Она произнесла вслух: «Спасибо», хотя точно не знала, кого благодарит. А потом: «Я знала, что ты жив. Знала, что ты дашь о себе знать». На сей раз она говорила с Гасом.
Через несколько минут она выпрямилась, вытащила из-под брюк рубашку, ее краем утерла лицо и высморкалась. Затем поднялась на ноги и вышла из комнаты, громко зовя свою мать; полетела вверх по лестнице, будто на крыльях, и, наскочив на Мэри, бросилась ей на шею, исступленно, взахлеб делясь с нею своей невероятной радостью.
Не тратя своей вновь обретенной энергии понапрасну, Бидди очистила от хлама вторую комнату мансарды в Дауэр-Хаусе. Из всего имущества пощадили только два сундука, содержимое которых было слишком личным, чтобы Джудит могла с легким сердцем взять на себя ответственность за их уничтожение.
Один был набит пачками старых писем, перевязанных выцветшими шелковыми ленточками, программами танцевальных вечеров, нотами, фотографиями; была тут истрепанная книга посетителей в кожаном переплете, датированная 1898-м годом. Второй сундук содержал в себе целую коллекцию аксессуаров к пышным туалетам викторианской эпохи. Длинные белые перчатки с крошечными перламутровыми пуговками, страусовые перья, поблекшие букеты искусственных гардений, вышитые бисером кошельки, диадемы из стразов. Жаль было выкидывать эти вещицы, такие сентиментальные, такие прелестные. Диана Кэри-Льюис обещала, что когда-нибудь приедет в Дауэр-Хаус и разберет все эти реликвии. А пока сундуки были выставлены на лестничной площадке; Джудит накрыла их старыми занавесками, и в таком виде им, вероятно, суждено было преспокойно стоять еще долгие годы.
Все остальное признали либо ненужным, либо ветхим (даже рамы для картин оказались изъедены червем), с трудом стащили вниз и свалили рядом с мусорными ящиками до следующего приезда мусорного грузовика в надежде, что за полкроны мусорщик увезет всю эту рухлядь прочь.
Итак, мансарда освободилась. Стоя бок о бок и обводя ее взглядом, Джудит и Филлис обсуждали, как теперь ее использовать. Анна копалась старой оловянной ложкой в газоне; Мораг изо всех сил старалась помочь ей в этом полезном деле. Филлис время от времени подходила к окну и поглядывала вниз, желая убедиться, что с ребенком все в порядке.
Бидди была на кухне. В замызганной, захватанной жирными пальцами поваренной книге Изобель она нашла рецепт сладкой настойки на цветках бузины. Бузина как раз цвела, ее кремовые, с тонким ароматом цветы осыпали живые изгороди, и Бидди горела энтузиазмом. Стряпать она терпеть не могла, но приготовление настойки за готовку не считала. Готовка — это всякие там рагу, жаркое из баранины, пироги с вареньем и торты; браться за что-либо подобное у нее никогда и в мыслях не было. А вот приготовление чудесных напитков — это было по ее части, тем более что ничего не нужно было покупать — все, что требовалось, росло на придорожных кустах.
— Я думаю, надо сделать тут спальню для гостей, — говорила Филлис. — Одну сейчас занимает миссис Сомервиль, а если еще кто-нибудь захочет приехать погостить?
Джудит не соглашалась.
— Это будет пустая трата места. На мой взгляд, нам нужно устроить здесь детскую для Анны. Можно поставить кровать, несколько полок под ее книжки и еще, может быть, старый диван. Диваны всегда придают уютный вид. И ей будет где играть, пусть себе устраивает тут кавардак в дождливые дни.
— Но Джудит! — спорила Филлис, — У нас и так есть большая спальня. Это же твой дом, а не мой. Мы не можем занять у тебя всю жилую площадь…
— Хорошо, а как быть, если Сирилу дадут отпуск? Он захочет побыть с тобой и с Анной. И тоже приедет сюда. Если, конечно, он не предпочтет пожить у родителей.
— Нет, уж этого он точно не захочет.
— Не можете же вы спать все вместе, в одной комнате. Это будет не совсем прилично. Анна уже не грудной младенец.
Филлис немного смутилась.
— Раньше спали, и ничего.
— Слушай, я не хочу, чтобы в моем доме вы жили в тесноте, как «раньше». В этом нет необходимости. В общем, решено. Эта комната достается Анне. Пора ей привыкать спать одной. Кровать ей мы поставим настоящую, взрослую, так что если кто-нибудь приедет в гости с ночевкой, мы Анну на время выселим, и гостя положим на ее кровати. Как ты находишь такой компромисс? Пол застелем ковром…
— Сойдет и линолеум.
