Дескать, мы, русские, восхищаемся зарубежными писателями, а у себя под носом не замечаем своих Хемингуэев, Фолкнеров, Стейнбеков… Такая беззастенчивая похвальба, помнится, вызвала недоумение других критиков. И вот Николай Луков, вскользь покаявшись, что и сам грешен, мол, в свое время хвалил этих литераторов, теперь якобы прозрел и решил откровенно высказать свое мнение о них, их книгах, которые залеживаются в книжных магазинах, на полках библиотек. Да, мы, критики, ошибались, больше того, добровольно заблуждались по поводу некоторых писателей, попавших в «обоймы», хвалили за все, что бы они ни опубликовали. Хвалили по инерции, да и что греха таить, нас, критиков, подталкивали на это сами же литераторы, занимающие руководящие посты в Союзе писателей и журналах…
Казакову стало неприятно читать эту муть: Луков был давно ему ясен, этот, как говорится, ради красного словца не пожалеет и родного отца… Удивило его другое – неужели наконец-то грянут долгожданные перемены? Большие изменения произошли в кинематографии, к руководству пришли молодые энергичные люди, которые не боятся открыто говорить правду. Признали, что за последнее десятилетие экран наводнили серые, бездарные ленты, за которые награждали, давали высокие премии. Если уж стали менять свое обличье такие ловкачи от литературы, как Луков, значит, свежий ветер подул и в литературе и искусстве! Может, скоро все встанет на свои места? Недавно выдвинули на Государственную премию Монастырского – кажется, это уже четвертая его премия. В «Роман-газете» напечатали его новый роман с портретом на обложке, а он красуется в каждом ленинградском книжном киоске. И самое постыдное для писателей и издателей – книжка, изданная миллионным тиражом, уценена в два раза! Весело глядит с зеленой обложки «Роман-газеты» круглощекий, отъевшийся Михаил Монастырский – дескать, уценяйте книжку хоть до пятака, а я все равно получу за нее сполна и отхвачу четвертую или пятую премию!..
В другом литературном еженедельнике Вадим Федорович наткнулся на статью Роботова. Известный поэт пространно делился с корреспондентом своими творческими планами: скоро выходит трехтомник его избранных стихотворений и поэм, на «Мосфильме» снимается картина, где прозвучат две его новые песни о металлургах, на днях появится в печати его новая поэма «Ускорение»…
Может, и зашатался раздутый Роботов, раз на него ополчился Луков, но сшибить его с пьедестала будет не так-то просто: закаленный в борьбе за свой авторитет Роботов не даст себя в обиду. Наоборот, критика лишь привлечет к его имени еще большее внимание. Не исключено, что вся эта шумиха вокруг него – тонкая игра. Последнее время о Роботове почти не писали, да и по телевидению давно его не видели, вот они с Луковым снова привлекли к его персоне внимание общественности…
Сладкая жизнь у литературных чиновников, если они всеми правдами и неправдами так цепляются за свое место… Наверное, понимают, что оторви их от кормушки и почетной должности – и они сразу станут никем, пустым местом… И по-видимому, страх держит рукой за горло таких людей: ведь когда он станет «голым королем», любой может сказать в глаза, кто он есть на самом деле, а может, даже потребует ответа за все содеянное за десятилетия…
Читая подобные выступления, Вадим Федорович только усмехался: как же после всего этого некоторым именитым критикам верить? Если они сознались, что врали? Прославляли начальство и замалчивали талантливых? Как, интересно, чувствует себя Луков? Андрей нашел статью в теоретическом журнале, где Лукова назвали «дубовым конъюнктурщиком», критиком из породы «чего изволите?». И вот после всего этого Николай Луков «исправился» – написал критическую статью о Роботове и Алферове…
Месяц назад Казакова пригласили в Москву на совет по художественной литературе – он и не знал, что избран туда. В актовом зале увидел Виктора Викторовича Малярова. Тот стал еще грузнее, живот распирал широченные в поясе брюки, а светлые глаза с мешками вроде бы стали меньше. Как всегда, был чисто выбрит, в дорогом костюме, при галстуке.
