С тех пор я больше в туристские походы на байдарках и плотах не хожу.
Вадим Федорович представил себе эту печальную процессию… Нынешняя молодежь любит туристские походы, да и женатые люди, объединившись в свои компании, путешествуют с огромными рюкзаками за плечами по стране. Наверное, это интересно, но почему-то случаются с ними разные, даже вот и такие трагические, происшествия… Подготовки не хватает или обыкновенная беспечность?..
– А все-таки куда мы едем? – уже за городом поинтересовалась Виолетта.
– Есть на земле поселок Андреевка, – стал рассказывать Казаков. – Там мы сегодня переночуем, а потом, если ты захочешь, дальше…
– Куда глаза глядят…
– Мы могли бы и твоего сына взять, – вспомнил Казаков.
– Я, наверное, плохая мать, – вздохнула она. – Бывший муж рано отдал Алешку своим родителям, я не успела к нему привыкнуть… Он бабушку и дедушку называет папой и мамой, а меня – тетей. Его ругают за это, а он упорно бурчит: «Тетя Виола…» Может, он разительно напоминает бывшего мужа – Бориса, после того как я с Алешкой пообщаюсь, у меня почему-то портится настроение…
– Сыр «Виола», – заметил Казаков.
– Так меня Борис называл, – нахмурилась молодая женщина. – Хотя и знал, что мне это не нравится…
– Намек понял, – улыбнулся Вадим Федорович.
Он мог сейчас и не смотреть на Виолетту, и так знал, что янтарь ушел из ее глаз, а пришла чернота. Что же все-таки на самом деле произошло у нее в семье? В то, что она рассказала, верилось с трудом. Ее Борис, хотя и обрисовала его в черно-серых тонах, не похож был на самовлюбленного идиота. Программист, увлечен своей работой, следит за собой, выдерживает режим. Скупердяй, говорит она… А может, копил деньги на машину или видеомагнитофон… Нет, видно, что-то другое оттолкнуло Виолетту от него. Была, была какая-то история, а вот какая – об этом он, Казаков, вряд ли узнает…
А в Соболевой есть что-то еще детское, может, чуть оттопыренная губа придает ей сходство с обиженным ребенком? Нравилось Вадиму Федоровичу, что Виолетта всегда естественна, если ей было весело – смеялась, дурачилась, а грустно – молчала и хмуро смотрела на мир своими темными глазами. К счастью, грусть-тоска не так уж часто посещала ее, да и быстро уходила.
Виолетта Соболева была для Казакова открытием. Все в ней для него было внове. Она принадлежала к тому же поколению, что и сын его, Андрей. В ней не было ничего похожего на его давно отдалившуюся жену Ирину или на Вику Савицкую с ее рационализмом. Разве что женственность чуть роднила Соболеву с Ириной Головиной.
Вадим Федорович был убежден, что нынешнее поколение разительно отличается от всех прочих. Как бы произошел качественный скачок, и появились новые люди, которым и строить новый мир, тоже разительно отличный от старого… Он жадно слушал Виолетту, пытался выяснить, о чем она думает, что приходит ей в голову, чего хочется, что ее смущает, раздражает, возмущает, а что радует, веселит. Ему было, как никогда, с ней интересно и днем и ночью. И эта поездка «куда глаза глядят» была для него праздником.
А перед ними открывалась живописная дорога, убегающая вдаль, подернутая сиреневой дымкой, по обеим сторонам ее стояли притихшие высокие березы. Казалось, едешь по аллее. Встречные машины везли на лобовых стеклах по кусочку оранжевого солнца, из стереомагнитофона лилась неназойливая мелодия. Пробравшаяся в салон муха раз за разом упорно садилась Казакову на нос, он вертел головой, отмахивался, но назойливое насекомое не отставало. Тогда он опустил стекло, отогнул наружу «ветровик», и чертову муху унесло с потоком шумно ворвавшегося в кабину воздуха. Волосы Виолетты разлетелись за плечами, одна прядь жгутом обвила ее шею.
Миновав большой поселок, они увидели на пригорке белую, с позолоченными куполами церковь. Она стояла на старом, огороженном палисадником кладбище, сплошь заросшем кустарником. Высоченные сосны отбрасывали на белую стену густую кудрявую тень. Привязанный на лужайке к колу теленок меланхолично смотрел на них, пуская прозрачную слюну с отвисшей губы.
– Ты всегда так быстро ездишь? – нарушила затянувшееся молчание Виолетта.
Вадим Федорович бросил взгляд на спидометр: сто десять километров! Когда шоссе пустынное, машина незаметно сама набирает скорость, а теперь за превышение строго наказывают. Где-нибудь в распадке, за кустами, прячется искусно замаскированная милицейская машина с радаром…
– Я думал, после самолета ты вообще на машине скорость не ощущаешь, – сказал он.
