В мягком прикосновении его губ чувствовалась нежность и настойчивость; он полностью отдался поцелую, всё его внимание было посвящено Иззи и слиянию их губ. Иззи показалось, что она плывет по волнам внезапно сгустившегося воздуха.
– А ты как думаешь? – спросил Джон, наконец выпрямившись.
Иззи глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Она не могла сдержать улыбки, появившейся на губах. И не хотела.
– Я думаю, это неважно, – сказала она. – Это совсем неважно.
После чего она сама потянулась к Джону, чтобы поцеловать его.
XIV
Ньюфорд, ноябрь 1974-го
На следующий день и в пятницу Иззи не ходила в мастерскую Рашкина, но в понедельник уже не смогла преодолеть желание вернуться. Все ее инструменты и краски остались там, так же как и все полотна. Несмотря на странности Рашкина, за несколько месяцев его уроков она узнала больше, чем за несколько лет самостоятельной работы. Если он предпочитает верить, что персонажи картин способны появляться в реальной жизни и влиять на своих создателей, пусть верит. Она не поддастся его эксцентричным выходкам и будет продолжать обучение. Парочка странных идей не сможет перевесить ценность уже полученных знаний и тех, что она еще получит от знаменитого художника.
И всё же она нервничала, поднимаясь в студию. Но не из-за того, что боялась возобновления странной дискуссии, и не из-за желания Рашкина уничтожить некоторые из ее полотен; Иззи пугали припадки его бешеной ярости. С того ужасного дня в декабре прошлого года Рашкин держал слово и больше ни разу не пытался ее ударить, но и сама Иззи старалась ему не противоречить, зная, что тем самым может спровоцировать новое нападение.
В этот понедельник, когда она вновь пришла в студию, Рашкин снова сдержал свое слово. Он больше не возвращался к опасной теме. Несколько недель подряд он говорил исключительно о живописи; все остальные разговоры возникали только благодаря самой Иззи. Так что она даже стала забывать о мнении Рашкина по поводу появления Джона.
Но именно Джон напомнил ей об этом.
– Сделай мне одолжение, Изабель, – попросил он, когда Иззи пыталась решить, где хранить полотно с его портретом. – Выбери для него надежное место.
До сих пор картина находилась в ее спальне, но комната была настолько маленькой и заполненной вещами, что Иззи постоянно боялась случайно повредить полотно, уронив что-нибудь на картину или задев ее ногой в темноте по дороге в ванную. Для маленькой комнаты картина была слишком большой, кроме того, Иззи казалось странным держать у себя в спальне портрет своего приятеля.
– Что ты имеешь в виду? – спросила его Иззи. – Я полагала, что ты не придал значения рассказам Рашкина.
Джон криво улыбнулся в ответ.
– Мне нравится эта картина, – пояснил он. – А в осторожности ведь нет ничего плохого, не так ли?
Вот и всё, что он сказал по этому поводу. А когда Иззи попыталась его разговорить, он просто сменил тему. Джон очень хорошо умел это делать. Всегда, когда их беседы касались нежелательных для него тем, он так искусно уводил их в сторону, что Иззи только дома, в постели, а иногда и на следующий день за мольбертом вспоминала, что не получила прямого ответа на свой вопрос.
Джону нравилось поддерживать некую таинственность во всём, что касалось его лично, и ей оставалось только смириться с его странностями. Она узнала, что Джон живет у своей тетки, которая «не очень-то доверяет белым девушкам»; что он перебивается случайными заработками; что у него почти никогда нет аппетита; что он постоянно стремится узнать что-то новое и никогда не скучает, а потому Иззи тоже не приходилось скучать в его компании; что у Джона имеется неиссякаемый запас историй о своих соплеменниках и о нем самом, но в этих рассказах он никогда не касался своей юности, когда, по его словам, ему пришлось несладко.
И еще он оказался лучшим из всех любовников Иззи. Конечно, у нее был не слишком большой опыт по этой части, всего трое мужчин до встречи с Джоном, но все три ее предыдущих романа были неудачными. По каким-то непонятным причинам, когда дело касалось любовных отношений, Иззи сталкивалась с равнодушными или откровенно грубыми парнями. Джон же обращался с ней как с величайшей драгоценностью.
У Иззи сложилось впечатление, что в критических ситуациях Джон мог быть очень вспыльчивым, но эта черта его характера никогда не проявлялась в ее присутствии. Она видела его злым, но злость всегда была направлена на кого-то другого, и никогда на нее.
