Она была замужем, родила дочь, а год тому назад развелась. Вернулась из Тулы, где жила с мужем, обратно в Андреевку. Жила в старом материнском доме, в котором и родилась. Мать ее и сестра умерли, дочь круглосуточно находилась в детском саду. У Гали была вечерняя работа – она снова крутила фильмы в кинобудке, – и с четырехлетней дочерью некому было оставаться.
Встретились они возле клуба – Вадим Федорович возвращался с обычной прогулки, – разговорились. Прокошина была не лишена былой привлекательности, но куда девалась ее стройная фигура? Почему некоторых женщин после первых родов так разносит? Впрочем, Галю ничуть не смущала ее излишняя полнота, она довольно легко носила свое отяжелевшее, но еще крепкое тело, часто весело смеялась, – казалось, семейная драма не наложила на нее свой горестный отпечаток. О муже коротко сказала, что он был пьяница, дрался и не любил дочь… И ничуть не жалеет, что разошлась с ним, да и Тула ей не понравилась, то ли дело Андреевка! Здесь и дышится легче, и могилы близких рядом. Во время разговора она то и дело бросала на Казакова пытливые взгляды, будто старалась что-то прочесть в его душе. И по-видимому, прочла, потому что вдруг сама предложила зайти к ней в понедельник вечером. В этот день в клубе выходной, она угостит Вадима Федоровича чаем с земляничным вареньем и покажет дочь Наденьку…
Вадим Федорович думал, что на столе будет стоять настоящий самовар, но Галя Прокошина наливала кипяток из электрического чайника, земляничное варенье было на славу – ароматное, с запахом летних трав. И Наденька понравилась Казакову: пухленькая, светлоглазая, с белыми вьющимися волосами. Смело забралась к нему на колени и стала макать палец в блюдце с вареньем и облизывать. Мать смотрела на все это с улыбкой.
– Не часто видимся, – сказала она. – Пусть побалуется.
Чай пили на кухне, за окном махали крыльями ночные бабочки, из репродуктора лилась знакомая мелодия. Наденька в такт стучала своей пухлой ножкой по его колену.
Немного позже пришла Зоя Александрова – напарница Прокошиной. Грубоватая, не очень-то приветливая, она кивнула Вадиму Федоровичу и, больше не обращая на него внимания, заговорила о брате Иване, у которого побывала в отпуске. Военный городок ей понравился, может, плюнет на Андреевку и махнет туда… Там в клубе требуется киномеханик. И квартиру быстро дадут, впрочем, это не проблема, потому что можно у брата пожить, дело в том, что его жена Жанна с сыном остались в Москве, ей нужно медучилище закончить. У брата двухкомнатная квартира, хорошая мебель, цветной телевизор и холодильник «ЗИЛ»… Когда Галя налила ей в высокую кружку чаю, Зоя, покосившись на Казакова, спросила:
– А нет чего-нибудь покрепче?
– Я же не знала, что ты придешь, – улыбнулась Галя. И бросила на Вадима Федоровича веселый взгляд.
Глядя на угловатую, широколицую Зою, Вадим Федорович заскучал. Наденька, измазав ему рубашку вареньем, соскользнула с колен и ушла в комнату. Судя по тому, как она посмотрела на подругу матери, та ей тоже не нравилась.
– Вот жизнь, – вздохнула Зоя, жуя шоколадную конфету, – выпить ни у кого нету. А у меня дома бутылка долго не держится…
Мужчины бросили пить, а эта, видно, все еще прикладывается! Лицо с краснинкой, маленькие глаза мутноватые. А когда Зоя закурила «беломорину», окутавшись вонючим дымом, Вадим Федорович, поблагодарив хозяйку за чай, поднялся с табуретки.
– Заходите, – взглянув ему в глаза, предложила Галя. – Завтра я освобожусь в половине одиннадцатого…
И в глазах ее, когда она приглашала, мелькнул теплый, призывный огонек. Крутобокая, белозубая, с блестящими глазами, Галя Прокошина нравилась ему. Руки у нее белые, полные, двигаются плавно – на это обратил внимание, когда она чай наливала.
