Ничего. Нет даже отмычки, которая
всегда была закреплена на ногте большого пальца моей правой ноги. Или... Я
скрипнул зубами, подумав об этом, и посмотрел по сторонам. Сидящие за
столами с решительным видом налегали на не облагаемое налогами спиртное, и
никто не смотрел на меня. Вытащив бумажник, я коснулся его верхнего шва. И
ощутил некоторую жесткость.
Память - вещь обоюдоострая: она и открывает и затуманивает. Мое
собственное подсознание боролось против меня. Только мой разум испытывал
какой-то энтузиазм относительно высадки на Клизанде без каких-либо
незаконных предметов. Я сильно сжал бумажник определенным образом, и
крошечная, но невероятно прочная отмычка упала на мою ладонь. Произведение
искусства. Я повосхищался ею, а затем поднял свой стакан в знак прощания.
По пути назад в свою каюту я бросил ее в мусоросборник. Она полетит дальше
вместе с кораблем, в то время как я высажусь на этой исключительно
негостеприимной планете. Все доклады и опросы показывали, что на Клизанде
живут самые придирчивые таможенники во всей вселенной. Контрабанду попросту
нельзя было провезти туда. Поэтому я и не пытался. Я был всего лишь тем,
кем я был на вид. Коммивояжером, представителем фирмы "Фанциолетто-Мушуар
Лимитед", производящей самое убийственное оружие. Фирма существовала, и я
был ее представителем, и никакое самое тщательное расследование не могло
доказать обратное. Пусть попробуют!
Они попробовали. Высадка на Клизанд смахивала на оформление в тюрьму.
Я и кучка других сошедших скатились по трапу в серое помещение зловещего
вида. Мы сбились в кучку под оком бдительных и основательно вооруженных
охранников и стали ждать.
Привезли наш багаж и свалили поблизости. Ничего не происходило, пока
трап не был убран и корабль не отбыл. И тогда нас начали вызывать по
одному. Я оказался не первым и был рад этой возможности изучить местные
типажи. Все они были безразличны к нам - топали сапогами, перебирали свое
оружие, держа подбородки высоко поднятыми. У них у всех мундиры были одного
цвета, который на первый взгляд - и ошибочно - можно было принять за очень
невоенный оттенок карминового, пурпурно-красного. Но я очень быстро
сообразил, что это был почти точный цвет крови, полуартериальной - голубой,
полувенозной - розовой. Достаточно мерзкий цвет, и было трудно удержаться
от того, чтобы периодически на него не поглядывать. Все охранники были
здоровенными парнями с выпирающими челюстями и свинячьими глазками. На них
были шлемы из черного фибергласа со зловещими черными забралами и
прозрачными лицевыми щитками, которые могли опускаться и подниматься.
Каждый имел при себе гауссовку - многоцелевое и особо смертоносное оружие.
Его мощные батареи накапливали впечатляющий заряд. Когда нажимали на спуск,
в стволе генерировалось сильное магнитное поле, разгоняющее снаряд до
скорости, не уступающей скорости снаряда любого другого оружия с
реактивными патронами. Но гауссовка имела то превосходство, что обладала
более высокой скорострельностью, была абсолютно бесшумной и стреляла любыми
снарядами, от отравленных иголок до разрывных пуль. Корпус получал рапорты
об этом оружии, но мы никогда не видели ни одного образца. Я запланировал
как можно скорее исправить эту ошибку.
- Пас Ратунков! - крикнул кто-то, и я шевельнулся, оживая, так как
вспомнил, что так зовут меня по легенде. Я замялся, колеблясь, и один из
охранников, топая и чеканя шаг, подошел ко мне. Уверен, что он приделал к
каблукам металлические набойки для увеличения милитаристического эффекта. Я
поймал себя на том, что жду, когда сам получу пару таких сапог. Клизанд
начинал мне нравиться.
- Вы - Пас Ратунков?
- Он самый, сэр, к вашим услугам, - ответил я на его родном языке,
предусмотрительно сохраняя иностранный акцент.
- Заберите свой багаж. Идите за мной.
Он развернулся, а я имел безрассудство окликнуть его.
- Но, сэр, чемоданы слишком тяжелы, чтобы унести их все сразу.
На этот раз он пронзил меня холодным взглядом, не предвещающим ничего
хорошего, и с намеком поправил свое оружие - гауссовку.
- Тележка, - буркнул он наконец и ткнул пальцем в противоположный
конец тюремного двора.