В их отношениях имелся один недостаток: они почти никогда не встречались с ее друзьями. Каким-то образом получалось, что Джон постоянно избегал посещения многолюдных вечеринок. Он предпочитал приглашать ее в тихие заведения или просто появлялся, когда Иззи была одна – возвращалась из студии или университета, – и тогда они вдвоем совершали прогулки по городу. Такое поведение казалось совершенно ненамеренным, но после трех недель их знакомства друзья Иззи стали считать Джона таинственной личностью. Все ее попытки поговорить с ним об этом заканчивались одинаково: он переводил разговор на другую тему, а поскольку знакомые Иззи не беспокоились на этот счет, она сама тоже не придавала значения такому положению вещей. Многие ее друзья проявляли интерес к Джону, но никто из них не огорчался по поводу его отсутствия на общих встречах.
Кэти очень обрадовалась появлению Джона в жизни своей соседки. Последние два с половиной года неудачи Иззи в личной жизни заставляли ее беспокоиться.
– Вот видишь, – говорила она, познакомившись с Джоном, – вокруг тебя не только одни негодяи!
– Но я до сих пор почти ничего о нем не знаю.
– Достаточно знать то, что он хороший человек, – ответила Кэти, полностью изменив свою точку зрения после встречи с индейцем. – Это видно по его глазам. Этот парень просто очарован тобой, та belle Иззи, а почему бы и нет?
– Не начинай всё сначала, – смущенно запротестовала Иззи.
Ей не нравилось, когда Кэти принималась перечислять все ее достоинства.
– Нет, – сказала Кэти. – Это ты не начинай. Позволь вашим отношениям развиваться так, как они развиваются, и не старайся предугадать, к чему это приведет.
В последнее время Кэти стала намного серьезнее относиться к своей писательской деятельности. Она проводила много времени в библиотеке и всегда предупреждала подругу, во сколько именно вернется. Иззи считала, что Кэти не слишком нужны такие напряженные занятия в читальном зале, а писать она вполне могла бы и дома, но это давало им с Джоном шанс побыть наедине, поскольку другой возможности у них не было.
– А куда делось полотно? – спросил Джон как-то вечером, заходя в ее комнату.
– Оно будет выставлено в галерее, – ответила Иззи. – А до тех пор Джилли позволила оставить его в своей студии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
– А ты как думаешь? – спросил Джон, наконец выпрямившись.
Иззи глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Она не могла сдержать улыбки, появившейся на губах. И не хотела.
– Я думаю, это неважно, – сказала она. – Это совсем неважно.
После чего она сама потянулась к Джону, чтобы поцеловать его.
XIV
Ньюфорд, ноябрь 1974-го
На следующий день и в пятницу Иззи не ходила в мастерскую Рашкина, но в понедельник уже не смогла преодолеть желание вернуться. Все ее инструменты и краски остались там, так же как и все полотна. Несмотря на странности Рашкина, за несколько месяцев его уроков она узнала больше, чем за несколько лет самостоятельной работы. Если он предпочитает верить, что персонажи картин способны появляться в реальной жизни и влиять на своих создателей, пусть верит. Она не поддастся его эксцентричным выходкам и будет продолжать обучение. Парочка странных идей не сможет перевесить ценность уже полученных знаний и тех, что она еще получит от знаменитого художника.
И всё же она нервничала, поднимаясь в студию. Но не из-за того, что боялась возобновления странной дискуссии, и не из-за желания Рашкина уничтожить некоторые из ее полотен; Иззи пугали припадки его бешеной ярости. С того ужасного дня в декабре прошлого года Рашкин держал слово и больше ни разу не пытался ее ударить, но и сама Иззи старалась ему не противоречить, зная, что тем самым может спровоцировать новое нападение.
В этот понедельник, когда она вновь пришла в студию, Рашкин снова сдержал свое слово. Он больше не возвращался к опасной теме. Несколько недель подряд он говорил исключительно о живописи; все остальные разговоры возникали только благодаря самой Иззи. Так что она даже стала забывать о мнении Рашкина по поводу появления Джона.
Но именно Джон напомнил ей об этом.
– Сделай мне одолжение, Изабель, – попросил он, когда Иззи пыталась решить, где хранить полотно с его портретом. – Выбери для него надежное место.
