искристый день. С утра гудело и волновалось все село, – шутка ли, председатель женится! Кучами ходили люди из конца в конец деревни, толкались перед домом Захара, сорили подсолнечной лузгой, окурками на чистый, только что нападавший сверху снег.
И весь день ждали чего-то необычного, невиданного в этих краях. Приближение этого необычного чувствовалось во всем – в испуганно-подленьком блеске Стешкиных глаз, в счастливо-обеспокоенном выражении худого Захарова лица, в молчаливых и зловещих усмешечках Илюшки Юргина, точно он хотел сказать: погодите, мол, вы не знаете, что сейчас произойдет, а мне-то известно…
Но свадьба началась своим чередом, после первых рюмок исчезла скованность и неловкость гостей. Кричали, как обычно, «горько», Захар целовал Стешку в холодные губы. Устин Морозов, подвыпивший и разлохматившийся, обнимал Захара, говорил, смахивая со щек самые настоящие слезы:
– Захар Захарыч, дорогой ты наш председатель… Видим, видим, как вы любите друг друга… И мы радуемся твоему счастью. Мир да совет вам до гроба… Гляди, Стешка, береги его, заботься. Самое дорогое, что у нас есть, отдаем тебе. Сынов чтоб нарожала ему…
Захар, тогда молодой, еще безусый, разволновался, приподнялся со стула. Кто-то снова крикнул в это время: «Горько!» Стешка обхватила Захара обеими руками, прижалась к нему крепкой, как камень, грудью, внутри которой часто и глухо колотилось что-то живое. Тогда Захар расчувствовался окончательно, усталые и счастливые глаза его подернулись живой влагой.
– Друзья дорогие мои! Товарищи дорогие… – начал он.
В это время Фрол Курганов почувствовал на себе две пары глаз – Устина Морозова и Стешки. Встал из-за стола и, покачиваясь – то ли от выпитой водки, то ли еще от чего, не спеша вышел на улицу.
… Ночь была тоже морозной и искристой. Сотни человеческих ног гладко притоптали за день снег вокруг дома Захара Большакова. Скрипа полозьев, когда Фрол и Илюшка Юргин подъезжали к плетню, не было слышно.
Гости уже начали расходиться от председателя. В освещенных окнах маячило еще несколько теней, болталась, прыгала по мерзлым стеклам огромная кудлатая голова Устина Морозова.
Стешка перелезла через плетень молча и торопливо. Если бы не затрещали под ее ногой мерзлые прутья, можно было подумать, что это тоже скользнула какая-то неясная, зловещая тень. Полураздетая, придерживая одной рукой полы незастегнутой жакетки, другой – концы полушалка, она тяжелым мешком бухнулась в сани, простонала Фролу в колени:
– Ой, скорее…
«Купи-продай», сидевший за кучера, изо всей силы вытянул кнутом горячего жеребца. В две минуты он домчал их до Фроловой избы. Стешка спрыгнула с саней, все так же придерживая руками жакетку и полушалок, прибежала к двери, ударилась о нее плечом.
Сам Фрол вылезал из саней не спеша. Он сперва проводил взглядом Стешку и потом уже ступил на снег.
– Да скорей ты, и так чуть не опоздали! – нетерпеливо крикнул Юргин Фролу, заворачивая жеребца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
Однажды, в начале третьей недели, Захар все-таки задержался, а вечером поехал в деревню, как это бывало раньше, вместе со Стешкой.
– Вот что, Фрол, ты не порти мне спектакля, – жестко сказал в тот же день Морозов. – Чтоб все по нотам было, как договаривались. Понял?
– Не могу я! – скрежетнул даже зубами Фрол. – Не могу…
Устин запрокинул голову и захохотал. Потом резко оборвал смех, прищурил черно-угольные, отливающие холодным блеском глаза.
– Ты ляг сегодня пораньше спать. Укройся с головой, в темноте подумай… припомни, что можешь. А что забыл, я подскажу.
На другой день Фрол, выбрав время, шепнул Стешке, глядя в сторону:
– Как стемнеет, жду тебя в тайге, возле обгорелого кедра.
… Так она, Стешка, продолжалась в его жизни. А что было еще дальше?
Были ворованные поцелуи, жадные, ненасытные Стешкины ласки по ночам, которые вызывали у Курганова тошноту и отвращение, высасывали из него все силы. И довольные смешки Устина Морозова, его одобрительные возгласы: «Так… Молодец, Фрол… Скоро будет последнее действие… На Масленицу Захар свадьбу готовит. И ты готовься…»
– И ты готовься, – повторял Фрол Стешке Устиновы слова. Голос его был усталый и безразличный. – Отведете свадьбу, а перед тем, как лечь спать, выйдешь на улицу. За плетнем будет кошева стоять…
– Выйду, родимый. Что хошь сделаю. Пешком за тобой побегу хоть на край света, – покорно шептала Стешка.
А зимой, уже перед самой свадьбой – остатки совести, что ли, пошевелились в ней, – она попросила робко Курганова:
– Может, не надо бы, Фролушка, а?.. Свадьбу-то с Захаркой… Давай я сегодня к тебе перейду. Начисто убьет это Большакова. А коль со свадьбой еще комедь устроить…
– Жалко, что ли, его?