Полный, улыбчивый Алферов что-то толковал с трибуны о перестройке, о новом подходе издательств к публикации книг: мол, теперь издатели будут считаться с книжным спросом, мнением читателей и библиотекарей, пересматриваются планы по выпуску избранных сочинений…
– Сам-то ухитрился два или три раза выпустить свои полные собрания сочинений, – шепнул Маляров. – Я слышал, его турнули из двух или трех редсоветов, где он сидел как монумент десятилетиями.
– А кто это в президиуме рядом с Роботовым? – поинтересовался Вадим Федорович.
– Шубин, – ответил Маляров.
– Кажется, он был с бородой?
– Прет, как танк, в начальство, – усмехнулся Виктор Викторович. – На этой новой волне, когда колоссы на глиняных ногах закачались, хочет проскочить в руководители нового типа. Мол, в свое время пострадал, потому что критиковал начальство.
– Он и тогда был в чести, – заметил Вадим Федорович. – Славили во всех газетах, да и издавался широко.
– Ловкач, – согласился Виктор Викторович. – Ловит рыбку в мутной воде… Кстати, знаешь, когда он снова пошел в гору? В Ленинграде вышла книжка о его творчестве. Это Никколо Луков написал…
– Как он поживает?
– Луков? Ты разве не читал разгромной статьи, где его с дерьмом смешали: дескать, хвалил с пеной у рта только литературное начальство, преследовал талантливых писателей и вообще никакой он не критик, а спекулянт от литературы и конъюнктурщик.
– Ну а как твои литературные дела? – перевел разговор на другое Казаков…
Он почему-то даже не ощутил удовлетворения, что злобный недруг его, Луков, наконец выведен на чистую воду. Луков получил по заслугам, а бездарный Шубин снова на плаву… Выходит, такие, как Шубин, пристраиваются к новым условиям существования. Да и как может перестроиться писатель, который всю свою жизнь лгал, изворачивался, подстраивался под каждую новую волну?.. Затаился Никколо Луков! Ждет своего часа – такие, как он, не сдают своих позиций… Наверное, не нужно писателям литературное начальство. Писатель не связан с производством, как киноработник или артист. Писатель – сам производство, фабрика, завод… Хороший, талантливый писатель!
Все это вспомнилось Казакову, когда он просматривал «Литературку». Взглянув в окно, он надел костюм, летние туфли, поколебавшись, захватил легкий синий плащ. У него в три часа выступление в центральной библиотеке Московского района. Сегодня суббота, день по-летнему теплый, солнечный. Почти половину апреля стоит такая погода – в городе вряд ли осталась хотя бы одна ледяная глыба, разве что в старых парках и скверах под ворохом прошлогодних опавших листьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183
Казакову стало неприятно читать эту муть: Луков был давно ему ясен, этот, как говорится, ради красного словца не пожалеет и родного отца… Удивило его другое – неужели наконец-то грянут долгожданные перемены? Большие изменения произошли в кинематографии, к руководству пришли молодые энергичные люди, которые не боятся открыто говорить правду. Признали, что за последнее десятилетие экран наводнили серые, бездарные ленты, за которые награждали, давали высокие премии. Если уж стали менять свое обличье такие ловкачи от литературы, как Луков, значит, свежий ветер подул и в литературе и искусстве! Может, скоро все встанет на свои места? Недавно выдвинули на Государственную премию Монастырского – кажется, это уже четвертая его премия. В «Роман-газете» напечатали его новый роман с портретом на обложке, а он красуется в каждом ленинградском книжном киоске. И самое постыдное для писателей и издателей – книжка, изданная миллионным тиражом, уценена в два раза! Весело глядит с зеленой обложки «Роман-газеты» круглощекий, отъевшийся Михаил Монастырский – дескать, уценяйте книжку хоть до пятака, а я все равно получу за нее сполна и отхвачу четвертую или пятую премию!..
