Молодая мать с хозяйственной сумкой на коленях зорко следила за ним. В руке у нее белый пакетик с мороженым.
Заметив свободную скамейку, Николай Евгеньевич присел. Портфель со стуком шлепнулся на землю, из него до половины выскочила папка с надписью от руки: «Николай Луков. „Вячеслав Шубин“». Десять авторских листов коту под хвост! Другого сравнения Лукову не приходило в голову. Именно коту под хвост! Кто теперь напечатает монографию? Скандальная история с Шубиным вмиг облетела все издательства.
Лопнула как мыльный пузырь мечта Лукова вступить в Союз писателей! А он уже раззвонил своим коллегам по институту, что скоро уйдет на вольные хлеба… Поднимется ли снова когда-нибудь Вячеслав Шубин? Вряд ли. На собрании прямо в глаза ему сказали, что он оказался «голым королем». Влиятельные дружки попытались было его выручить, но их голоса потонули в общем гуле протеста. Значит, надежды опубликовать книгу о Шубине нет. «Голым королем» оставаться Вячеславу Ильичу теперь до самой смерти… Как критик, Луков это прекрасно знал. Какие-то новые веяния появились в среде литераторов. Раньше не было такого, чтобы влиятельного писателя, поддерживаемого секретариатом, провалили с таким треском.
Новые веяния… Они ощущаются во всем. В ЦДЛ, где раньше напропалую гуляли московские и приезжие писатели, теперь тихо, спокойно, не слышно звона стаканов, пьяных криков, никто не бьет себя кулаком в грудь и не кричит: «А кто ты такой? Я тебя не знаю, а я – такой-то! Меня все знают!» Никто не бросается с пьяными поцелуями к знакомым и незнакомым. Никто не кричит, что он гений, а остальные – дерьмо! И надо признать, в Доме литераторов стало лучше, если так можно сказать, чище, порядочнее. Теперь без опасения, что тебе помешают, можно встретиться в ресторане с приятелем и вкусно пообедать, потом пойти наверх в кинозал и посмотреть новый фильм. На творческих секциях стало больше народа, а ведь раньше иные молодые сидели в ресторане и глушили водку. Ничего этого не стало…
Будто отвечая мыслям Лукова, на скамейку рядом опустились два небритых мужчины в помятых костюмах. У обоих в глазах зеленая тоска. Не обращая внимания на Николая Евгеньевича, они заговорили о своем.
П е р в ы й (с черными усиками) . Даже пива нет, мать твою…
В т о р о й (с часами электронными, на которые он поминутно смотрел) . Башка трещит, во рту будто кошка ночевала…
П е р в ы й. Теперь, Вася, надо загодя думать о похмелке! Брать лишнюю бутылку и прятать в укромном уголке.
В т о р о й. Разве утерпишь? И спрятанную на дне моря найдешь, когда душа горит.
П е р в ы й. А теперь вот мучаемся… Когда откроют?
В т о р о й (бросив взгляд на часы) . Через два часа тридцать шесть минут десять секунд.
П е р в ы й. Завязывать надо, Вася! Какая теперь жизнь алкоголику. Переберешь – могут прихватить на улице и в вытрезвитель. Душа запросит, а магазин на замке. Говорят, пиво будут безалкогольное выпускать. Куда катимся, Вася?
В т о р о й. Я раньше филателистом был…
П е р в ы й. Кем-кем?
В т о р о й. Марки собирал, в альбомы клеил. Знаешь, были такие, которые больше сотни стоили… Как начал закладывать, все спустил! Даже сыну не осталось ни одного альбома, а он у меня тоже филателист. Может, снова марками заняться? Бегал по магазинам, знакомых было полно, я те скажу, интересное дело – марки собирать! У меня среди знакомых были доктора наук, писатели, один даже начальник главка. Встретимся, разложим марки, смотрим в лупу и разговариваем на разные темы, не то что мы с тобой – или о бутылке, или о бабах… От меня ведь жена ушла, да ты знаешь…
П е р в ы й. Я свою тоже с год не видел… Как начали нас… прижимать, позвонила – она живет у матери, – мол, бросишь, может, вернусь…
От этих разговоров на Лукова еще большая тоска навалилась, он поднялся, взял портфель и пошел дальше. Краем глаза заметил, с каким интересом ощупывали взглядом его портфель два пьянчужки. Лучше бы там лежала бутылка, чем отвергнутая рукопись… Кстати, сейчас он бы с удовольствием выпил сто граммов, да где их возьмешь?..
У метро «Новослободская» на него налетел Виктор Викторович Маляров. Он уже несколько лет как переехал из Ленинграда в Москву. Толстый, всегда улыбающийся Маляров оттеснил его выпяченным брюхом к белой колоннаде и с ходу стал выкладывать последние новости:
– Слышал, как на собрании с треском прокатили Шубина? Корчил из себя классика, а оказался полным графоманом! А что писали о нем? «Гордость нашей советской литературы! Продолжатель славных традиций Вячеслава Шишкова!» А он не продолжал, а просто-напросто подражал, причем неудачно.