Я покорно пошел за тележкой. Это была моторизованная
тележка-платформа, катившаяся на маленьких колесах. Я быстро погрузил на
нее свои чемоданы и поискал взглядом своего гида. Он стоял у открытой
двери, а палец его теперь был даже ближе к спусковому крючку, чем раньше.
Электромотор завыл на высшей скорости, и я галопом понесся за этой штукой к
двери. Началась проверка. Как легко это сказать. Звучит так же просто, как:
"Я бросил атомную бомбу, и она жахнула". Это была самая детальная и самая
тщательная проверка, какие я когда-либо проходил, и я был счастлив, что
первым нашел ту самую отмычку. В антисептической комнате с белыми стенами
ждало десять человек. Шестеро взялись за мой багаж, в то время как
оставшаяся четверка взялась за меня. Первое, что оно сделали, это оставили
меня в чем мать родила и бросили под флюороскоп. Спустя несколько секунд
они уже совещались над крупным снимком пломб в моих зубах. Было единогласно
решено, что одна из них подозрительно велика и имеет несколько необычную
форму. Появился набор зубоврачебных инструментов зловещего вида, и они в
миг единый эту пломбу извлекли. Покуда зуб снова заполняли цементом - отдам
им должное, весьма квалифицированно, - старую пломбу долбанули
спектроскопом. Они не выглядели ни разочарованными, ни ликующими, когда
оказалось, что это обычный металлический сплав, используемый дантистами.
Обыск продолжался. Пока они зондировали мою нежно-розовую личность, один из
инквизиторов произвел пачку документов. Большая часть их представляла
псиграммы, отправленные после моего заявления относительно высадки. Они
связались с фирмой "Фанциолетто-Мушуар Лимитед", моими работодателями, и
получили все подробности, касающиеся моей работы. Хорошо, что все это было
законным. Я правильно ответил на все вопросы, вставив неуместные звуки
только дважды, когда физическое изучение касалось чувствительных мест. Эта
часть проверки, похоже, прошла хорошо: по крайней мере, досье было закрыто
и отложено в сторону. Пока все это происходило, я мельком прослеживал
судьбу своих чемоданов. Они пострадали больше, чем я. Каждый из них был
открыт и опустошен, их содержимое разложили по белым столам, а чемоданы
затем были методично разъяты на куски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
всегда была закреплена на ногте большого пальца моей правой ноги. Или... Я
скрипнул зубами, подумав об этом, и посмотрел по сторонам. Сидящие за
столами с решительным видом налегали на не облагаемое налогами спиртное, и
никто не смотрел на меня. Вытащив бумажник, я коснулся его верхнего шва. И
ощутил некоторую жесткость.
Память - вещь обоюдоострая: она и открывает и затуманивает. Мое
собственное подсознание боролось против меня. Только мой разум испытывал
какой-то энтузиазм относительно высадки на Клизанде без каких-либо
незаконных предметов. Я сильно сжал бумажник определенным образом, и
крошечная, но невероятно прочная отмычка упала на мою ладонь. Произведение
искусства. Я повосхищался ею, а затем поднял свой стакан в знак прощания.
По пути назад в свою каюту я бросил ее в мусоросборник. Она полетит дальше
вместе с кораблем, в то время как я высажусь на этой исключительно
негостеприимной планете. Все доклады и опросы показывали, что на Клизанде
живут самые придирчивые таможенники во всей вселенной. Контрабанду попросту
нельзя было провезти туда. Поэтому я и не пытался. Я был всего лишь тем,
кем я был на вид. Коммивояжером, представителем фирмы "Фанциолетто-Мушуар
Лимитед", производящей самое убийственное оружие. Фирма существовала, и я
был ее представителем, и никакое самое тщательное расследование не могло
доказать обратное. Пусть попробуют!
Они попробовали. Высадка на Клизанд смахивала на оформление в тюрьму.
Я и кучка других сошедших скатились по трапу в серое помещение зловещего
вида. Мы сбились в кучку под оком бдительных и основательно вооруженных
охранников и стали ждать.
Привезли наш багаж и свалили поблизости. Ничего не происходило, пока
трап не был убран и корабль не отбыл. И тогда нас начали вызывать по
одному. Я оказался не первым и был рад этой возможности изучить местные
типажи. Все они были безразличны к нам - топали сапогами, перебирали свое
оружие, держа подбородки высоко поднятыми. У них у всех мундиры были одного
цвета, который на первый взгляд - и ошибочно - можно было принять за очень
невоенный оттенок карминового, пурпурно-красного. Но я очень быстро
сообразил, что это был почти точный цвет крови, полуартериальной - голубой,
полувенозной - розовой. Достаточно мерзкий цвет, и было трудно удержаться
от того, чтобы периодически на него не поглядывать. Все охранники были
здоровенными парнями с выпирающими челюстями и свинячьими глазками. На них
были шлемы из черного фибергласа со зловещими черными забралами и
прозрачными лицевыми щитками, которые могли опускаться и подниматься.
