как выйдет из печати – сразу нужно будет тиснуть в еженедельник рецензию.
Угрызения совести никогда не мучили Лукова: он жил в литературном мире, видел, как создаются авторитеты. Стоило появиться произведению известного, влиятельного в литературном мире писателя, как критики договаривались с журналами, чтобы сразу же опубликовать свои рецензии. Это было нормой жизни, никого не удивляло и не настораживало. И Николай Евгеньевич не хотел бы быть тем самым солдатом в строю, который шагает не в ногу со всеми…
Тип известного, признанного писателя был ему со студенческой скамьи ясен. Об этих писателях в любой литературной газете найдешь упоминание, ни одна проблемная статья не обойдет их молчанием. Эти писатели появляются на телевидении, по их произведениям ставятся спектакли, теле– и кинофильмы. Тут все ясно, не надо голову ломать. Одна фамилия за себя говорит. И надо быть полным идиотом, чтобы опровергнуть официально сложившееся мнение о писателе в каком-нибудь печатном органе!
Шагая по улице Воровского, Луков раздумывал: зайти в Центральный Дом литераторов или нет? Жена уехала с дочерью к своим родителям в Клязьму, он свободен, как сокол… Эх, Зина! А ведь он подумывал о том, как после аспирантуры перетащить ее из Волгограда в столицу… Обещала ведь приехать в конце июля в Москву, он и жену-то поторопился отправить, чтобы не вернулась к этому сроку. Но Зина написала, что сможет приехать только в августе: на работе что-то переменилось и ей отпуск передвинули на две недели… А в августе может здесь появиться жена. Она больше месяца без Москвы не выдерживает.
«Значит, тебе нужен роман Казакова? – размышлял Николай Евгеньевич, проходя мимо Дома литераторов, или ЦДЛ, как все его называют. – А я, как мальчик, должен бегать по букинистическим магазинам и спрашивать? Не многого ли ты от меня хочешь, девочка?» И тут он вспомнил, что в огромном портфеле, что оттягивал его правую руку, лежит еще не опубликованный роман Казакова, рядом с отданной «на заруб» рукописью неизвестного литератора, с незапоминающейся фамилией. В общем, обе рукописи потянут на двести – двести пятьдесят рублей – столько примерно он должен получить за рецензирование…
Будто споткнувшись, Луков остановился, потер свободной рукой вдруг зачесавшийся толстый нос и решительно зашагал в ЦДЛ. В издательстве говорили, что после обеда в ресторан привезли отличных раков и бутылочное чешское пиво.
4
Вадим Федорович стоял у металлической решетки, отгораживающей летное поле от аэровокзала, и смотрел на широкую бетонную полосу, с которой взлетал длинный серебристый «Ил-62». Незаметно оторвавшись от земли, турбореактивный лайнер, задрав длинный заостренный нос, плавно пошел вверх. Одно за другим убрались спаренные шасси, уши плотно заткнул мощный рев двигателей. Самолет, волоча за собой дымный след, на глазах уменьшался, вот его крылья коснулись пышных кучевых облаков, ослепительно вспыхнули плоскости, и «Ил-62» исчез в белом айсберге, лишь замирающий гул еще какое-то время напоминал о лайнере.
Там, в вышине, солнце еще светит, а на летном поле с каждой минутой становится все сумрачнее: с Пулковских высот наползает огромная синяя туча, нацеленная тупым носом на город, это от нее резво убегают кучевые облака, чуть ли не задевая за шпиль аэропорта. Надвигается гроза, уже зеленоватые скелеты молний то и дело негативом отпечатываются на темном боку тучи. Гром еще не набрал силу, добродушно погромыхивает вдали.
Вадим Федорович взглянул на часы: без четверти восемь. Самолет с Виолеттой Соболевой должен приземлиться в восемь ноль-ноль. Пока по радио не объявили, что рейс задерживается. Встречающие ждут в зале, куда, будто из другого мира, по конвейеру приплывает багаж. Сумки и чемоданы вздрагивают, поскрипывают, а бесконечный конвейер ползет и ползет. Если кто не взял с него свою поклажу, то она снова исчезнет в черном тоннеле. Некоторые, как и Казаков, вышли наружу. Где-то в вышине слышен шум двигателей, но самолета не видно. Может, он пережидает над тучей грозу? Сильный порыв ветра с редкими каплями стегнул по лицу, с ворчанием гром прокатился вдоль здания аэропорта с высокими зеркальными окнами. Зеленый кленовый лист, совершив немыслимую спираль, опустился на крышу зеленой «Нивы», приткнувшейся к ограде. Здесь стоянка запрещена; наверное, машина принадлежит кому-нибудь из пилотов.