– Почему ты не любишь летать на самолетах? – спросила она.
– Наверное, я слишком земной человек, – улыбнулся он. – Это ты – небесная дива!
– Странно, на борту самолета ничего не ощущаю, а здесь при виде каждой встречной машины у меня замирает сердце… А вдруг шофер заснул? И врежется прямо в нас.
– Такое тоже случается, – равнодушно заметил Казаков. – Видишь ли, на земле все катастрофы происходят мгновенно, а в воздухе, на высоте десять тысяч метров, случись авария, человек умирает долго, пока самолет не рухнет на землю. Это сколько продолжается? Пять, десять минут? За это время можно сто раз умереть и воскреснуть.
– Я никогда об этом не думала, – сказала Виолетта.
– Поставить что-нибудь повеселее? – спросил он.
– Поставь Рафаэллу Карра.
Он достал из коробки кассету, но Виолетта отобрала.
– Я сама, – сказала она. – А ты смотри на дорогу, милый.
Популярная итальянская певица низким голосом запела знакомую песню на английском. Виолетта, наклонив набок голову, внимательно вслушивалась.
– Она поет о Венеции, стройном красивом матросе, который ведет по каналу гондолу, а в ней обнимается с другим девушка, и ему очень грустно.
– Виолетта, ты любила своего мужа? – думая о другом, спросил Казаков.
– Разве иначе я вышла бы замуж? – удивилась она. – А впрочем, не знаю… Может, это была совсем не любовь. Он очень красиво ухаживал за мной, каждый раз приходя в библиотеку, где я работала, приносил букетик мимозы, плитку шоколада… Рассказывал про свой институт, счетно-вычислительные машины, раз похвастал, что и сам изобрел кое-что… Он высокий, подтянутый и, что мне понравилось, не пил. И терпеть не мог пьяниц. Потом, кажется через полгода, он сделал мне предложение, я согласилась. Борис всем моим подругам понравился. Откуда мне было знать, что после загса он окажется совсем не таким, каким приходил на свидания? И потом, я тогда не очень-то разбиралась, что такое любовь…
– А теперь разбираешься?
– Подружки в один голос толковали: мол, выходи замуж, где еще такого мужа сыщешь? Парни теперь пошли капризные, многие пьют, скандалят, от них и дети ненормальные рождаются… А Борис был не таким, казалось, в нем нет никаких недостатков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183
Вадим Федорович представил себе эту печальную процессию… Нынешняя молодежь любит туристские походы, да и женатые люди, объединившись в свои компании, путешествуют с огромными рюкзаками за плечами по стране. Наверное, это интересно, но почему-то случаются с ними разные, даже вот и такие трагические, происшествия… Подготовки не хватает или обыкновенная беспечность?..
– А все-таки куда мы едем? – уже за городом поинтересовалась Виолетта.
– Есть на земле поселок Андреевка, – стал рассказывать Казаков. – Там мы сегодня переночуем, а потом, если ты захочешь, дальше…
– Куда глаза глядят…
– Мы могли бы и твоего сына взять, – вспомнил Казаков.
– Я, наверное, плохая мать, – вздохнула она. – Бывший муж рано отдал Алешку своим родителям, я не успела к нему привыкнуть… Он бабушку и дедушку называет папой и мамой, а меня – тетей. Его ругают за это, а он упорно бурчит: «Тетя Виола…» Может, он разительно напоминает бывшего мужа – Бориса, после того как я с Алешкой пообщаюсь, у меня почему-то портится настроение…
– Сыр «Виола», – заметил Казаков.
– Так меня Борис называл, – нахмурилась молодая женщина. – Хотя и знал, что мне это не нравится…
– Намек понял, – улыбнулся Вадим Федорович.
Он мог сейчас и не смотреть на Виолетту, и так знал, что янтарь ушел из ее глаз, а пришла чернота. Что же все-таки на самом деле произошло у нее в семье? В то, что она рассказала, верилось с трудом. Ее Борис, хотя и обрисовала его в черно-серых тонах, не похож был на самовлюбленного идиота. Программист, увлечен своей работой, следит за собой, выдерживает режим. Скупердяй, говорит она… А может, копил деньги на машину или видеомагнитофон… Нет, видно, что-то другое оттолкнуло Виолетту от него. Была, была какая-то история, а вот какая – об этом он, Казаков, вряд ли узнает…
А в Соболевой есть что-то еще детское, может, чуть оттопыренная губа придает ей сходство с обиженным ребенком? Нравилось Вадиму Федоровичу, что Виолетта всегда естественна, если ей было весело – смеялась, дурачилась, а грустно – молчала и хмуро смотрела на мир своими темными глазами. К счастью, грусть-тоска не так уж часто посещала ее, да и быстро уходила.