Каждый имел при себе гауссовку - многоцелевое и особо смертоносное оружие.
Его мощные батареи накапливали впечатляющий заряд. Когда нажимали на спуск,
в стволе генерировалось сильное магнитное поле, разгоняющее снаряд до
скорости, не уступающей скорости снаряда любого другого оружия с
реактивными патронами. Но гауссовка имела то превосходство, что обладала
более высокой скорострельностью, была абсолютно бесшумной и стреляла любыми
снарядами, от отравленных иголок до разрывных пуль. Корпус получал рапорты
об этом оружии, но мы никогда не видели ни одного образца. Я запланировал
как можно скорее исправить эту ошибку.
- Пас Ратунков! - крикнул кто-то, и я шевельнулся, оживая, так как
вспомнил, что так зовут меня по легенде. Я замялся, колеблясь, и один из
охранников, топая и чеканя шаг, подошел ко мне. Уверен, что он приделал к
каблукам металлические набойки для увеличения милитаристического эффекта. Я
поймал себя на том, что жду, когда сам получу пару таких сапог. Клизанд
начинал мне нравиться.
- Вы - Пас Ратунков?
- Он самый, сэр, к вашим услугам, - ответил я на его родном языке,
предусмотрительно сохраняя иностранный акцент.
- Заберите свой багаж. Идите за мной.
Он развернулся, а я имел безрассудство окликнуть его.
- Но, сэр, чемоданы слишком тяжелы, чтобы унести их все сразу.
На этот раз он пронзил меня холодным взглядом, не предвещающим ничего
хорошего, и с намеком поправил свое оружие - гауссовку.
- Тележка, - буркнул он наконец и ткнул пальцем в противоположный
конец тюремного двора.
Я покорно пошел за тележкой. Это была моторизованная
тележка-платформа, катившаяся на маленьких колесах. Я быстро погрузил на
нее свои чемоданы и поискал взглядом своего гида. Он стоял у открытой
двери, а палец его теперь был даже ближе к спусковому крючку, чем раньше.
Электромотор завыл на высшей скорости, и я галопом понесся за этой штукой к
двери. Началась проверка. Как легко это сказать. Звучит так же просто, как:
"Я бросил атомную бомбу, и она жахнула". Это была самая детальная и самая
тщательная проверка, какие я когда-либо проходил, и я был счастлив, что
первым нашел ту самую отмычку. В антисептической комнате с белыми стенами
ждало десять человек. Шестеро взялись за мой багаж, в то время как
оставшаяся четверка взялась за меня. Первое, что оно сделали, это оставили
меня в чем мать родила и бросили под флюороскоп. Спустя несколько секунд
они уже совещались над крупным снимком пломб в моих зубах. Было единогласно
решено, что одна из них подозрительно велика и имеет несколько необычную
форму. Появился набор зубоврачебных инструментов зловещего вида, и они в
миг единый эту пломбу извлекли. Покуда зуб снова заполняли цементом - отдам
им должное, весьма квалифицированно, - старую пломбу долбанули
спектроскопом. Они не выглядели ни разочарованными, ни ликующими, когда
оказалось, что это обычный металлический сплав, используемый дантистами.
Обыск продолжался. Пока они зондировали мою нежно-розовую личность, один из
инквизиторов произвел пачку документов. Большая часть их представляла
псиграммы, отправленные после моего заявления относительно высадки. Они
связались с фирмой "Фанциолетто-Мушуар Лимитед", моими работодателями, и
получили все подробности, касающиеся моей работы. Хорошо, что все это было
законным. Я правильно ответил на все вопросы, вставив неуместные звуки
только дважды, когда физическое изучение касалось чувствительных мест. Эта
часть проверки, похоже, прошла хорошо: по крайней мере, досье было закрыто
и отложено в сторону. Пока все это происходило, я мельком прослеживал
судьбу своих чемоданов. Они пострадали больше, чем я. Каждый из них был
открыт и опустошен, их содержимое разложили по белым столам, а чемоданы
затем были методично разъяты на куски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52