– Не такой уж он плохой писатель… – вяло защищал Шубина Луков.
– Доберемся и до других! – не слушая его, тараторил Маляров. – А то, понимаешь, зажрались!
– Сидели они годами в журналах и будут сидеть, – прервал его Николай Евгеньевич.
– Никто не верил, что с пьянством можно справиться, а вон гляди, как за это дело взялись! Возьмутся и за наших вельмож! Я твоему Монастырскому два письма написал, так он даже не ответил, а когда прихватил его на собрании и стал говорить, что мою новую повесть в отделе прозы зажали, он вытаращил глаза и сказал, что никто ему никаких писем не показывал, а про повесть он слышит впервые… Хорош главный редактор, которому писем на его имя не показывают!
– Чего ты радуешься-то? – осадил Малярова Луков. – Ну, допустим, снимут этих, назначат других… Думаешь, будет лучше?
– Хуже того, что есть, уже не может быть, – засмеялся Виктор Викторович.
У Лукова своих неприятностей было невпроворот, чтобы еще выслушивать сетования Малярова. Он сунул ему потную ладонь, пробормотал, что спешит по важному делу, и всверлился в толпу, выходящую из метро.
– Я тебе еще не рассказал про… – донеслось ему вслед.
Луков даже не обернулся, он совсем не разделял оптимизма Малярова. Этот насмешливый толстяк не так давно в Москве, ему не понять, что у старожилов здесь сложились крепкие, тесные связи друг с другом и нарушать их чревато опасностями для многих. Что выиграет он, Луков, если уйдет в отставку Монастырский? В отделе критики он сейчас свой человек – два листа из книги о Шубине дали ему напечатать в журнале. Можно сказать, он, Луков, штатный критик в этом журнале, а придет новый редактор – как оно еще все повернется? Говорят же, новая метла по-новому и метет… Если пошатнутся возведенные критикой на Олимп авторитеты и в прах рассыплются «обоймы» известных имен, то что делать критикам? Вряд ли кто захочет публично признаться, что многие годы заблуждался и пел дифирамбы литературному начальству… Это значит громко заявить о своей близорукости, тенденциозности и вообще непрофессионализме? Не сможет же он, Луков, сказать, что писатель, которого он столько лет хвалил, – бездарность?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183
Заметив свободную скамейку, Николай Евгеньевич присел. Портфель со стуком шлепнулся на землю, из него до половины выскочила папка с надписью от руки: «Николай Луков. „Вячеслав Шубин“». Десять авторских листов коту под хвост! Другого сравнения Лукову не приходило в голову. Именно коту под хвост! Кто теперь напечатает монографию? Скандальная история с Шубиным вмиг облетела все издательства.
Лопнула как мыльный пузырь мечта Лукова вступить в Союз писателей! А он уже раззвонил своим коллегам по институту, что скоро уйдет на вольные хлеба… Поднимется ли снова когда-нибудь Вячеслав Шубин? Вряд ли. На собрании прямо в глаза ему сказали, что он оказался «голым королем». Влиятельные дружки попытались было его выручить, но их голоса потонули в общем гуле протеста. Значит, надежды опубликовать книгу о Шубине нет. «Голым королем» оставаться Вячеславу Ильичу теперь до самой смерти… Как критик, Луков это прекрасно знал. Какие-то новые веяния появились в среде литераторов. Раньше не было такого, чтобы влиятельного писателя, поддерживаемого секретариатом, провалили с таким треском.
Новые веяния… Они ощущаются во всем. В ЦДЛ, где раньше напропалую гуляли московские и приезжие писатели, теперь тихо, спокойно, не слышно звона стаканов, пьяных криков, никто не бьет себя кулаком в грудь и не кричит: «А кто ты такой? Я тебя не знаю, а я – такой-то! Меня все знают!» Никто не бросается с пьяными поцелуями к знакомым и незнакомым. Никто не кричит, что он гений, а остальные – дерьмо! И надо признать, в Доме литераторов стало лучше, если так можно сказать, чище, порядочнее. Теперь без опасения, что тебе помешают, можно встретиться в ресторане с приятелем и вкусно пообедать, потом пойти наверх в кинозал и посмотреть новый фильм. На творческих секциях стало больше народа, а ведь раньше иные молодые сидели в ресторане и глушили водку. Ничего этого не стало…
Будто отвечая мыслям Лукова, на скамейку рядом опустились два небритых мужчины в помятых костюмах. У обоих в глазах зеленая тоска. Не обращая внимания на Николая Евгеньевича, они заговорили о своем.