— Линолеум холодный. Нет, нужен ковер. Я думаю, синий. — Мысленно примеривая к комнате синий ковер, Джудит огляделась. В мансарде было просторно и много воздуха, но лишь одно маленькое окошко, поэтому из-за наклонного потолка здесь казалось темновато. — Стены покрасим в белый цвет, это сделает комнату светлее. Вот только камина нет. Придется подумать над тем, как обогревать комнату зимой…
— Парафиновая печка сойдет.
— Не люблю я парафиновые печки. По-моему, они небезопасны…
— Мне нравится, как от них пахнет…
— Но Анна может ее уронить, и тогда от нас одни угольки останутся. Может быть…
Но ей не пришлось докончить — внизу хлопнула передняя дверь и послышался громкий, взволнованный крик: «Джудит!»
Лавди.
Джудит вышла с Филлис на площадку и, перегнувшись через перила, увидела бегущую вверх по лестнице Лавди. На нижней площадке та остановилась.
— Джудит, ты где? — Тут, наверху!
Лавди снова бросилась бегом по лестнице, и через секунду уже была на последнем пролете. Ее лицо раскраснелось от жары и бега, кудряшки подпрыгивали, широко раскрытые фиалковые глаза горели самозабвенным восторгом. На полдороге она уже выплескивала им:
— Вы не поверите! Только что звонил Гас!.. — Она задыхалась, как будто бежала сюда от самого Нанчерроу. — …Звонил полчаса назад. Из Саутгемптона. Из больницы. Он ранен. На костылях. Но жив…
Ковры, линолеум, обогреватели — все моментально забылось. Джудит издала торжествующий вопль и протянула руки навстречу подруге. Они сжимали друг друга в объятиях, целовались и в обнимку пританцовывали на лестничной площадке, словно дети. Лавди была все еще в своих грязных старых вельветовых штанах, с незаправленной рубашкой, и от нее разило коровником, но все это не имело значения, ничто не имело значения, кроме того, что Гас жив, что ему не грозит никакая опасность.
Наконец они перестали кружиться, и Лавди плюхнулась на верхнюю ступеньку.
— Я так запыхалась, отдышаться не могу. Домчалась до Роузмаллиона на велосипеде, оставила его у церковного кладбища и, хотите — верьте, хотите — нет, к вам на холм всю дорогу бежала бегом. Не могла дождаться, так хотела вам сообщить.
— Ты могла бы позвонить.
— Нет, я хотела быть здесь, видеть ваши лица.
На лице Филлис, однако, читалась озабоченность и тревога.
— Он ранен? Это опасно? Серьезное ранение?
— Не знаю. Наверно, пулевое в ногу. Он на костылях, но все, кажется, не так уж страшно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Через несколько минут она выпрямилась, вытащила из-под брюк рубашку, ее краем утерла лицо и высморкалась. Затем поднялась на ноги и вышла из комнаты, громко зовя свою мать; полетела вверх по лестнице, будто на крыльях, и, наскочив на Мэри, бросилась ей на шею, исступленно, взахлеб делясь с нею своей невероятной радостью.
Не тратя своей вновь обретенной энергии понапрасну, Бидди очистила от хлама вторую комнату мансарды в Дауэр-Хаусе. Из всего имущества пощадили только два сундука, содержимое которых было слишком личным, чтобы Джудит могла с легким сердцем взять на себя ответственность за их уничтожение.
Один был набит пачками старых писем, перевязанных выцветшими шелковыми ленточками, программами танцевальных вечеров, нотами, фотографиями; была тут истрепанная книга посетителей в кожаном переплете, датированная 1898-м годом. Второй сундук содержал в себе целую коллекцию аксессуаров к пышным туалетам викторианской эпохи. Длинные белые перчатки с крошечными перламутровыми пуговками, страусовые перья, поблекшие букеты искусственных гардений, вышитые бисером кошельки, диадемы из стразов. Жаль было выкидывать эти вещицы, такие сентиментальные, такие прелестные. Диана Кэри-Льюис обещала, что когда-нибудь приедет в Дауэр-Хаус и разберет все эти реликвии. А пока сундуки были выставлены на лестничной площадке; Джудит накрыла их старыми занавесками, и в таком виде им, вероятно, суждено было преспокойно стоять еще долгие годы.
Все остальное признали либо ненужным, либо ветхим (даже рамы для картин оказались изъедены червем), с трудом стащили вниз и свалили рядом с мусорными ящиками до следующего приезда мусорного грузовика в надежде, что за полкроны мусорщик увезет всю эту рухлядь прочь.
Итак, мансарда освободилась. Стоя бок о бок и обводя ее взглядом, Джудит и Филлис обсуждали, как теперь ее использовать. Анна копалась старой оловянной ложкой в газоне; Мораг изо всех сил старалась помочь ей в этом полезном деле. Филлис время от времени подходила к окну и поглядывала вниз, желая убедиться, что с ребенком все в порядке.
