Косые лучи клонящегося к закату солнца ослепили их, жаркий багрянец вспыхнул на широких зеркальных окнах кафе. У тротуара стояли «Жигули» с задранным капотом, водитель, перегнувшись, тыкал в мотор длинной отверткой. Рыжеватые волосы на голове блестели.
– Я тебе скажу сейчас одну неприятную вещь, – не глядя на него, произнесла Виолетта. – Я никогда тебя не любила.
– Я это знал, – спокойно ответил он.
– Может, тебе будет приятно услышать, но Вахтанга я тоже не любила, – продолжала она, щелкая никелированным замком своей замшевой сумочки. Длинная нога ее в телесного цвета чулке в белой туфле притоптывала в такт каждому слову.
– Бедный Вахтанг! – насмешливо заметил Казаков.
– Я вообще никого не любила.
– Неправда, себя ты всегда любила, – бросил он косой взгляд на нее.
Они стояли у серой скамьи, неподалеку от автобусной остановки. Над головой шелестели молодые листья старой липы. Добродушно ворча, весь в багровом ореоле, пошел на посадку большой серебристый лайнер. На хвосте и крыльях ритмично вспыхивали белые и красные огни. Казаков вдруг сравнил его с огромным орлом, выпустившим скрюченные когти…
– Я ведь не виновата в этом, Вадим? – почти с мольбой заглянула ему в глаза Виолетта.
Она была ростом почти с него. Золотистые волосы ее сияли, светло-карие глаза чуть сузились. Она отворачивалась от солнца, даже один раз прикрылась сумочкой, морщинок возле глаз стало больше, а родинка у носа крупнее.
– Не знаю, – рассеянно ответил он.
– Люблю ли я себя? – задумчиво произнесла она. – Скорее – ненавижу! Поверь, Вадим, мне совсем не доставляет радости приносить людям несчастье, а получается всегда так, что я одна во всем виновата.
– Ты же знаешь, я утешать не умею, – сказал он.
– Прощай, Вадим! – протянула она ему узкую белую ладонь с розовыми ногтями. – Наверное, больше мы никогда не встретимся: ведь ты не любишь летать на самолетах!
– До свидания, Виолетта.
Как ни хотелось ему тоже сказать ей «прощай», язык не повернулся. Он вдруг понял, что, если они вот так рядом простоят еще несколько минут, ему совсем будет трудно распрощаться с ней.
Женщина почувствовала, как дрогнул его голос, наверное, поняла и его состояние. Она улыбнулась, и опять ее улыбка показалась ему насмешливой, с примесью злости.
– А на всех женщин на свете ты уж, пожалуйста, не обижайся, Вадим, – сказала она, растягивая слова. – Встретишь и ты еще героиню своего романа…
Вадим Федорович про себя бога возблагодарил, что сумел удержать свои чувства в узде. Виолетта заявила, что совсем не знала, вернее, не понимала его, – что ж, и он может сказать, что недостаточно хорошо знал ее… Вот этой злой иронии он раньше в ней не замечал. И когда она толковала о том, что приносит близким людям несчастье, в голосе ее, помимо воли, прозвучали нотки удовлетворения. Не так уж она скорбит по своим жертвам, как ей это хочется показать.
Он долго смотрел ей вслед: Виолетта красиво несла свою статную фигуру, – кажется, она немного пополнела, – острые каблуки ее звонко всверливались в тротуар. Серая юбка обтягивала бедра, фирменный пиджак подчеркивал талию. Миновав автобусную остановку, она на ходу закурила, ореолом поднялся над ее золотистой головой синий дым. Виолетта ни разу не оглянулась, будто, расставшись с ним, сразу о нем и забыла. А впрочем, наверное, так оно и было.
Над Московским шоссе, легко и изящно набирая высоту, прямо в расплавленное золото заката вошел другой пассажирский самолет. Одни прилетают, другие улетают. Проводив лайнер взглядом, Казаков, все убыстряя шаг, пошел к округлой, похожей на гигантский гриб станции метро. Странная это была встреча! Чего хотела от него Виолетта? Убедиться, что он все еще любит ее? Или вернуть то, что уже быльем поросло? Как вы то ни было, но последнюю его фразу – «до свидания» в ответ на ее «прощай» – она восприняла как свою победу. Ее женское самолюбие было удовлетворено – это видно по ее горделивой походке… И как ему хотелось догнать ее! Вообще-то и сейчас еще не поздно. Нет, он не побежит за ней, ни за одной женщиной Казаков больше не побежит…
Виолетта права; уязвленный ее предательством – иначе Вадим Федорович никак не мог назвать то, что она сделала, – он, писатель, разочаровался в женщинах. И она сочла своим долгом прийти к нему на встречу с читателями и откровенно сказать, что он, Казаков, не прав?.. «Ты еще встретишь героиню своего нового романа…» – сказала Виолетта.
