— Да. Но завтра мне нужно возвращаться в Портсмут.
— Жаль, что я не могу остаться. Я бы пригласил тебя пообедать.
— Но ты не можешь.
— Не могу. Хочешь выпить?
— Так ведь ничего нет.
— Зато есть в моем волшебном мешочке. — Он наклонился и поднял его, с виду абсолютно неподъемный, внутри звякнуло. — Пошли, покажу.
Он повел ее вниз, и когда они пришли в маленькую кухню, поставил свою торбу на стол и начал ее разгружать. Босым ногам Джудит было холодно на коричневом линолиуме и она села села на другой край стола. Она словно присутствовала при распаковке рождественского подарка — одна за другой из сумки извлекались на свет удивительные вещи, и всякий раз это было неожиданностью. Бутылка виски «Блэк-энд-Уайт». Бутылка джина «Гордонз». Два лимона. Апельсин. Три пакета хрустящего картофеля и фунт деревенского сливочного масла. Порядочный брусок горького шоколада и, наконец, нечто странное, завернутое в газету, всю пропитанную кровью.
— Что там такое? — полюбопытствовала Джудит. Отрубленная голова?
— Мясо для бифштексов.
— Мясо?! Откуда? И масло настоящее. Твоя мать на черном рынке купила?
— Подарки от благодарных пациентов. Холодильник работает?
— Конечно.
— Это хорошо. А лед есть?
— Должен быть.
Он открыл холодильник и положил масло и кровавый сверток рядом с жалкими остатками ужина Джудит и Хетер, потом вынул лоток с кубиками льда.
— Что будешь пить? При простуде я бы рекомендовал тебе стаканчик виски. Значит, виски с содовой?
— Содовой нету.
— Спорим?
И он нашел сифон, упрятанный в какой-то дальний буфет. Из другого достал стаканы, потом вытряхнул из лотка лед, разлил виски и разбавил водой из сифона. Он подал высокий стакан с заманчиво шипящей жидкостью Джудит.
— Твое здоровье.
Они выпили. Джереми испуспустил облегченный вздох, видно было, как он сразу расслабился.
— Мне это было просто необходимо.
— Хорошо как. Вообще-то, я не пью виски.
— Иной раз не повредит. А тут холодно. Пойдем наверх. И они поднялись в гостиную. — Джудит впереди, Джереми следом — и расположились у огня; он сел в одно из кресел, она устроилась, поджав ноги на коврике перед камином ( поближе к теплу).
— Хетер Уоррен была здесь сегодня. Мы пили чай с тостами. Потому я и приехала из Портсмута — с ней встретиться. Мы пообедали в ресторане, а потом пошли на концерт, но она спешила на поезд, ей надо было возвращаться на свою секретную службу.
— А концерт где был?
— В Альберт-Холле. Уильям Уолтон и Рахманинов. Хетер дали билеты. Да ты расскажи лучше о себе. Чем ты занимался все это время?
— Обычной рутиной.
— Ты в увольнении?
— Вообще-то, нет. Я приехал в Лондон на встречу с их светлостями в адмиралтействе. Меня повысили в чине — лейтенант мед-службы.
— О, Джереми!.. — Она была так рада и горда за него. — Ты молодчина!
— Это еще не официально, так что не вздумай бежать к телефону и трезвонить всем.
— Но матери своей ты сказал?
— Да, конечно.
— Так, еще что?
— Еще я перехожу на другой корабль. Крейсер «Сазерленд».
— И опять Атлантика?
Он пожал плечами, не желая болтать лишнего.
— Может, тебя пошлют на Средиземное море? По-моему, тебе самое время понежиться немножко на солнышке.
— Нет новостей от родных? — спросил он.
— Нет, ничего не получала с начала месяца. Не знаю, почему они не пишут. Ясно одно — дела там плохи.
— Они все еще в Сингапуре?
— По-видимому,
— Много женщин и детей уже покинуло город.
— Я об этом не слышала. Он взглянул на свои часы.
— Четверть девятого. Послушаем девятичасовые новости.
— Я не уверена, что мне хочется.
— Лучше знать правду, чем воображать худшее.
— Теперь, кажется, уже трудно сказать, что страшнее. И все произошло с такой быстротой. Раньше, в самые плохие времена, во время Дюнкерка и когда бомбили Портсмут, я утешалась мыслью, что, по крайней мере, они в безопасности. Мама, папа и Джесс. И когда мы стояли в очередях за продовольственными пайками и ели несъедобные мясные обрезки, я знала, что там, у них, все хорошо: вкусная еда, заботливые слуги, вечера в клубе с друзьями. Но вот японцы разбомбили Перл-Харбор, и все в одночасье изменилось, и теперь уже им грозит такая опасность, какая нам и не снилась. Я теперь жалею, что не уплыла в свое время в Сингапур. Тогда мы, по крайней мере, были бы вместе. Но быть так далеко от них, и никаких известий…
К ее ужасу, голос у нее задрожал. Бесполезно пытаться сказать еще хоть слово, только потеряешь самообладание и глупо разрыдаешься. Она отхлебнула еще виски и вперила взгляд в голубоватое пламя газового камина.
— Наверно, неизвестность мучительнее всего, — мягко сказал он.
— Нет, я в порядке. Обычно я в порядке. Просто сегодня я, правда, неважно себя чувствую…
— Ложись в постель.
— Мне так жаль.
— Жаль чего?
— Мы и без того совсем не видимся, и вот, когда встретились, у меня эта проклятая простуда и слишком слабые нервы, чтобы слушать новости, и собеседник из меня никакой.
— Ты нравишься мне такой, какая есть. В любом виде. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что должен покинуть тебя так скоро, рано утром. Мы встретились для того лишь, чтобы почти в тот же миг расстаться опять. Это, как видно, и называется войной, черт бы ее побрал.
— Не думай об этом. Сейчас мы вместе. Я так обрадовалась, что это — ты, а не кто-то из неизвестных знакомцев Дианы.
— Я тоже рад, что это оказался я. Ну ладно… — Он поднялся с кресла. — Ты в ужасном расстройстве, а я ужасно голоден. Что нам обоим требуется, так это вкусный горячий обед и, пожалуй, чуть-чуть музыки для фона. Ты отправляйся обратно в кровать, а я беру на себя стряпню.
Он подошел к радиоле и включил радио. Танцевальная музыка. Характерная мелодия Кэрролла Гиббонса, трансляция из отеля «Савой». «Беги на бегуэн». Она представила, как люди встают из-за столиков и заполняют площадку для танцев.
— Что у нас в меню? Бифштекс?
—Что же еще? Приготовленный на сливочном масле. Жаль только, шампанского нет. Хочешь еще выпить?
— Я еще это не допила.
Он протянул ей руку, она взялась за нее, и он поднял ее на ноги. «В кровать», — велел он, развернул ее и нежно подтолкнул в направлении спальни. Она вошла в дверь и услышала, как он бегом спускается по лестнице, точно по корабельному трапу. Джудит не сразу легла в постель. Она села за туалетный столик и вгляделась в свое бледное отражение в зеркале. Интересно, почему он ничего не сказал насчет ее новой прически (в угоду армейскому уставу ей пришлось пожертвовать длинными медового цвета локонами своей юности). Может, даже внимания не обратил. Некоторые мужчины не замечают подобных вещей. У нее немного кружилась голова. Наверно, это виски, выпитое после горячей ванны и аспирина. Довольно приятное ощущение. Какая-то отрешенность от всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141