До сих пор картина находилась в ее спальне, но комната была настолько маленькой и заполненной вещами, что Иззи постоянно боялась случайно повредить полотно, уронив что-нибудь на картину или задев ее ногой в темноте по дороге в ванную. Для маленькой комнаты картина была слишком большой, кроме того, Иззи казалось странным держать у себя в спальне портрет своего приятеля.
– Что ты имеешь в виду? – спросила его Иззи. – Я полагала, что ты не придал значения рассказам Рашкина.
Джон криво улыбнулся в ответ.
– Мне нравится эта картина, – пояснил он. – А в осторожности ведь нет ничего плохого, не так ли?
Вот и всё, что он сказал по этому поводу. А когда Иззи попыталась его разговорить, он просто сменил тему. Джон очень хорошо умел это делать. Всегда, когда их беседы касались нежелательных для него тем, он так искусно уводил их в сторону, что Иззи только дома, в постели, а иногда и на следующий день за мольбертом вспоминала, что не получила прямого ответа на свой вопрос.
Джону нравилось поддерживать некую таинственность во всём, что касалось его лично, и ей оставалось только смириться с его странностями. Она узнала, что Джон живет у своей тетки, которая «не очень-то доверяет белым девушкам»; что он перебивается случайными заработками; что у него почти никогда нет аппетита; что он постоянно стремится узнать что-то новое и никогда не скучает, а потому Иззи тоже не приходилось скучать в его компании; что у Джона имеется неиссякаемый запас историй о своих соплеменниках и о нем самом, но в этих рассказах он никогда не касался своей юности, когда, по его словам, ему пришлось несладко.
И еще он оказался лучшим из всех любовников Иззи. Конечно, у нее был не слишком большой опыт по этой части, всего трое мужчин до встречи с Джоном, но все три ее предыдущих романа были неудачными. По каким-то непонятным причинам, когда дело касалось любовных отношений, Иззи сталкивалась с равнодушными или откровенно грубыми парнями. Джон же обращался с ней как с величайшей драгоценностью.
У Иззи сложилось впечатление, что в критических ситуациях Джон мог быть очень вспыльчивым, но эта черта его характера никогда не проявлялась в ее присутствии. Она видела его злым, но злость всегда была направлена на кого-то другого, и никогда на нее.
В их отношениях имелся один недостаток: они почти никогда не встречались с ее друзьями. Каким-то образом получалось, что Джон постоянно избегал посещения многолюдных вечеринок. Он предпочитал приглашать ее в тихие заведения или просто появлялся, когда Иззи была одна – возвращалась из студии или университета, – и тогда они вдвоем совершали прогулки по городу. Такое поведение казалось совершенно ненамеренным, но после трех недель их знакомства друзья Иззи стали считать Джона таинственной личностью. Все ее попытки поговорить с ним об этом заканчивались одинаково: он переводил разговор на другую тему, а поскольку знакомые Иззи не беспокоились на этот счет, она сама тоже не придавала значения такому положению вещей. Многие ее друзья проявляли интерес к Джону, но никто из них не огорчался по поводу его отсутствия на общих встречах.
Кэти очень обрадовалась появлению Джона в жизни своей соседки. Последние два с половиной года неудачи Иззи в личной жизни заставляли ее беспокоиться.
– Вот видишь, – говорила она, познакомившись с Джоном, – вокруг тебя не только одни негодяи!
– Но я до сих пор почти ничего о нем не знаю.
– Достаточно знать то, что он хороший человек, – ответила Кэти, полностью изменив свою точку зрения после встречи с индейцем. – Это видно по его глазам. Этот парень просто очарован тобой, та belle Иззи, а почему бы и нет?
– Не начинай всё сначала, – смущенно запротестовала Иззи.
Ей не нравилось, когда Кэти принималась перечислять все ее достоинства.
– Нет, – сказала Кэти. – Это ты не начинай. Позволь вашим отношениям развиваться так, как они развиваются, и не старайся предугадать, к чему это приведет.
В последнее время Кэти стала намного серьезнее относиться к своей писательской деятельности. Она проводила много времени в библиотеке и всегда предупреждала подругу, во сколько именно вернется. Иззи считала, что Кэти не слишком нужны такие напряженные занятия в читальном зале, а писать она вполне могла бы и дома, но это давало им с Джоном шанс побыть наедине, поскольку другой возможности у них не было.
– А куда делось полотно? – спросил Джон как-то вечером, заходя в ее комнату.
– Оно будет выставлено в галерее, – ответила Иззи. – А до тех пор Джилли позволила оставить его в своей студии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156