Однажды меня так скрутила дизентерия, что я был на волосок от смерти. Легче всего было просто сдаться и умереть, но я не сдался. Я всеми силами цеплялся за жизнь и выкарабкался. Я не позволил себе умереть, потому что знал — Лавди ждет меня и я должен к ней вернуться. А она думала, что я погиб, и не стала ждать.
— Да, это так, к сожалению.
— Я хранил в душе ее образ, как драгоценную фотографию. И еще я думал о воде. О бегущих по камням ручьях Шотландии, бурых, как торф, пенистых, словно пиво. Я видел перед собой воду — текущие реки, волны, накатывающие на пустынный пляж. Я слушал воду, пил ее, плавал в ней. Холодные струи, очищающие, исцеляющие, обновляющие. Бухточка в Нанчерроу и море во время прилива, глубокое, чистое и голубое, как бристольская эмаль. Бухточка. Нанчерроу. И Лавди.
Они помолчали, потом Руперт сказал:
— По-моему, тебе нужно поехать в Корнуолл.
— Джудит приглашала. Она писала мне. Трижды. А я не ответил ни на одно из ее писем. Пару раз пробовал, но ничего не выходило. Я не знал, что сказать. Но на душе у меня нехорошо: обещал ответить и не ответил. Теперь уж она, наверно, и думать обо мне забыла. — Тень улыбки скользнула по его угрюмому лицу. — Выбросила меня, как изношенную перчатку, как выжатый лимон. И я ее не виню.
— Я думаю, тебе не следует оставаться в Лондоне, Гас. Гас надкусил свой сандвич и заметил:
— Вообще-то, он не так уж плох.
Руперт так и не понял, о чем он говорит — о сандвиче или о Лондоне.
— Слушай, — он подался вперед, — я прекрасно понимаю, что в Корнуолл ты не хочешь ехать. Тогда едем вместе в Глостершир. Сегодня, прямо сейчас. На такси до Паддингтона, там сядем на поезд до Челтнема. Там стоит моя машина. Поедем домой. Поживешь у нас. Пусть не Корнуолл, но тоже очень красивые места. Афина, я знаю, встретит тебя с распростертыми объятиями. Можешь жить у нас сколько душе угодно. Только, пожалуйста, очень тебя прошу, не возвращайся в эту ужасную квартиру!
— Это как бы конечная точка, я больше не могу убегать.
— Прошу тебя, едем!
— Я очень ценю твою доброту. Но я не могу. Пойми, я должен обрести мир с самим собой. Только после этого я начну выкарабкиваться.
— Я не могу тебя оставить.
— Можешь. Я в порядке. Самое худшее уже позади.
— Ты не натворишь глупостей?
— Ты хочешь сказать: не наложу ли на себя руки? Нет, этого я не сделаю. Только не считай меня неблагодарным.
Руперт вытащил из нагрудного кармана бумажник. Гас слегка оторопел:
— У меня есть деньги, я не нуждаюсь в подаянии.
— Ты меня обижаешь. Я даю тебе свою визитку. Адрес и номер телефона. — Он протянул Гасу карточку, и тот взял ее. — Обещай, что позвонишь, если возникнут проблемы или тебе что-нибудь понадобится.
— Спасибо.
— И мое приглашение остается в силе.
— Я в порядке, Руперт.
После этого говорить им, в сущности, было уже не о чем. Они доели сандвичи, допили пиво; Руперт надел пальто и котелок, взял трость и пакет с покупками, и они вышли на улицу, под хмурое небо промозглого дня. Они прошли чуть-чуть пешком, пока на дороге не показалось такси. Гас остановил его, и, когда машина подъехала к тротуару, они повернулись друг к другу.
— Пока.
— Прощай, Руперт.
— Привет Афине.
— Обязательно.
Руперт сел в такси, и Гас захлопнул за ним дверь.
— Куда ехать, сэр?
