Девушка медленно покачала головой.
– Вы призовете Кэти в наш мир. И какой она будет? – спросила она. – Такой, как они? – Изабель ткнула пальцем в сторону Биттервида. – Бледной копией настоящего человека? Чудовищем?
– Нет, – ответил Рашкин. – Я воспроизведу ангела.
– Винсент, я больше не верю вашей лжи. И уже давно.
– А если я сначала верну ее? – настаивал он. – До того как ты напишешь хоть одну картину, я верну твою подругу, и ты сама сможешь убедиться, что я не лгу.
– Что... Что вы такое говорите?
– Я ее верну. Если ты убедишься, что это действительно твоя подруга, ты будешь работать для меня. Если нет, мы разойдемся в разные стороны, и я тебя никогда больше не потревожу.
У Изабель не хватило сил отказаться сразу, и она ненавидела себя за свою слабость.
«Я соглашусь на это не ради себя, – думала она. – Не совсем ради себя. Конечно, я эгоистка и хочу вернуть Кэти, но в этом случае выиграю не только я».
Снова в памяти возникли записи из дневника.
И не только из-за ее красоты, хотя она, бесспорно, очень хороша собой. Она – ангел, посланный с небес, чтобы немного скрасить наше пребывание на планете Земля. Общаясь с ней, мы все становимся лучше.
То же самое можно было сказать и о самой Кэти.
– А эти картины...
– Я тебя прошу лишь о нескольких – чтобы восстановить силы. Две или три, самое большее.
– А ваши ньюмены?
– Я дам им то, чего они добиваются, из своих собственных снов.
Может ли она на это осмелиться? Решится ли она вызвать к жизни двух или трех ньюменов и принести их в жертву ради Кэти?
Это неправильно, и Изабель сама всё понимала. Нельзя даже допускать такие мысли. Нельзя опускаться до уровня Рашкина. Кэти ужаснулась бы ее поступку.
– Ну как? – спросил Рашкин.
– Я...
– Ты можешь даже не создавать новых картин, – продолжал он свои уговоры. – У тебя ведь осталось несколько полотен, выполненных до абстрактного периода; этого будет достаточно.
– Нет, – воскликнула Изабель. – Я не смогу отказаться от них.
И без того трудно было решиться пожертвовать кем-то ради возвращения Кэти, но старыми друзьями – никогда. Невозможно погубить Джона, Пэддиджека, Козетту или любого из горсточки оставшихся после пожара ньюменов.
– Но ты будешь писать для меня?
– Я...
– Изабель, – мягко уговаривал ее Рашкин, – что ты теряешь? Если тебя не устроит качество моей работы, ты ничего не будешь мне должна. В случае успеха цена окажется не так уж высока.
– Я не знаю.
Господи, она так запуталась!
Если Рашкин не лжет относительно своей способности вернуть Кэти, может, и его утверждения о природе ньюменов тоже правдивы. Человеческой жизнью Изабель не смогла бы пожертвовать, даже ради Кэти. Но, возможно, ньюмены не совсем люди. Может, это просто образы с картин? Порождения сновидений, не обладающие собственной жизнью?
Внезапно вспомнился давний разговор с Софи в те дни, когда они делили на двоих одну студию, еще в начале восьмидесятых годов. Они говорили тогда о видениях, и Софи, всегда очень отчетливо помнившая свои сны, настаивала на необходимости оставаться верной своим принципам не только наяву. Софи утверждала, что поступки, совершенные в сновидениях, не могли повлиять на реальную жизнь, но они доказывали способность человека совершать подобные действия и во время бодрствования. Если вы убили кого-то во сне, вы всё равно виновны в убийстве, даже если, проснувшись, не обнаружили трупа и никто не погиб. В своей душе вы допустили возможность убийства.
Разве нынешняя ситуация намного отличалась от снов?
– Я еще раз хочу спросить, – продолжал Рашкин. – Что ты теряешь?
«Свою душу, – подумала Изабель. – И всё, во что я верила».
– Вы не понимаете, о чем меня просите, – сказала она.
– Изабель, я всё понимаю, – покачал головой Рашкин. – Наши взгляды на различные вещи часто были противоположными, но я всегда уважал твои убеждения. И даже если я не разделяю твоего отношения к ньюменам, это не значит, что я не понимаю, какие мучения ты испытываешь.
Изабель подняла глаза и встретилась с его взглядом – простодушным и ясным. Она почти поверила в его искреннюю заботу. Снова почти оказалась во власти его обаяния.
О Кэти, что мне делать?
XI
На стук в дверь студии Изабель никто не отозвался.
– Джилли говорила, что Изабель с утра собиралась отправиться по каким-то делам, – сказал Алан. – Наверно, еще не вернулась.
Он повернулся, чтобы уйти, но Мариса шагнула вперед и потрогала дверную ручку. Замок был заперт, но дверь закрыли неплотно, так что она распахнулась от легкого толчка.