– Не то чтоб жалко… Неловко все же. – И, опустив в снег раскосые свои глаза, добавила: – А по правде если – жалко. Не его, может, а просто так. Сердце томит отчего-то…
Стешка помедлила, поводила глазами и снова опустила их вниз.
– Летом он для меня цветки собирал. Когда едем вечером домой на ходке, вытащит их, привялые, запыленные, из-под ног откуда-то, сунет неловко в колени мне, а сам покраснеет… А когда в скирде мы… догадался он, в общем, как-то. За одну ночь похудел. Глаза только одни и не похудели. Потом простил…
– Может, и сейчас догадывается?
– Не знаю. Только еще преданнее в глаза смотрит. Как больному ребенку. И весь какой-то… виноватый весь. Будто не я перед ним, а он передо мной провинился. Когда сказала: «Давай свадьбу через месяц» – повеселел.
– Можешь не выходить под конец свадьбы ко мне, если хочешь. Чтобы он не погрустнел потом, – проговорил Фрол суховато, вроде попросил о чем-то неуверенно.
Но Стешке показалось, что он сказал это с издевкой.
– Ты не смейся, Фрол. Я к тому, что душа у него, у Захарки, человеческая.
– И я к тому… – еще тише проговорил Фрол, оглянулся по сторонам и странно втянул голову в плечи. – Легко ли наплевать в такую…
Стешка недоуменно подняла голову в толстом полушалке, испуганно глянула на него узковатыми глазами, ткнулась в кислую шерсть Фролова полушубка.
– Нет! Фролушка, ты верь мне. Я ведь это так… вспомнила. Да ради тебя, ради… Я им всем наплюю! Всем!.. Фролушка, родимый…
Курганов, грубо оттолкнув ее от себя, брезгливо растер рукавом мокрую от ее слез шерсть на отворотах полушубка.
– Я и не сомневался. Вот тут, за этим самым плетнем, будут сани стоять, – хрипуче и тяжело сказал он, отвернулся от Стешки и пошел, горбатясь, в темноту.
… Свадьба Захара Большакова со Стешкой была в морозный, искристый день. С утра гудело и волновалось все село, – шутка ли, председатель женится! Кучами ходили люди из конца в конец деревни, толкались перед домом Захара, сорили подсолнечной лузгой, окурками на чистый, только что нападавший сверху снег.
И весь день ждали чего-то необычного, невиданного в этих краях. Приближение этого необычного чувствовалось во всем – в испуганно-подленьком блеске Стешкиных глаз, в счастливо-обеспокоенном выражении худого Захарова лица, в молчаливых и зловещих усмешечках Илюшки Юргина, точно он хотел сказать: погодите, мол, вы не знаете, что сейчас произойдет, а мне-то известно…
Но свадьба началась своим чередом, после первых рюмок исчезла скованность и неловкость гостей. Кричали, как обычно, «горько», Захар целовал Стешку в холодные губы. Устин Морозов, подвыпивший и разлохматившийся, обнимал Захара, говорил, смахивая со щек самые настоящие слезы:
– Захар Захарыч, дорогой ты наш председатель… Видим, видим, как вы любите друг друга… И мы радуемся твоему счастью. Мир да совет вам до гроба… Гляди, Стешка, береги его, заботься. Самое дорогое, что у нас есть, отдаем тебе. Сынов чтоб нарожала ему…
Захар, тогда молодой, еще безусый, разволновался, приподнялся со стула. Кто-то снова крикнул в это время: «Горько!» Стешка обхватила Захара обеими руками, прижалась к нему крепкой, как камень, грудью, внутри которой часто и глухо колотилось что-то живое. Тогда Захар расчувствовался окончательно, усталые и счастливые глаза его подернулись живой влагой.
– Друзья дорогие мои! Товарищи дорогие… – начал он.
В это время Фрол Курганов почувствовал на себе две пары глаз – Устина Морозова и Стешки. Встал из-за стола и, покачиваясь – то ли от выпитой водки, то ли еще от чего, не спеша вышел на улицу.
… Ночь была тоже морозной и искристой. Сотни человеческих ног гладко притоптали за день снег вокруг дома Захара Большакова. Скрипа полозьев, когда Фрол и Илюшка Юргин подъезжали к плетню, не было слышно.
Гости уже начали расходиться от председателя. В освещенных окнах маячило еще несколько теней, болталась, прыгала по мерзлым стеклам огромная кудлатая голова Устина Морозова.
Стешка перелезла через плетень молча и торопливо. Если бы не затрещали под ее ногой мерзлые прутья, можно было подумать, что это тоже скользнула какая-то неясная, зловещая тень. Полураздетая, придерживая одной рукой полы незастегнутой жакетки, другой – концы полушалка, она тяжелым мешком бухнулась в сани, простонала Фролу в колени:
– Ой, скорее…
«Купи-продай», сидевший за кучера, изо всей силы вытянул кнутом горячего жеребца. В две минуты он домчал их до Фроловой избы. Стешка спрыгнула с саней, все так же придерживая руками жакетку и полушалок, прибежала к двери, ударилась о нее плечом.
Сам Фрол вылезал из саней не спеша. Он сперва проводил взглядом Стешку и потом уже ступил на снег.
– Да скорей ты, и так чуть не опоздали! – нетерпеливо крикнул Юргин Фролу, заворачивая жеребца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205