Сверкнула яркая молния, и скоро донесся оглушающий удар грома – значит, гроза приближается и скоро пройдет над аэродромом. Еще в детстве от бабушки Вадим Федорович слышал, что в грозу самый опасный период – это когда землю гвоздят молнии, грохочет гром, а дождя нет, а как только ударит ливень, тогда уже неопасно. Значит, центр тучи переместился, дождь туча прячет в своем хвосте. Ефимья Андреевна в молодости сама была поражена молнией на ржаном поле. Ее закапывали в землю, потом долго приводили в чувство. Наверное, пережитый страх она передала и своим детям: Алена Андреевна и мать Вадима – Антонина Андреевна – тоже очень боялись грозы. Закрывали поскорее в доме все двери и окна, занавешивали полотенцами зеркала, даже накрывали медный самовар, а сами прятались в комнаты и тряслись там от страха.
Вадима Федоровича гроза будто и самого заряжала электричеством, он жадно смотрел на темное небо со всполохами молний, мучительно ждал, что вот сейчас появится шаровая молния и он наконец-то воочию увидит ее. Читал он про это чудо природы много, но вот самому еще не доводилось его увидеть. Он не представляет себе, что бы стал делать, если бы огненный мячик полетел в его сторону. Побежать бы от него не побежал, наверное, чуть отступил бы и внимательно рассмотрел шаровую молнию.
В разрыве облаков блеснул яркий луч и, будто испугавшись синего мрака, тут же исчез, оставив розоватый след. Ветер все сильнее дул, по асфальту наперегонки летели листья, сорванные с деревьев, резво прокатился кремовый стаканчик из-под мороженого, последнее облако пугливо скрылось за крышей аэропорта. Синие тревожные сумерки плотно окутывали все вокруг, бок тяжелой тучи набухал, вблизи был не таким уж темным, скорее серебристо-свинцовым. И вот прямо над летным полем туча раскололась, послав на землю сразу три ослепительные вспышки. Не зеленоватые, как ранее, а голубовато-белые, как при газовой сварке. Пушечный гул прокатился над головой, и сразу стало тихо, будто природа сама испугалась своей неуправляемой мощи. Умолк ветер, перестали гнуться у ограды молодые деревца, звенеть – стекла в рамах. И в эту тишину неожиданно вклинился негромкий робкий гул приближающегося самолета. Только сейчас, вглядываясь в клубящееся свирепое небо, Казаков отчетливо осознал всю опасность профессии Виолетты Соболевой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183
Угрызения совести никогда не мучили Лукова: он жил в литературном мире, видел, как создаются авторитеты. Стоило появиться произведению известного, влиятельного в литературном мире писателя, как критики договаривались с журналами, чтобы сразу же опубликовать свои рецензии. Это было нормой жизни, никого не удивляло и не настораживало. И Николай Евгеньевич не хотел бы быть тем самым солдатом в строю, который шагает не в ногу со всеми…
Тип известного, признанного писателя был ему со студенческой скамьи ясен. Об этих писателях в любой литературной газете найдешь упоминание, ни одна проблемная статья не обойдет их молчанием. Эти писатели появляются на телевидении, по их произведениям ставятся спектакли, теле– и кинофильмы. Тут все ясно, не надо голову ломать. Одна фамилия за себя говорит. И надо быть полным идиотом, чтобы опровергнуть официально сложившееся мнение о писателе в каком-нибудь печатном органе!
Шагая по улице Воровского, Луков раздумывал: зайти в Центральный Дом литераторов или нет? Жена уехала с дочерью к своим родителям в Клязьму, он свободен, как сокол… Эх, Зина! А ведь он подумывал о том, как после аспирантуры перетащить ее из Волгограда в столицу… Обещала ведь приехать в конце июля в Москву, он и жену-то поторопился отправить, чтобы не вернулась к этому сроку. Но Зина написала, что сможет приехать только в августе: на работе что-то переменилось и ей отпуск передвинули на две недели… А в августе может здесь появиться жена. Она больше месяца без Москвы не выдерживает.
«Значит, тебе нужен роман Казакова? – размышлял Николай Евгеньевич, проходя мимо Дома литераторов, или ЦДЛ, как все его называют. – А я, как мальчик, должен бегать по букинистическим магазинам и спрашивать? Не многого ли ты от меня хочешь, девочка?» И тут он вспомнил, что в огромном портфеле, что оттягивал его правую руку, лежит еще не опубликованный роман Казакова, рядом с отданной «на заруб» рукописью неизвестного литератора, с незапоминающейся фамилией. В общем, обе рукописи потянут на двести – двести пятьдесят рублей – столько примерно он должен получить за рецензирование…
Будто споткнувшись, Луков остановился, потер свободной рукой вдруг зачесавшийся толстый нос и решительно зашагал в ЦДЛ. В издательстве говорили, что после обеда в ресторан привезли отличных раков и бутылочное чешское пиво.