Бидди была на кухне. В замызганной, захватанной жирными пальцами поваренной книге Изобель она нашла рецепт сладкой настойки на цветках бузины. Бузина как раз цвела, ее кремовые, с тонким ароматом цветы осыпали живые изгороди, и Бидди горела энтузиазмом. Стряпать она терпеть не могла, но приготовление настойки за готовку не считала. Готовка — это всякие там рагу, жаркое из баранины, пироги с вареньем и торты; браться за что-либо подобное у нее никогда и в мыслях не было. А вот приготовление чудесных напитков — это было по ее части, тем более что ничего не нужно было покупать — все, что требовалось, росло на придорожных кустах.
— Я думаю, надо сделать тут спальню для гостей, — говорила Филлис. — Одну сейчас занимает миссис Сомервиль, а если еще кто-нибудь захочет приехать погостить?
Джудит не соглашалась.
— Это будет пустая трата места. На мой взгляд, нам нужно устроить здесь детскую для Анны. Можно поставить кровать, несколько полок под ее книжки и еще, может быть, старый диван. Диваны всегда придают уютный вид. И ей будет где играть, пусть себе устраивает тут кавардак в дождливые дни.
— Но Джудит! — спорила Филлис, — У нас и так есть большая спальня. Это же твой дом, а не мой. Мы не можем занять у тебя всю жилую площадь…
— Хорошо, а как быть, если Сирилу дадут отпуск? Он захочет побыть с тобой и с Анной. И тоже приедет сюда. Если, конечно, он не предпочтет пожить у родителей.
— Нет, уж этого он точно не захочет.
— Не можете же вы спать все вместе, в одной комнате. Это будет не совсем прилично. Анна уже не грудной младенец.
Филлис немного смутилась.
— Раньше спали, и ничего.
— Слушай, я не хочу, чтобы в моем доме вы жили в тесноте, как «раньше». В этом нет необходимости. В общем, решено. Эта комната достается Анне. Пора ей привыкать спать одной. Кровать ей мы поставим настоящую, взрослую, так что если кто-нибудь приедет в гости с ночевкой, мы Анну на время выселим, и гостя положим на ее кровати. Как ты находишь такой компромисс? Пол застелем ковром…
— Сойдет и линолеум.
— Линолеум холодный. Нет, нужен ковер. Я думаю, синий. — Мысленно примеривая к комнате синий ковер, Джудит огляделась. В мансарде было просторно и много воздуха, но лишь одно маленькое окошко, поэтому из-за наклонного потолка здесь казалось темновато. — Стены покрасим в белый цвет, это сделает комнату светлее. Вот только камина нет. Придется подумать над тем, как обогревать комнату зимой…
— Парафиновая печка сойдет.
— Не люблю я парафиновые печки. По-моему, они небезопасны…
— Мне нравится, как от них пахнет…
— Но Анна может ее уронить, и тогда от нас одни угольки останутся. Может быть…
Но ей не пришлось докончить — внизу хлопнула передняя дверь и послышался громкий, взволнованный крик: «Джудит!»
Лавди.
Джудит вышла с Филлис на площадку и, перегнувшись через перила, увидела бегущую вверх по лестнице Лавди. На нижней площадке та остановилась.
— Джудит, ты где? — Тут, наверху!
Лавди снова бросилась бегом по лестнице, и через секунду уже была на последнем пролете. Ее лицо раскраснелось от жары и бега, кудряшки подпрыгивали, широко раскрытые фиалковые глаза горели самозабвенным восторгом. На полдороге она уже выплескивала им:
— Вы не поверите! Только что звонил Гас!.. — Она задыхалась, как будто бежала сюда от самого Нанчерроу. — …Звонил полчаса назад. Из Саутгемптона. Из больницы. Он ранен. На костылях. Но жив…
Ковры, линолеум, обогреватели — все моментально забылось. Джудит издала торжествующий вопль и протянула руки навстречу подруге. Они сжимали друг друга в объятиях, целовались и в обнимку пританцовывали на лестничной площадке, словно дети. Лавди была все еще в своих грязных старых вельветовых штанах, с незаправленной рубашкой, и от нее разило коровником, но все это не имело значения, ничто не имело значения, кроме того, что Гас жив, что ему не грозит никакая опасность.
Наконец они перестали кружиться, и Лавди плюхнулась на верхнюю ступеньку.
— Я так запыхалась, отдышаться не могу. Домчалась до Роузмаллиона на велосипеде, оставила его у церковного кладбища и, хотите — верьте, хотите — нет, к вам на холм всю дорогу бежала бегом. Не могла дождаться, так хотела вам сообщить.
— Ты могла бы позвонить.
— Нет, я хотела быть здесь, видеть ваши лица.
На лице Филлис, однако, читалась озабоченность и тревога.
— Он ранен? Это опасно? Серьезное ранение?
— Не знаю. Наверно, пулевое в ногу. Он на костылях, но все, кажется, не так уж страшно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141