Усевшись под вишней на скамейку, он уж в который раз задумался о своей жизни. После Виолетты у него никого не было. Признаться, думал, что и не будет, но естественно ли мужчине, еще сильному и крепкому, как он, жить одному до самой смерти? Какие бы глубокие раны ни наносили ему женщины, проходило время, и раны зарубцовывались, боль исчезала, оставались лишь шрамы… Почему Виолетта редкий день не встает перед его глазами? А снится почти каждую ночь. Сколько раз он просыпался от ее прикосновения и долго прислушивался к ночной тьме, надеясь, как тогда зимой, вдруг и впрямь почувствовать ее рядом… Почему жизнь так обошлась именно с ним? Остаться одному на старости лет?.. Наверное, женщины чувствуют в нем нечто такое, что останавливает их. Или просто боятся связать свою судьбу с ним? Только тут, в Андреевке, он оттаивает, вот Галя Прокошина своим бабьим сердцем и почувствовала его затаенную тоску по женщине. Живут ведь люди без любви, почему же он не может? Подавай ему, видишь ли, любовь! А если ее нет? Если женщины разучились любить? Да и только ли женщины? А мужчины? С женщиной можно переспать и без любви, но ведь это если не насилие над собой, то полное неуважение к женщине и себе самому. Переспали и разошлись, как будто ничего и не было, потом с другой, с третьей… Разве мало он знает мужчин, которые и считают это настоящей мужской жизнью. Быть свободным от любви. Это ведь проще и легче. Но куда деться от пустоты, которая остается в тебе после всех этих случайных связей? Нет, он, Вадим, не верит, что живущие так мужчины или женщины счастливы. Они несчастны, хотя иногда и сами не догадываются об этом.
Вроде бы все сейчас в жизни Казакова нормально, но чувствует ли он себя счастливым? Где тот подъем, волнение, с которым он мчался в аэропорт, ждал, когда приземлится самолет и он увидит Виолетту? Да, у него осталась работа, но, наверное, этого для человека мало? С женой они разошлись, с Викой Савицкой отношения сами по себе прекратились, Виолетта ушла от него… Случайность это или закономерность? Может, виноват в том, что жизнь не устраивается, он, Вадим? Да нет, к женщине он относился с уважением, старался быть внимательным. Конечно, работа отнимала у него много времени и душевных сил, но к работе женщины редко ревнуют. Не случилось ли так, что, занятый мыслями о своей книге, он не давал женщине того, что ей необходимо, – душевного тепла, участия, наконец, нежности? О своей работе он с ними никогда не говорил, пожалуй, вообще он ни с кем не говорил о работе. Или дело не в нем, а в каких-то непостижимых изменениях, наступивших в отношениях современных мужчин и женщин? Об этом много пишут, но он, Вадим, никогда серьезно не относился к этим досужим измышлениям социологов и психологов. Но, как говорится, не бывает дыма без огня…
Ласточка наискосок перечеркнула подернувшееся синью небо и прилепилась к стене дома под самой крышей. Потрепетав крыльями, оторвалась от досок и улетела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183
Встретились они возле клуба – Вадим Федорович возвращался с обычной прогулки, – разговорились. Прокошина была не лишена былой привлекательности, но куда девалась ее стройная фигура? Почему некоторых женщин после первых родов так разносит? Впрочем, Галю ничуть не смущала ее излишняя полнота, она довольно легко носила свое отяжелевшее, но еще крепкое тело, часто весело смеялась, – казалось, семейная драма не наложила на нее свой горестный отпечаток. О муже коротко сказала, что он был пьяница, дрался и не любил дочь… И ничуть не жалеет, что разошлась с ним, да и Тула ей не понравилась, то ли дело Андреевка! Здесь и дышится легче, и могилы близких рядом. Во время разговора она то и дело бросала на Казакова пытливые взгляды, будто старалась что-то прочесть в его душе. И по-видимому, прочла, потому что вдруг сама предложила зайти к ней в понедельник вечером. В этот день в клубе выходной, она угостит Вадима Федоровича чаем с земляничным вареньем и покажет дочь Наденьку…
Вадим Федорович думал, что на столе будет стоять настоящий самовар, но Галя Прокошина наливала кипяток из электрического чайника, земляничное варенье было на славу – ароматное, с запахом летних трав. И Наденька понравилась Казакову: пухленькая, светлоглазая, с белыми вьющимися волосами. Смело забралась к нему на колени и стала макать палец в блюдце с вареньем и облизывать. Мать смотрела на все это с улыбкой.
– Не часто видимся, – сказала она. – Пусть побалуется.
Чай пили на кухне, за окном махали крыльями ночные бабочки, из репродуктора лилась знакомая мелодия. Наденька в такт стучала своей пухлой ножкой по его колену.
Немного позже пришла Зоя Александрова – напарница Прокошиной. Грубоватая, не очень-то приветливая, она кивнула Вадиму Федоровичу и, больше не обращая на него внимания, заговорила о брате Иване, у которого побывала в отпуске. Военный городок ей понравился, может, плюнет на Андреевку и махнет туда… Там в клубе требуется киномеханик. И квартиру быстро дадут, впрочем, это не проблема, потому что можно у брата пожить, дело в том, что его жена Жанна с сыном остались в Москве, ей нужно медучилище закончить. У брата двухкомнатная квартира, хорошая мебель, цветной телевизор и холодильник «ЗИЛ»… Когда Галя налила ей в высокую кружку чаю, Зоя, покосившись на Казакова, спросила:
– А нет чего-нибудь покрепче?