4
Вадим Федорович стоял у металлической решетки, отгораживающей летное поле от аэровокзала, и смотрел на широкую бетонную полосу, с которой взлетал длинный серебристый «Ил-62». Незаметно оторвавшись от земли, турбореактивный лайнер, задрав длинный заостренный нос, плавно пошел вверх. Одно за другим убрались спаренные шасси, уши плотно заткнул мощный рев двигателей. Самолет, волоча за собой дымный след, на глазах уменьшался, вот его крылья коснулись пышных кучевых облаков, ослепительно вспыхнули плоскости, и «Ил-62» исчез в белом айсберге, лишь замирающий гул еще какое-то время напоминал о лайнере.
Там, в вышине, солнце еще светит, а на летном поле с каждой минутой становится все сумрачнее: с Пулковских высот наползает огромная синяя туча, нацеленная тупым носом на город, это от нее резво убегают кучевые облака, чуть ли не задевая за шпиль аэропорта. Надвигается гроза, уже зеленоватые скелеты молний то и дело негативом отпечатываются на темном боку тучи. Гром еще не набрал силу, добродушно погромыхивает вдали.
Вадим Федорович взглянул на часы: без четверти восемь. Самолет с Виолеттой Соболевой должен приземлиться в восемь ноль-ноль. Пока по радио не объявили, что рейс задерживается. Встречающие ждут в зале, куда, будто из другого мира, по конвейеру приплывает багаж. Сумки и чемоданы вздрагивают, поскрипывают, а бесконечный конвейер ползет и ползет. Если кто не взял с него свою поклажу, то она снова исчезнет в черном тоннеле. Некоторые, как и Казаков, вышли наружу. Где-то в вышине слышен шум двигателей, но самолета не видно. Может, он пережидает над тучей грозу? Сильный порыв ветра с редкими каплями стегнул по лицу, с ворчанием гром прокатился вдоль здания аэропорта с высокими зеркальными окнами. Зеленый кленовый лист, совершив немыслимую спираль, опустился на крышу зеленой «Нивы», приткнувшейся к ограде. Здесь стоянка запрещена; наверное, машина принадлежит кому-нибудь из пилотов.
Сверкнула яркая молния, и скоро донесся оглушающий удар грома – значит, гроза приближается и скоро пройдет над аэродромом. Еще в детстве от бабушки Вадим Федорович слышал, что в грозу самый опасный период – это когда землю гвоздят молнии, грохочет гром, а дождя нет, а как только ударит ливень, тогда уже неопасно. Значит, центр тучи переместился, дождь туча прячет в своем хвосте. Ефимья Андреевна в молодости сама была поражена молнией на ржаном поле. Ее закапывали в землю, потом долго приводили в чувство. Наверное, пережитый страх она передала и своим детям: Алена Андреевна и мать Вадима – Антонина Андреевна – тоже очень боялись грозы. Закрывали поскорее в доме все двери и окна, занавешивали полотенцами зеркала, даже накрывали медный самовар, а сами прятались в комнаты и тряслись там от страха.
Вадима Федоровича гроза будто и самого заряжала электричеством, он жадно смотрел на темное небо со всполохами молний, мучительно ждал, что вот сейчас появится шаровая молния и он наконец-то воочию увидит ее. Читал он про это чудо природы много, но вот самому еще не доводилось его увидеть. Он не представляет себе, что бы стал делать, если бы огненный мячик полетел в его сторону. Побежать бы от него не побежал, наверное, чуть отступил бы и внимательно рассмотрел шаровую молнию.
В разрыве облаков блеснул яркий луч и, будто испугавшись синего мрака, тут же исчез, оставив розоватый след. Ветер все сильнее дул, по асфальту наперегонки летели листья, сорванные с деревьев, резво прокатился кремовый стаканчик из-под мороженого, последнее облако пугливо скрылось за крышей аэропорта. Синие тревожные сумерки плотно окутывали все вокруг, бок тяжелой тучи набухал, вблизи был не таким уж темным, скорее серебристо-свинцовым. И вот прямо над летным полем туча раскололась, послав на землю сразу три ослепительные вспышки. Не зеленоватые, как ранее, а голубовато-белые, как при газовой сварке. Пушечный гул прокатился над головой, и сразу стало тихо, будто природа сама испугалась своей неуправляемой мощи. Умолк ветер, перестали гнуться у ограды молодые деревца, звенеть – стекла в рамах. И в эту тишину неожиданно вклинился негромкий робкий гул приближающегося самолета. Только сейчас, вглядываясь в клубящееся свирепое небо, Казаков отчетливо осознал всю опасность профессии Виолетты Соболевой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183