И, уже спускаясь по бесконечной лестнице эскалатора вниз, Вадим Федорович подумал: в ведь и он нынче одержал над собою трудную победу! Разве длинными ночами в Андреевке он не мечтал именно о такой встрече с Виолеттой? Когда она придет и скажет, что совершила ошибку и согласна вернуться к нему. И вот она пришла и сказала. Почему же он оттолкнул ее? Наверное, потому, что, если бы побежал за ней, как собачка, которую поманили, – так, кажется, она выразилась? – он никогда бы себе этого не простил. Соболева и сейчас была дорога ему, но, очевидно, нельзя вернуть то, что потеряно. А потеряно уважение к ней. Не хватало еще, чтобы он потерял уважение к себе!..
Вспомнились поразившие его слова Эдмона Гонкура из его дневника: «Человек, который углубляется в литературное творчество и расточает себя в нем, не нуждается в привязанности, в жене и детях. Его сердце перестает существовать, оно превращается в мозг».
Неужели это и к нему, Казакову, относится?
4
Глеб встретил Олю у института, и они пошли по залитой солнцем улице к набережной Невы. Радовали глаз зеленые островки газонов, окутавшиеся листьями деревья в скверах, на больших клумбах у некоторых зданий проклюнулись первые бледно-розовые цветы, Кое-где уже на чугунным решеткам ползли вверх вьющиеся растения, Над головой стремительно проносились ласточки, выбирая себе подходящие места для гнезд.
Высокий, со спустившейся на лоб русой челкой, Глеб прищуривал глаза от солнца, то и дело обгонял девушку, но потом замедлял шаги. Он явно был чем-то озабочен, однако Оля не торопила его, ни о чем не спрашивала. С Глебом можно было и помолчать, подумать о своем. Скоро сессия, а потом каникулы. Глеб приурочил свой отпуск к ним. Он предложил Оле вдвоем отправиться в туристическое путешествие по Карелии, сказал, что у него есть отличная разборная байдарка, спальные мешки, за зиму заготовил разных консервов, в общем, обо всем подумал, кроме одного: Оля не была уверена, что путешествие вдвоем на байдарке – это лучшее, что можно было бы придумать на лето. Колебалась она еще и потому, что никогда не путешествовала таким образом. Ася Цветкова расхваливала юг, море, золотые пляжи, прогулки по нарядной набережной, а Глеб взахлеб рассказывал о прелестях жизни на природе, о замечательных рыбалках, диких нехоженых тропах, быстрых чистых реках и тихих глубоких озерах, где водятся огромные щуки и судаки, А какие прекрасные ночи на берегу в палатке!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183
– Я тебе скажу сейчас одну неприятную вещь, – не глядя на него, произнесла Виолетта. – Я никогда тебя не любила.
– Я это знал, – спокойно ответил он.
– Может, тебе будет приятно услышать, но Вахтанга я тоже не любила, – продолжала она, щелкая никелированным замком своей замшевой сумочки. Длинная нога ее в телесного цвета чулке в белой туфле притоптывала в такт каждому слову.
– Бедный Вахтанг! – насмешливо заметил Казаков.
– Я вообще никого не любила.
– Неправда, себя ты всегда любила, – бросил он косой взгляд на нее.
Они стояли у серой скамьи, неподалеку от автобусной остановки. Над головой шелестели молодые листья старой липы. Добродушно ворча, весь в багровом ореоле, пошел на посадку большой серебристый лайнер. На хвосте и крыльях ритмично вспыхивали белые и красные огни. Казаков вдруг сравнил его с огромным орлом, выпустившим скрюченные когти…
– Я ведь не виновата в этом, Вадим? – почти с мольбой заглянула ему в глаза Виолетта.
Она была ростом почти с него. Золотистые волосы ее сияли, светло-карие глаза чуть сузились. Она отворачивалась от солнца, даже один раз прикрылась сумочкой, морщинок возле глаз стало больше, а родинка у носа крупнее.
– Не знаю, – рассеянно ответил он.
– Люблю ли я себя? – задумчиво произнесла она. – Скорее – ненавижу! Поверь, Вадим, мне совсем не доставляет радости приносить людям несчастье, а получается всегда так, что я одна во всем виновата.
– Ты же знаешь, я утешать не умею, – сказал он.
– Прощай, Вадим! – протянула она ему узкую белую ладонь с розовыми ногтями. – Наверное, больше мы никогда не встретимся: ведь ты не любишь летать на самолетах!
– До свидания, Виолетта.
Как ни хотелось ему тоже сказать ей «прощай», язык не повернулся. Он вдруг понял, что, если они вот так рядом простоят еще несколько минут, ему совсем будет трудно распрощаться с ней.
Женщина почувствовала, как дрогнул его голос, наверное, поняла и его состояние. Она улыбнулась, и опять ее улыбка показалась ему насмешливой, с примесью злости.