Виолетта Соболева была для Казакова открытием. Все в ней для него было внове. Она принадлежала к тому же поколению, что и сын его, Андрей. В ней не было ничего похожего на его давно отдалившуюся жену Ирину или на Вику Савицкую с ее рационализмом. Разве что женственность чуть роднила Соболеву с Ириной Головиной.
Вадим Федорович был убежден, что нынешнее поколение разительно отличается от всех прочих. Как бы произошел качественный скачок, и появились новые люди, которым и строить новый мир, тоже разительно отличный от старого… Он жадно слушал Виолетту, пытался выяснить, о чем она думает, что приходит ей в голову, чего хочется, что ее смущает, раздражает, возмущает, а что радует, веселит. Ему было, как никогда, с ней интересно и днем и ночью. И эта поездка «куда глаза глядят» была для него праздником.
А перед ними открывалась живописная дорога, убегающая вдаль, подернутая сиреневой дымкой, по обеим сторонам ее стояли притихшие высокие березы. Казалось, едешь по аллее. Встречные машины везли на лобовых стеклах по кусочку оранжевого солнца, из стереомагнитофона лилась неназойливая мелодия. Пробравшаяся в салон муха раз за разом упорно садилась Казакову на нос, он вертел головой, отмахивался, но назойливое насекомое не отставало. Тогда он опустил стекло, отогнул наружу «ветровик», и чертову муху унесло с потоком шумно ворвавшегося в кабину воздуха. Волосы Виолетты разлетелись за плечами, одна прядь жгутом обвила ее шею.
Миновав большой поселок, они увидели на пригорке белую, с позолоченными куполами церковь. Она стояла на старом, огороженном палисадником кладбище, сплошь заросшем кустарником. Высоченные сосны отбрасывали на белую стену густую кудрявую тень. Привязанный на лужайке к колу теленок меланхолично смотрел на них, пуская прозрачную слюну с отвисшей губы.
– Ты всегда так быстро ездишь? – нарушила затянувшееся молчание Виолетта.
Вадим Федорович бросил взгляд на спидометр: сто десять километров! Когда шоссе пустынное, машина незаметно сама набирает скорость, а теперь за превышение строго наказывают. Где-нибудь в распадке, за кустами, прячется искусно замаскированная милицейская машина с радаром…
– Я думал, после самолета ты вообще на машине скорость не ощущаешь, – сказал он.
– Почему ты не любишь летать на самолетах? – спросила она.
– Наверное, я слишком земной человек, – улыбнулся он. – Это ты – небесная дива!
– Странно, на борту самолета ничего не ощущаю, а здесь при виде каждой встречной машины у меня замирает сердце… А вдруг шофер заснул? И врежется прямо в нас.
– Такое тоже случается, – равнодушно заметил Казаков. – Видишь ли, на земле все катастрофы происходят мгновенно, а в воздухе, на высоте десять тысяч метров, случись авария, человек умирает долго, пока самолет не рухнет на землю. Это сколько продолжается? Пять, десять минут? За это время можно сто раз умереть и воскреснуть.
– Я никогда об этом не думала, – сказала Виолетта.
– Поставить что-нибудь повеселее? – спросил он.
– Поставь Рафаэллу Карра.
Он достал из коробки кассету, но Виолетта отобрала.
– Я сама, – сказала она. – А ты смотри на дорогу, милый.
Популярная итальянская певица низким голосом запела знакомую песню на английском. Виолетта, наклонив набок голову, внимательно вслушивалась.
– Она поет о Венеции, стройном красивом матросе, который ведет по каналу гондолу, а в ней обнимается с другим девушка, и ему очень грустно.
– Виолетта, ты любила своего мужа? – думая о другом, спросил Казаков.
– Разве иначе я вышла бы замуж? – удивилась она. – А впрочем, не знаю… Может, это была совсем не любовь. Он очень красиво ухаживал за мной, каждый раз приходя в библиотеку, где я работала, приносил букетик мимозы, плитку шоколада… Рассказывал про свой институт, счетно-вычислительные машины, раз похвастал, что и сам изобрел кое-что… Он высокий, подтянутый и, что мне понравилось, не пил. И терпеть не мог пьяниц. Потом, кажется через полгода, он сделал мне предложение, я согласилась. Борис всем моим подругам понравился. Откуда мне было знать, что после загса он окажется совсем не таким, каким приходил на свидания? И потом, я тогда не очень-то разбиралась, что такое любовь…
– А теперь разбираешься?
– Подружки в один голос толковали: мол, выходи замуж, где еще такого мужа сыщешь? Парни теперь пошли капризные, многие пьют, скандалят, от них и дети ненормальные рождаются… А Борис был не таким, казалось, в нем нет никаких недостатков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183