– Почему бы нам не подождать ее внутри? – предложила Мариса.
– Нет, – возразил Алан. – Нельзя же просто так ворваться...
Но Мариса уже шагнула внутрь. Алан и Роланда смущенно переглянулись и последовали за ней. В помещении громоздились нераспакованные коробки и чемоданы, но Изабель там не было.
– Посмотрите-ка, – воскликнула Мариса, подходя к окну.
Она показала картину с изображением Пэддиджека Алану, и у него перехватило дыхание.
– Он похож на персонажа из сказки Кэти, – сказала Роланда.
Алан кивнул, подошел к окну и взял из рук Марисы картину. В самом углу под подписью Изабель стояла дата – 1974 год. Значит, это не копия, а подлинник.
– Она не должна была уцелеть, – произнес Алан.
– Почему? – удивилась Мариса.
– Эта картина сгорела во время пожара, когда огонь уничтожил все ранние работы Изабель, кроме той, что была подарена мне, да еще двух, висящих в Детском фонде.
– Вероятно, это было ужасным ударом для Изабель, – заметила Роланда.
– Бедствие почти сломило ее, – сказал Алан. – Хотя она и старалась не показывать виду. – Он глубоко вздохнул. – Все ее великолепные работы погибли... и эта была среди них.
Он вспомнил подаренный Изабель небольшой – десять на шестнадцать дюймов – рисунок, выполненный пастелью. Худощавая миниатюрная рыжеволосая женщина с озорными глазами, которую она назвала Энни Нин. Если благодаря картине «Дикарка» в этом мире появилась Козетта, то и та женщина должна быть жива. Но остальные... все остальные погибли в пламени пожара.
– Это могло убить ее, – тихо произнес он.
– Кого? – не поняла Мариса. Но Роланда уловила мысль Алана.
– Изабель, – сказала она. – Она, вероятно, с трудом пережила гибель людей, появившихся благодаря ее картинам. – Неудивительно, что после этого несчастья она так резко изменила стиль письма, – произнес Алан, не сводя глаз с небольшого полотна. – Если только... А что, если они не погибли?
– Ты же только что сам сказал, что огонь уничтожил все ранее созданные работы, – удивилась Мариса.
– Включая и эту, – кивнул Алан. – Но ведь она перед нами?
– Вы считаете, она могла просто сделать вид, что картины сгорели? – спросила Роланда. – Что Изабель спрятала свои работы, чтобы сохранить их в безопасности?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
– Вы призовете Кэти в наш мир. И какой она будет? – спросила она. – Такой, как они? – Изабель ткнула пальцем в сторону Биттервида. – Бледной копией настоящего человека? Чудовищем?
– Нет, – ответил Рашкин. – Я воспроизведу ангела.
– Винсент, я больше не верю вашей лжи. И уже давно.
– А если я сначала верну ее? – настаивал он. – До того как ты напишешь хоть одну картину, я верну твою подругу, и ты сама сможешь убедиться, что я не лгу.
– Что... Что вы такое говорите?
– Я ее верну. Если ты убедишься, что это действительно твоя подруга, ты будешь работать для меня. Если нет, мы разойдемся в разные стороны, и я тебя никогда больше не потревожу.
У Изабель не хватило сил отказаться сразу, и она ненавидела себя за свою слабость.
«Я соглашусь на это не ради себя, – думала она. – Не совсем ради себя. Конечно, я эгоистка и хочу вернуть Кэти, но в этом случае выиграю не только я».
Снова в памяти возникли записи из дневника.
И не только из-за ее красоты, хотя она, бесспорно, очень хороша собой. Она – ангел, посланный с небес, чтобы немного скрасить наше пребывание на планете Земля. Общаясь с ней, мы все становимся лучше.
То же самое можно было сказать и о самой Кэти.
– А эти картины...
– Я тебя прошу лишь о нескольких – чтобы восстановить силы. Две или три, самое большее.
– А ваши ньюмены?
– Я дам им то, чего они добиваются, из своих собственных снов.
Может ли она на это осмелиться? Решится ли она вызвать к жизни двух или трех ньюменов и принести их в жертву ради Кэти?
Это неправильно, и Изабель сама всё понимала. Нельзя даже допускать такие мысли. Нельзя опускаться до уровня Рашкина. Кэти ужаснулась бы ее поступку.
– Ну как? – спросил Рашкин.
– Я...
– Ты можешь даже не создавать новых картин, – продолжал он свои уговоры. – У тебя ведь осталось несколько полотен, выполненных до абстрактного периода; этого будет достаточно.
– Нет, – воскликнула Изабель. – Я не смогу отказаться от них.
И без того трудно было решиться пожертвовать кем-то ради возвращения Кэти, но старыми друзьями – никогда. Невозможно погубить Джона, Пэддиджека, Козетту или любого из горсточки оставшихся после пожара ньюменов.