– Я же не знала, что ты придешь, – улыбнулась Галя. И бросила на Вадима Федоровича веселый взгляд.
Глядя на угловатую, широколицую Зою, Вадим Федорович заскучал. Наденька, измазав ему рубашку вареньем, соскользнула с колен и ушла в комнату. Судя по тому, как она посмотрела на подругу матери, та ей тоже не нравилась.
– Вот жизнь, – вздохнула Зоя, жуя шоколадную конфету, – выпить ни у кого нету. А у меня дома бутылка долго не держится…
Мужчины бросили пить, а эта, видно, все еще прикладывается! Лицо с краснинкой, маленькие глаза мутноватые. А когда Зоя закурила «беломорину», окутавшись вонючим дымом, Вадим Федорович, поблагодарив хозяйку за чай, поднялся с табуретки.
– Заходите, – взглянув ему в глаза, предложила Галя. – Завтра я освобожусь в половине одиннадцатого…
И в глазах ее, когда она приглашала, мелькнул теплый, призывный огонек. Крутобокая, белозубая, с блестящими глазами, Галя Прокошина нравилась ему. Руки у нее белые, полные, двигаются плавно – на это обратил внимание, когда она чай наливала.
Усевшись под вишней на скамейку, он уж в который раз задумался о своей жизни. После Виолетты у него никого не было. Признаться, думал, что и не будет, но естественно ли мужчине, еще сильному и крепкому, как он, жить одному до самой смерти? Какие бы глубокие раны ни наносили ему женщины, проходило время, и раны зарубцовывались, боль исчезала, оставались лишь шрамы… Почему Виолетта редкий день не встает перед его глазами? А снится почти каждую ночь. Сколько раз он просыпался от ее прикосновения и долго прислушивался к ночной тьме, надеясь, как тогда зимой, вдруг и впрямь почувствовать ее рядом… Почему жизнь так обошлась именно с ним? Остаться одному на старости лет?.. Наверное, женщины чувствуют в нем нечто такое, что останавливает их. Или просто боятся связать свою судьбу с ним? Только тут, в Андреевке, он оттаивает, вот Галя Прокошина своим бабьим сердцем и почувствовала его затаенную тоску по женщине. Живут ведь люди без любви, почему же он не может? Подавай ему, видишь ли, любовь! А если ее нет? Если женщины разучились любить? Да и только ли женщины? А мужчины? С женщиной можно переспать и без любви, но ведь это если не насилие над собой, то полное неуважение к женщине и себе самому. Переспали и разошлись, как будто ничего и не было, потом с другой, с третьей… Разве мало он знает мужчин, которые и считают это настоящей мужской жизнью. Быть свободным от любви. Это ведь проще и легче. Но куда деться от пустоты, которая остается в тебе после всех этих случайных связей? Нет, он, Вадим, не верит, что живущие так мужчины или женщины счастливы. Они несчастны, хотя иногда и сами не догадываются об этом.
Вроде бы все сейчас в жизни Казакова нормально, но чувствует ли он себя счастливым? Где тот подъем, волнение, с которым он мчался в аэропорт, ждал, когда приземлится самолет и он увидит Виолетту? Да, у него осталась работа, но, наверное, этого для человека мало? С женой они разошлись, с Викой Савицкой отношения сами по себе прекратились, Виолетта ушла от него… Случайность это или закономерность? Может, виноват в том, что жизнь не устраивается, он, Вадим? Да нет, к женщине он относился с уважением, старался быть внимательным. Конечно, работа отнимала у него много времени и душевных сил, но к работе женщины редко ревнуют. Не случилось ли так, что, занятый мыслями о своей книге, он не давал женщине того, что ей необходимо, – душевного тепла, участия, наконец, нежности? О своей работе он с ними никогда не говорил, пожалуй, вообще он ни с кем не говорил о работе. Или дело не в нем, а в каких-то непостижимых изменениях, наступивших в отношениях современных мужчин и женщин? Об этом много пишут, но он, Вадим, никогда серьезно не относился к этим досужим измышлениям социологов и психологов. Но, как говорится, не бывает дыма без огня…
Ласточка наискосок перечеркнула подернувшееся синью небо и прилепилась к стене дома под самой крышей. Потрепетав крыльями, оторвалась от досок и улетела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183