— На вокзал Паддингтон, будьте добры.
Когда машина тронулась, Руперт повернулся на сиденье и посмотрел через стекло назад. Но Гас уже развернулся и шагал прочь, а мгновение спустя потерялся из виду.
В тот же вечер, посоветовавшись с женой, Руперт позвонил в Дауэр-Хаус. Было почти девять часов, и Джудит с Филлис коротали время, сидя с вязаньем у огня и слушая по радио оперетту Штрауса-младшего «Венская кровь». Наконец музыка смолкла — вот-вот должны были начаться девятичасовые новости. И в этот момент за закрытой дверью зазвонил телефон.
— Черт! — пробурчала Джудит. Не то чтобы она так сильно жаждала послушать новости, просто телефон по-прежнему стоял в холле, а в этот холодный декабрьский вечер там гуляли ледяные сквозняки. Она отложила свое вязанье, накинула на плечи кофту и отважно направилась в холл.
— Дауэр-Хаус.
— Джудит, это Руперт. Руперт Райкрофт. Я звоню из Глостершира.
— Боже, какой приятный сюрприз! — Разговор, по-видимому, предстоит довольно продолжительный, подумала Джудит и решила, что лучше присесть на стул. — Как вы там поживаете? Как Афина?
— У нас все хорошо. Но я звоню по другому поводу. У тебя найдется несколько минут?
— Ну разумеется.
— Дело непростое, так что выслушай меня не перебивая. Она не перебивала. Он говорил — она слушала. Он ездил на день в Лондон. Видел Гаса Каллендера. Гас живет в каких-то убогих комнатах на Фулем-роуд. Они пошли пообедать в один паб, и Гас рассказал Руперту все, что с ним произошло, начиная с того момента, как он вернулся домой. Смерть родителей, судьба состояния его отца, лечение в психиатрической больнице.
— В психиатрической больнице?! — не на шутку встревожилась Джудит. — Почему он нам не сообщил? Он был просто обязан дать о себе знать! Я писала ему, но ответа так и не получила.
— Он говорил. Три письма. Но я думаю, он был не в состоянии отвечать на них.
— Теперь он здоров?
— Трудно сказать. Выглядел ужасно. Курил одну сигарету за другой.
— Что он делает в Лондоне?
— Я думаю, он просто хотел найти такое место, где мог бы остаться наедине с собой.
— Неужели ему нечем заплатить за номер в гостинице?
— Не думаю, что все настолько плохо. Но он не хотел жить в гостинице. Как я сказал, он хотел побыть один. Доказать себе, что может со всем этим справиться. Один приятель одолжил ему ключ от этой ужасной квартиры, а потом, не успев прибыть в Лондон, он сразу заболел гриппом. Может быть, поэтому он и выглядел так скверно, а квартира была так загажена.
— Он говорил о Лавди?
— Да.
— И что же? Руперт помялся.
— Он не распространялся на эту тему, но сдается мне, его душевный кризис во многом связан с ее изменой.
— О, Руперт, у меня сердце разрывается! Что мы можем сделать?
— За этим я и звоню. Я пригласил его поехать со мной в Глостершир. Побыть немного тут, со мной и Афиной. Но он не захотел. Он был сама вежливость, но не соглашался ни в какую.
— Тогда почему ты звонишь мне?
— Ты ему ближе, чем я. Это ты встретила его в Коломбо. И ты не член семьи. Мы с Афиной слишком «свои» по отношению к Лавди. Мы подумали, что ты при желании могла бы помочь.
— Каким образом?
— Ну, поехать в Лондон, повидаться с ним, попытаться увезти его оттуда. Мне кажется, с тобой он мог бы согласиться поехать в Корнуолл.
— Руперт, я просила его приехать. В письмах. В последнем письме я даже пригласила его к нам на Рождество. По-моему, он просто хочет, чтобы его оставили в покое.
— Я думаю, тебе придется пойти на риск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141