– А на всех женщин на свете ты уж, пожалуйста, не обижайся, Вадим, – сказала она, растягивая слова. – Встретишь и ты еще героиню своего романа…
Вадим Федорович про себя бога возблагодарил, что сумел удержать свои чувства в узде. Виолетта заявила, что совсем не знала, вернее, не понимала его, – что ж, и он может сказать, что недостаточно хорошо знал ее… Вот этой злой иронии он раньше в ней не замечал. И когда она толковала о том, что приносит близким людям несчастье, в голосе ее, помимо воли, прозвучали нотки удовлетворения. Не так уж она скорбит по своим жертвам, как ей это хочется показать.
Он долго смотрел ей вслед: Виолетта красиво несла свою статную фигуру, – кажется, она немного пополнела, – острые каблуки ее звонко всверливались в тротуар. Серая юбка обтягивала бедра, фирменный пиджак подчеркивал талию. Миновав автобусную остановку, она на ходу закурила, ореолом поднялся над ее золотистой головой синий дым. Виолетта ни разу не оглянулась, будто, расставшись с ним, сразу о нем и забыла. А впрочем, наверное, так оно и было.
Над Московским шоссе, легко и изящно набирая высоту, прямо в расплавленное золото заката вошел другой пассажирский самолет. Одни прилетают, другие улетают. Проводив лайнер взглядом, Казаков, все убыстряя шаг, пошел к округлой, похожей на гигантский гриб станции метро. Странная это была встреча! Чего хотела от него Виолетта? Убедиться, что он все еще любит ее? Или вернуть то, что уже быльем поросло? Как вы то ни было, но последнюю его фразу – «до свидания» в ответ на ее «прощай» – она восприняла как свою победу. Ее женское самолюбие было удовлетворено – это видно по ее горделивой походке… И как ему хотелось догнать ее! Вообще-то и сейчас еще не поздно. Нет, он не побежит за ней, ни за одной женщиной Казаков больше не побежит…
Виолетта права; уязвленный ее предательством – иначе Вадим Федорович никак не мог назвать то, что она сделала, – он, писатель, разочаровался в женщинах. И она сочла своим долгом прийти к нему на встречу с читателями и откровенно сказать, что он, Казаков, не прав?.. «Ты еще встретишь героиню своего нового романа…» – сказала Виолетта.
И, уже спускаясь по бесконечной лестнице эскалатора вниз, Вадим Федорович подумал: в ведь и он нынче одержал над собою трудную победу! Разве длинными ночами в Андреевке он не мечтал именно о такой встрече с Виолеттой? Когда она придет и скажет, что совершила ошибку и согласна вернуться к нему. И вот она пришла и сказала. Почему же он оттолкнул ее? Наверное, потому, что, если бы побежал за ней, как собачка, которую поманили, – так, кажется, она выразилась? – он никогда бы себе этого не простил. Соболева и сейчас была дорога ему, но, очевидно, нельзя вернуть то, что потеряно. А потеряно уважение к ней. Не хватало еще, чтобы он потерял уважение к себе!..
Вспомнились поразившие его слова Эдмона Гонкура из его дневника: «Человек, который углубляется в литературное творчество и расточает себя в нем, не нуждается в привязанности, в жене и детях. Его сердце перестает существовать, оно превращается в мозг».
Неужели это и к нему, Казакову, относится?
4
Глеб встретил Олю у института, и они пошли по залитой солнцем улице к набережной Невы. Радовали глаз зеленые островки газонов, окутавшиеся листьями деревья в скверах, на больших клумбах у некоторых зданий проклюнулись первые бледно-розовые цветы, Кое-где уже на чугунным решеткам ползли вверх вьющиеся растения, Над головой стремительно проносились ласточки, выбирая себе подходящие места для гнезд.
Высокий, со спустившейся на лоб русой челкой, Глеб прищуривал глаза от солнца, то и дело обгонял девушку, но потом замедлял шаги. Он явно был чем-то озабочен, однако Оля не торопила его, ни о чем не спрашивала. С Глебом можно было и помолчать, подумать о своем. Скоро сессия, а потом каникулы. Глеб приурочил свой отпуск к ним. Он предложил Оле вдвоем отправиться в туристическое путешествие по Карелии, сказал, что у него есть отличная разборная байдарка, спальные мешки, за зиму заготовил разных консервов, в общем, обо всем подумал, кроме одного: Оля не была уверена, что путешествие вдвоем на байдарке – это лучшее, что можно было бы придумать на лето. Колебалась она еще и потому, что никогда не путешествовала таким образом. Ася Цветкова расхваливала юг, море, золотые пляжи, прогулки по нарядной набережной, а Глеб взахлеб рассказывал о прелестях жизни на природе, о замечательных рыбалках, диких нехоженых тропах, быстрых чистых реках и тихих глубоких озерах, где водятся огромные щуки и судаки, А какие прекрасные ночи на берегу в палатке!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183