Слишком мало было шлюпок, спасательных плотов и жилетов. У нас в шлюпке не было ни воды, ни аварийного запаса пищи, только у меня и еще одной женщины оказалось по бутылке воды. Среди нас были китайцы, малайцы и один из матросов-индийцев. Четверо детей и одна пожилая женщина умерли в первую же ночь.
Нас носило по волнам ночь, следующий день и еще одну ночь. Затем, утром, нас заметили с индонезийского рыболовного судна и взяли на буксир. Рыбаки доставили нас на Яву, в свое селение у моря, Я намеревалась отправиться в Джакарту и попытаться сесть на какой-нибудь корабль, идущий в Австралию, но Джесс заболела. Она поранила ногу, и возникло заражение. Она лежала в лихорадке, организм ее был сильно обезвожен.
Остальные ушли, а мы вдвоем остались в селении с рыбаками. Я думала, что Джесс умрет, но она оказалась крепкой девочкой — ей удалось выкарабкаться. К тому времени, как она поправилась и мы могли сняться с места, в небе стали появляться японские самолеты. Наконец мы отправились в Джакарту; нас подвезли на телеге, а последние пятнадцать миль мы прошли пешком. Но японцы уже были в городе. Нас схватили и привезли в лагерь в Бандунге, где было много голландских женщин и детей.
Потом мы сменили еще три лагеря. Последний — в Асулу — был худшим из всех. Это был трудовой лагерь, и всех взрослых женщин заставляли работать на рисовых полях, а также чистить канализацию и отхожие места. Джесс была еще маленькая, поэтому ее на работу не гоняли. Мы никогда не бывали сыты, а иногда по-настоящему голодали. Одно из наказаний заключалось в том, что всех морили голодом по двое суток.
Кормили нас рисом, саговой кашей и похлебкой из овощных очистков. Иногда местные бросали нам через колючую проволоку фрукты, иногда мне удавалось выменять что-нибудь на яйцо и щепотку соли. С нами были еще две медсестры из Австралии. Одна умерла, а другую застрелили.
Джесс ничем серьезным больше не болела, только перенесла кожные язвы и нарывы, от которых остались следы.
Мы пытались организовать что-то вроде школы для детей, но охранники отобрали у нас все книги.
Мы знали, что война близится к концу: несколько храбрых женщин тайком пронесли в лагерь части радиоприемника, собрали его и припрятали.
Потом, в конце августа, нам сообщили, что американцы бомбили Японию и что войска союзников скоро высадятся на Яве. После этого комендант и вся охрана исчезли, но мы остались в лагере — нам некуда было деваться.
Однажды пролетавший над нами американский самолет сбросил на парашютах ящики с консервами и сигаретами. Это был радостный день.
Затем прибыли англичане и мужья наших голландок, тоже отсидевшие в лагерях. По-моему, они были изрядно потрясены, когда увидели, до какого состояния мы дошли.
Информация о том, что Джесс жива, шла к вам так долго по двум причинам.
Во-первых, в Индонезии назревают волнения — индонезийцы недовольны засильем колонистов из Голландии. Это замедлило все дело.
Во-вторых, Джесс была официально записана под моей фамилией, то есть как Джесс Малани, и мы говорили всем, что мы — сестры. Я не хотела, чтобы нас разлучили. Даже голландкам мы не говорили правды. Я боялась, что меня отправят на родину раньше нее и придется оставить ее одну, поэтому я не говорила ничего до тех пор, пока не пришло время покидать лагерь. Тогда я сообщила военным, что в действительности она — Джесс Данбар.
За эти три с половиной года Джесс видела немало ужасов, жестокостей и смертей. Кажется, все это она научилась принимать как неизбежность, со смирением. Дети, видимо, обладают способностью как-то отрешаться от действительности. Она замечательная девочка и очень отважная.
За все время, пока мы были вместе, мы стали очень близки и важны друг для друга. Завтра ее самолет, и она очень убивается из-за предстоящей разлуки. В то же время она понимает, что мы не можем дольше оставаться вместе.
Чтобы немного ее утешить, я сказала, что мы прощаемся не навсегда и что когда-нибудь она должна приехать в Австралию, ко мне в гости. Мы люди довольно простые. Мои отец — строитель-подрядчик, живем мы в маленьком доме в сиднейском пригороде Турра-мурра.
Но я была бы счастлива, если бы вы отпустили ее к нам, когда она чуть подрастет.
Я еду домой сразу после Джесс — как только будет место на корабле или самолете.
Берегите нашу сестренку. С уважением.
Рут Малани»
Джудит прочла письмо дважды, потом еще раз, затем сложила его и спрятала в верхний ящик туалетного столика. «Берегите нашу сестренку». Три с половиной года Рут берегла ее, берегла как могла, несмотря на то что сама находилась в тех же ужасающих условиях. Вот кому принадлежало сердце Джесс, ее любовь и преданность. И они были вынуждены расстаться, чтобы пойти каждая своей дорогой.
За окном уже стемнело. Джудит встала, вышла из спальни и отправилась искать Джесс. Она нашла ее на освещенной лампами веранде. Сидя в одиночестве, девочка листала один из старых массивных фотоальбомов Боба. Когда Джудит вошла, Джесс подняла глаза.
— Иди сюда, взгляни на эти снимки. Мама с папой. Много-много лет назад. Такие молодые.
Джудит пристроилась возле нее на плетеном канапе с подушками и положила руку ей на плечи.
— Где дядя Боб?
— Пошел переодеваться. Он дал мне посмотреть этот альбом. Это когда они еще жили здесь, в Коломбо. А вот ты, в какой-то ужасной панамке. — Она перевернула страницу. — А это кто такие?
— Это наши бабушка и дедушка, мамины родители.
— С виду совсем старики.
— Они и были старики. И ужасные зануды. Я терпеть не могла к ним ездить. Тебе это тоже вряд ли было по душе, хотя ты была еще совсем маленькой, А это — Бидди, жена дяди Боба, мамина сестра. Ты ее полюбишь. Она такая занятная, с ней не соскучишься.
— А это?
— Это — Нед, лет в двенадцать. Их сын, наш двоюродный брат. Он погиб в начале войны, когда потопили его корабль.
Джесс ничего не сказала, просто перевернула страницу.
— Я прочла письмо, — сказала Джудит. — Рут, наверное, чудная.
— Так и есть. И смелая, никогда ничего не боялась.
— Она пишет, что ты тоже не из трусливых. Джесс деланно пожала плечами.
— Она сказала, что в лагерях вы были сестрами.
— Мы притворялись, что мы сестры. Поначалу. А потом это стало как бы правдой.
— Тяжело, наверно, было расставаться с ней.
— Да.
— Она бы хотела, чтобы ты приехала к ней в Австралию, когда будешь чуть постарше.
— Мы с ней говорили об этом.
— Я думаю, это прекрасная мысль.
Девочка вскинула голову и впервые посмотрела Джудит прямо в лицо.
— Правда? Правда можно?
— Ну конечно, разумеется. Скажем, когда тебе исполнится семнадцать. Всего лишь через три года.
— Через три года!
— Тебе надо учиться, Джесс. Когда мы вернемся, ты пойдешь в школу. Тебе многое предстоит наверстать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141