В другом литературном еженедельнике Вадим Федорович наткнулся на статью Роботова. Известный поэт пространно делился с корреспондентом своими творческими планами: скоро выходит трехтомник его избранных стихотворений и поэм, на «Мосфильме» снимается картина, где прозвучат две его новые песни о металлургах, на днях появится в печати его новая поэма «Ускорение»…
Может, и зашатался раздутый Роботов, раз на него ополчился Луков, но сшибить его с пьедестала будет не так-то просто: закаленный в борьбе за свой авторитет Роботов не даст себя в обиду. Наоборот, критика лишь привлечет к его имени еще большее внимание. Не исключено, что вся эта шумиха вокруг него – тонкая игра. Последнее время о Роботове почти не писали, да и по телевидению давно его не видели, вот они с Луковым снова привлекли к его персоне внимание общественности…
Сладкая жизнь у литературных чиновников, если они всеми правдами и неправдами так цепляются за свое место… Наверное, понимают, что оторви их от кормушки и почетной должности – и они сразу станут никем, пустым местом… И по-видимому, страх держит рукой за горло таких людей: ведь когда он станет «голым королем», любой может сказать в глаза, кто он есть на самом деле, а может, даже потребует ответа за все содеянное за десятилетия…
Читая подобные выступления, Вадим Федорович только усмехался: как же после всего этого некоторым именитым критикам верить? Если они сознались, что врали? Прославляли начальство и замалчивали талантливых? Как, интересно, чувствует себя Луков? Андрей нашел статью в теоретическом журнале, где Лукова назвали «дубовым конъюнктурщиком», критиком из породы «чего изволите?». И вот после всего этого Николай Луков «исправился» – написал критическую статью о Роботове и Алферове…
Месяц назад Казакова пригласили в Москву на совет по художественной литературе – он и не знал, что избран туда. В актовом зале увидел Виктора Викторовича Малярова. Тот стал еще грузнее, живот распирал широченные в поясе брюки, а светлые глаза с мешками вроде бы стали меньше. Как всегда, был чисто выбрит, в дорогом костюме, при галстуке.
Полный, улыбчивый Алферов что-то толковал с трибуны о перестройке, о новом подходе издательств к публикации книг: мол, теперь издатели будут считаться с книжным спросом, мнением читателей и библиотекарей, пересматриваются планы по выпуску избранных сочинений…
– Сам-то ухитрился два или три раза выпустить свои полные собрания сочинений, – шепнул Маляров. – Я слышал, его турнули из двух или трех редсоветов, где он сидел как монумент десятилетиями.
– А кто это в президиуме рядом с Роботовым? – поинтересовался Вадим Федорович.
– Шубин, – ответил Маляров.
– Кажется, он был с бородой?
– Прет, как танк, в начальство, – усмехнулся Виктор Викторович. – На этой новой волне, когда колоссы на глиняных ногах закачались, хочет проскочить в руководители нового типа. Мол, в свое время пострадал, потому что критиковал начальство.
– Он и тогда был в чести, – заметил Вадим Федорович. – Славили во всех газетах, да и издавался широко.
– Ловкач, – согласился Виктор Викторович. – Ловит рыбку в мутной воде… Кстати, знаешь, когда он снова пошел в гору? В Ленинграде вышла книжка о его творчестве. Это Никколо Луков написал…
– Как он поживает?
– Луков? Ты разве не читал разгромной статьи, где его с дерьмом смешали: дескать, хвалил с пеной у рта только литературное начальство, преследовал талантливых писателей и вообще никакой он не критик, а спекулянт от литературы и конъюнктурщик.
– Ну а как твои литературные дела? – перевел разговор на другое Казаков…
Он почему-то даже не ощутил удовлетворения, что злобный недруг его, Луков, наконец выведен на чистую воду. Луков получил по заслугам, а бездарный Шубин снова на плаву… Выходит, такие, как Шубин, пристраиваются к новым условиям существования. Да и как может перестроиться писатель, который всю свою жизнь лгал, изворачивался, подстраивался под каждую новую волну?.. Затаился Никколо Луков! Ждет своего часа – такие, как он, не сдают своих позиций… Наверное, не нужно писателям литературное начальство. Писатель не связан с производством, как киноработник или артист. Писатель – сам производство, фабрика, завод… Хороший, талантливый писатель!
Все это вспомнилось Казакову, когда он просматривал «Литературку». Взглянув в окно, он надел костюм, летние туфли, поколебавшись, захватил легкий синий плащ. У него в три часа выступление в центральной библиотеке Московского района. Сегодня суббота, день по-летнему теплый, солнечный. Почти половину апреля стоит такая погода – в городе вряд ли осталась хотя бы одна ледяная глыба, разве что в старых парках и скверах под ворохом прошлогодних опавших листьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183