– Но ты будешь писать для меня?
– Я...
– Изабель, – мягко уговаривал ее Рашкин, – что ты теряешь? Если тебя не устроит качество моей работы, ты ничего не будешь мне должна. В случае успеха цена окажется не так уж высока.
– Я не знаю.
Господи, она так запуталась!
Если Рашкин не лжет относительно своей способности вернуть Кэти, может, и его утверждения о природе ньюменов тоже правдивы. Человеческой жизнью Изабель не смогла бы пожертвовать, даже ради Кэти. Но, возможно, ньюмены не совсем люди. Может, это просто образы с картин? Порождения сновидений, не обладающие собственной жизнью?
Внезапно вспомнился давний разговор с Софи в те дни, когда они делили на двоих одну студию, еще в начале восьмидесятых годов. Они говорили тогда о видениях, и Софи, всегда очень отчетливо помнившая свои сны, настаивала на необходимости оставаться верной своим принципам не только наяву. Софи утверждала, что поступки, совершенные в сновидениях, не могли повлиять на реальную жизнь, но они доказывали способность человека совершать подобные действия и во время бодрствования. Если вы убили кого-то во сне, вы всё равно виновны в убийстве, даже если, проснувшись, не обнаружили трупа и никто не погиб. В своей душе вы допустили возможность убийства.
Разве нынешняя ситуация намного отличалась от снов?
– Я еще раз хочу спросить, – продолжал Рашкин. – Что ты теряешь?
«Свою душу, – подумала Изабель. – И всё, во что я верила».
– Вы не понимаете, о чем меня просите, – сказала она.
– Изабель, я всё понимаю, – покачал головой Рашкин. – Наши взгляды на различные вещи часто были противоположными, но я всегда уважал твои убеждения. И даже если я не разделяю твоего отношения к ньюменам, это не значит, что я не понимаю, какие мучения ты испытываешь.
Изабель подняла глаза и встретилась с его взглядом – простодушным и ясным. Она почти поверила в его искреннюю заботу. Снова почти оказалась во власти его обаяния.
О Кэти, что мне делать?
XI
На стук в дверь студии Изабель никто не отозвался.
– Джилли говорила, что Изабель с утра собиралась отправиться по каким-то делам, – сказал Алан. – Наверно, еще не вернулась.
Он повернулся, чтобы уйти, но Мариса шагнула вперед и потрогала дверную ручку. Замок был заперт, но дверь закрыли неплотно, так что она распахнулась от легкого толчка.
– Почему бы нам не подождать ее внутри? – предложила Мариса.
– Нет, – возразил Алан. – Нельзя же просто так ворваться...
Но Мариса уже шагнула внутрь. Алан и Роланда смущенно переглянулись и последовали за ней. В помещении громоздились нераспакованные коробки и чемоданы, но Изабель там не было.
– Посмотрите-ка, – воскликнула Мариса, подходя к окну.
Она показала картину с изображением Пэддиджека Алану, и у него перехватило дыхание.
– Он похож на персонажа из сказки Кэти, – сказала Роланда.
Алан кивнул, подошел к окну и взял из рук Марисы картину. В самом углу под подписью Изабель стояла дата – 1974 год. Значит, это не копия, а подлинник.
– Она не должна была уцелеть, – произнес Алан.
– Почему? – удивилась Мариса.
– Эта картина сгорела во время пожара, когда огонь уничтожил все ранние работы Изабель, кроме той, что была подарена мне, да еще двух, висящих в Детском фонде.
– Вероятно, это было ужасным ударом для Изабель, – заметила Роланда.
– Бедствие почти сломило ее, – сказал Алан. – Хотя она и старалась не показывать виду. – Он глубоко вздохнул. – Все ее великолепные работы погибли... и эта была среди них.
Он вспомнил подаренный Изабель небольшой – десять на шестнадцать дюймов – рисунок, выполненный пастелью. Худощавая миниатюрная рыжеволосая женщина с озорными глазами, которую она назвала Энни Нин. Если благодаря картине «Дикарка» в этом мире появилась Козетта, то и та женщина должна быть жива. Но остальные... все остальные погибли в пламени пожара.
– Это могло убить ее, – тихо произнес он.
– Кого? – не поняла Мариса. Но Роланда уловила мысль Алана.
– Изабель, – сказала она. – Она, вероятно, с трудом пережила гибель людей, появившихся благодаря ее картинам. – Неудивительно, что после этого несчастья она так резко изменила стиль письма, – произнес Алан, не сводя глаз с небольшого полотна. – Если только... А что, если они не погибли?
– Ты же только что сам сказал, что огонь уничтожил все ранее созданные работы, – удивилась Мариса.
– Включая и эту, – кивнул Алан. – Но ведь она перед нами?
– Вы считаете, она могла просто сделать вид, что картины сгорели? – спросила Роланда. – Что Изабель спрятала свои работы, чтобы сохранить их в безопасности?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156