— Да, это было бы нежелательно. Но я хотел бы увидеться с тобой, Бесси, снова. Почему бы нам не договориться о встрече в таком месте, где тебе не надо было бы думать о мистере Стоктоне. Что ты об этом скажешь?
Снова ее лицо, и шея, и грудь очаровательно залились краской. Она сделала глубокий реверанс и быстро выпрямилась.
— Да, сэр, я бы этого хотела.
— Насколько ты этого хочешь? — спросил я, достал шиллинг из кошелька и положил в ее ладонь. Я взял ее руку в свою и сжал в кулачок, нежно погладив ее пухленькие пальчики.
— Очень хочу, — прошептала она.
— И я тоже очень этого хочу. — Я отпустил ее руку и погладил ее личико. — Беги, Бесси, пока мистер Стоктон не пришел тебя искать.
Она сделала реверанс и убежала.
Я не такой человек, который пожалел бы потратить шиллинг-другой, чтобы завоевать сердце прачки в доме джентльмена. Однако меня занимали не только телесные удовольствия. Мне показалось нелишним завести союзника в доме Блотвейта, а если при этом она еще и красавица, тем лучше.
Минут через десять после бегства Бесси в комнату вошел неопрятный лакей и возвестил, что Блотвейт меня примет. Я вышел вслед за ним из гостиной, миновал коридор и остановился у закрытой двери. Лакей постучался, отворил дверь, и я вошел в тесную комнату, обставленную так же мрачно, как и гостиная.
В кабинете было больше света, но это не делало его светлее, так же как, несмотря на очевидную чистоту комнат, я не мог избавиться от чувства, что мои шаги поднимают тучи пыли. Стены были скрыты книжными полками, тома на них были подобраны по размеру. На полу у полок в беспорядке стояли стопки бухгалтерских книг, разрозненные листы валялись на полках и были втиснуты между страницами книг.
Обстановка кабинета Блотвейта была тщательно продумана для того, чей дом свидетельствовал, что он не придает значения внешнему виду. Он был очень крупным человеком, но за огромным письменным столом не выглядел глупо, как взрослый, усевшийся на детский стульчик. Он восседал с величественным видом, как и подобало тому, кто был, в конце концов, одной из видных фигур финансового мира Лондона.
Блотвейт сидел неподвижно, погрузившись в работу. Скромный черный парик и черное платье окутывали его огромную фигуру, словно дождевая туча. Рука, запачканная чернилами, лихорадочно бегала от бумаги к бумаге, словно он боялся, что не успеет переделать всю работу. В своем маниакальном усердии он казался мне одновременно и полоумным, и злодеем, человеком, который с равным успехом мог заказать убийство моего отца и пролить чернила на колени.
Он вроде бы мало изменился со времен моего детства. Я запомнил его громадным, с непомерно маленькими ртом, носом, глазами на широком пухлом лице. Теперь он казался скорее отталкивающим, чем внушающим страх. Но я знал, что, если бы он встретился мне на улице или даже если бы я увидел его издали, я застыл бы от ужаса,
Бегло взглянув на меня, Блотвейт отодвинул локтем мешавшие ему бумаги и набросился на следующий документ. Кипы бумаг покрывали всю поверхность стола. Некоторые страницы были целиком исписаны мелким почерком, на некоторых было всего по несколько слов. Я не мог представить, как человек, играющий столь важную роль в руководстве Банка Англии, мог жить в таком хаосе.
— Мистер Уивер, — наконец произнес он, отложил перо и посмотрел на меня. Старые часы, такие же широкие, как их хозяин, и в половину его ростом, начали хриплый звон, но Блотвейт продолжал, чуть повысив голос: — Садитесь, пожалуйста. Полагаю, вы изложите свое дело без каких-либо проволочек.
Садясь на казавшийся шатким стул перед столом, я заметил, как Блотвейт потянулся за листом бумаги, лежавшим на самом краю. Сделал он это естественно, но в то же время осторожно; тем не менее действие привлекло мое внимание, так же как и лист бумаги, который он закрыл рукой. Не знаю, что там было написано неразборчивым почерком, но в тот момент, когда Блотвейт отодвинул документ от меня подальше, в глаза бросилось не то какое-то слово, не то мысль или фраза. Свободной рукой он взял ближайший фолиант и накрыл им документ. Потом обернулся ко мне.
Увидев, что я за ним наблюдаю, он недовольно прищурился.
— Я в вашем распоряжении, — сказал он отрывисто. — Я отвел четверть часа для этой встречи, но оставляю за собой право прервать ее, если решу, что наш разговор непродуктивен.
Я не мог сказать определенно, но казалось, мое присутствие заставляло его нервничать. Мне было приятно оттого, что он меня боится, как когда-то в детстве я боялся его. Теперь мы были с ним на равных или, по крайней мере, почти на равных. Во всяком случае, он решил, что в его интересах меня выслушать.
— А что вы подразумеваете под продуктивностью нашей беседы? — сказал я, намеренно стараясь быть кратким.
Блотвейт непонимающе заморгал, как загнанное животное:
— А какие у меня могут быть ожидания? Это вы попросили о встрече.
Мне был неприятен его холодный, изучающий взгляд, и я поспешил переменить тему:
— Я здесь, мистер Блотвейт, так как расследую обстоятельства смерти моего отца.
Его лицо оставалось невозмутимым, но он что-то записал на листке бумаги.
— Странно, что вы пришли ко мне, — сказал он, не поднимая глаз. — Вы полагаете, я сведущ в управлении наемными экипажами?
Меня задела его реплика. Я понял, что, несмотря на все мои усилия казаться важным, я по-прежнему чувствовал себя маленьким мальчиком в присутствии Блотвейта, будто он был старшим родственником или учителем. Я понял, что, заставляя его нервничать, чувствован себя скорее хулиганом, чем сильным человеком. У меня ничего не выйдет, если всякий раз, когда он бросит неодобрительный взгляд, я буду съеживаться от страха. Я непроизвольно выкатил грудь и решил вести себя с ним так, как повел бы с любым другим человеком.
— Ничуть, — сказал я с некоторым раздражением, — но, насколько мне помнится, вам кое-что известно о моем отце.
Он снова поднял голову:
— Мы оба работали на бирже, мистер Уивер, занимаясь каждый своим делом. Я пришел на похороны вашего отца только из вежливости.
— Но вам было что-то известно о нем, — настаивал я. — Так говорят.
— Я понятия не имею, что вы слышали и чего вы не слышали…
— Тогда я вам скажу, — сказал я, довольный, что взял инициативу в свои руки. — Мне стало известно, сударь, что вы пристально следили за жизнью и деятельностью моего отца. Что вы были в курсе всех его дел, знали круг его знакомств, были осведомлены обо всех его поступках. Мне лично известно, что однажды какое-то время вы испытывали интерес к делам и поступкам его детей, но впоследствии этот интерес переместился на самого отца.
Он улыбнулся, приоткрыв непомерно большие неровные зубы.
— Мы с вашим отцом были врагами. Я вижу, вы не забыли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140