П е р в ы й (с черными усиками) . Даже пива нет, мать твою…
В т о р о й (с часами электронными, на которые он поминутно смотрел) . Башка трещит, во рту будто кошка ночевала…
П е р в ы й. Теперь, Вася, надо загодя думать о похмелке! Брать лишнюю бутылку и прятать в укромном уголке.
В т о р о й. Разве утерпишь? И спрятанную на дне моря найдешь, когда душа горит.
П е р в ы й. А теперь вот мучаемся… Когда откроют?
В т о р о й (бросив взгляд на часы) . Через два часа тридцать шесть минут десять секунд.
П е р в ы й. Завязывать надо, Вася! Какая теперь жизнь алкоголику. Переберешь – могут прихватить на улице и в вытрезвитель. Душа запросит, а магазин на замке. Говорят, пиво будут безалкогольное выпускать. Куда катимся, Вася?
В т о р о й. Я раньше филателистом был…
П е р в ы й. Кем-кем?
В т о р о й. Марки собирал, в альбомы клеил. Знаешь, были такие, которые больше сотни стоили… Как начал закладывать, все спустил! Даже сыну не осталось ни одного альбома, а он у меня тоже филателист. Может, снова марками заняться? Бегал по магазинам, знакомых было полно, я те скажу, интересное дело – марки собирать! У меня среди знакомых были доктора наук, писатели, один даже начальник главка. Встретимся, разложим марки, смотрим в лупу и разговариваем на разные темы, не то что мы с тобой – или о бутылке, или о бабах… От меня ведь жена ушла, да ты знаешь…
П е р в ы й. Я свою тоже с год не видел… Как начали нас… прижимать, позвонила – она живет у матери, – мол, бросишь, может, вернусь…
От этих разговоров на Лукова еще большая тоска навалилась, он поднялся, взял портфель и пошел дальше. Краем глаза заметил, с каким интересом ощупывали взглядом его портфель два пьянчужки. Лучше бы там лежала бутылка, чем отвергнутая рукопись… Кстати, сейчас он бы с удовольствием выпил сто граммов, да где их возьмешь?..
У метро «Новослободская» на него налетел Виктор Викторович Маляров. Он уже несколько лет как переехал из Ленинграда в Москву. Толстый, всегда улыбающийся Маляров оттеснил его выпяченным брюхом к белой колоннаде и с ходу стал выкладывать последние новости:
– Слышал, как на собрании с треском прокатили Шубина? Корчил из себя классика, а оказался полным графоманом! А что писали о нем? «Гордость нашей советской литературы! Продолжатель славных традиций Вячеслава Шишкова!» А он не продолжал, а просто-напросто подражал, причем неудачно.
– Не такой уж он плохой писатель… – вяло защищал Шубина Луков.
– Доберемся и до других! – не слушая его, тараторил Маляров. – А то, понимаешь, зажрались!
– Сидели они годами в журналах и будут сидеть, – прервал его Николай Евгеньевич.
– Никто не верил, что с пьянством можно справиться, а вон гляди, как за это дело взялись! Возьмутся и за наших вельмож! Я твоему Монастырскому два письма написал, так он даже не ответил, а когда прихватил его на собрании и стал говорить, что мою новую повесть в отделе прозы зажали, он вытаращил глаза и сказал, что никто ему никаких писем не показывал, а про повесть он слышит впервые… Хорош главный редактор, которому писем на его имя не показывают!
– Чего ты радуешься-то? – осадил Малярова Луков. – Ну, допустим, снимут этих, назначат других… Думаешь, будет лучше?
– Хуже того, что есть, уже не может быть, – засмеялся Виктор Викторович.
У Лукова своих неприятностей было невпроворот, чтобы еще выслушивать сетования Малярова. Он сунул ему потную ладонь, пробормотал, что спешит по важному делу, и всверлился в толпу, выходящую из метро.
– Я тебе еще не рассказал про… – донеслось ему вслед.
Луков даже не обернулся, он совсем не разделял оптимизма Малярова. Этот насмешливый толстяк не так давно в Москве, ему не понять, что у старожилов здесь сложились крепкие, тесные связи друг с другом и нарушать их чревато опасностями для многих. Что выиграет он, Луков, если уйдет в отставку Монастырский? В отделе критики он сейчас свой человек – два листа из книги о Шубине дали ему напечатать в журнале. Можно сказать, он, Луков, штатный критик в этом журнале, а придет новый редактор – как оно еще все повернется? Говорят же, новая метла по-новому и метет… Если пошатнутся возведенные критикой на Олимп авторитеты и в прах рассыплются «обоймы» известных имен, то что делать критикам? Вряд ли кто захочет публично признаться, что многие годы заблуждался и пел дифирамбы литературному начальству… Это значит громко заявить о своей близорукости, тенденциозности и вообще непрофессионализме? Не сможет же он, Луков, сказать, что писатель, которого он столько лет хвалил, – бездарность?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183