За дверью ждал судебный исполнитель.
Он пошел вперед, потом – Фавра, а за ними – оба подручных палача.
Мрачная процессия двинулась на первый этаж.
За первой дверью ее ожидал взвод национальных гвардейцев.
Судебный исполнитель, чувствуя поддержку, обратился к осужденному:
– Сударь! Отдайте мне ваш крест Святого Людовика!
– Я полагал, что приговорен к смерти, а не к лишению звания.
– Таков приказ, сударь, – отвечал судебный исполнитель.
Фавра снял орден и, не желая отдавать его в руки судейскому крючку, протянул его старшему сержанту, командовавшему взводом национальных гвардейцев – Хорошо, – кивнул судебный исполнитель, не настаивая на том, чтобы крест был передан лично ему, – а теперь следуйте за мной.
Поднявшись на двадцать ступеней, процессия остановилась перед дубовой дверью, обитой железом; это была одна из тех дверей, при взгляде на которую осужденного мороз продирает до костей: за такой дверью, встречающей нас на пороге гробницы, человек не знает, что его ждет, но догадывается, что будет нечто ужасное.
Дверь распахнулась.
Фавра даже не дали времени войти: его втолкнули.
Дверь сейчас же захлопнулась, словно под давлением чьей-то железной руки.
Фавра оказался в камере пыток.
– Ну, господа, – слегка побледнев, молвил он, – когда вы ведете человека в такое место, надобно предупреждать его!
Не успел он договорить, как два вошедших вслед за ним человека набросились на него, сорвали с него камзол и жилет, развязали любовно им завязанный галстук и связали за спиной руки.
Однако исполняя эту обязанность наравне со своим товарищем, тот помощник палача, который, как показалось маркизу, подмигнул ему в камере, теперь шепнул ему на ухо:
– Хотите, чтобы вас спасли? Еще есть время!
Это предложение вызвало на губах Фавра улыбку: он помнил о величии своей миссии.
Он едва заметно покачал головой.
Дыба была уже наготове. И осужденного вздернули на эту дыбу.
Подошел палач, неся в фартуке дубовые клинья и зажав в руке железный молоток.
Фавра сам протянул ему свою изящную ногу в шелковом чулке, обутую в башмак с красным каблуком.
Судебный исполнитель поднял руку.
– Довольно! – молвил он. – Двор освобождает подсудимого от пыток.
– А-а, кажется, двор боится, что я заговорю, – заметил Фавра, – впрочем, моя признательность от этого ничуть не меньше. Я взойду на виселицу на своих ногах, что немаловажно; а теперь, господа, вы знаете, что я – в полном вашем распоряжении.
– Вы должны провести час в этом зале, – отвечал судебный исполнитель.
– Это не очень весело, зато поучительно, – заметил Фавра.
И он стал ходить по комнате, рассматривая одно за Другим отвратительные орудия, похожие на огромных пауков, на гигантских скорпионов.
Казалось, что временами по воле злого рока все они оживали и намертво вцеплялись зубами в живую плоть.
Там были орудия пыток всех видов и времен, начиная с эпохи Филиппа-Августа и кончая эпохой Людовика XVI, от багров, которыми разрывали иудеев в XIII веке, до колес, на которых ломали кости протестантам в XVII веке.
Фавра останавливался у каждого из орудий пыток, спрашивая их название.
Его хладнокровие изумило даже палачей, а уж их не так-то легко было удивить.
– Зачем вы все это спрашиваете? – обратился один из них к Фавра.
Тот взглянул на него с насмешкой, характерной для дворян.
– Сударь! – отвечал он. – Вполне возможно, что я скоро встречусь с Сатаной, и если это произойдет, я был бы не прочь с ним подружиться, рассказав о неведомых ему приспособлениях для истязания своих жертв.
Пленник завершил осмотр как раз в то мгновение, как часы на башне Шатле пробили пять.
Прошло уже два часа с тех пор, как он оставил свою темницу.
Его отвели обратно.
Там он застал ожидавшего его священника из церкви Апостола Павла.
Как мог заметить читатель, он не без пользы провел два часа ожидания, и если что и могло надлежащим образом расположить его к смерти, так это увиденное им в камере пыток.
– Ваше преподобие! – молвил Фавра. – Простите, что я могу открыть вам лишь свое сердце; эти господа постарались, чтобы я мог открыть лишь его.
И он указал на связанные за спиной руки.
– Не могли бы вы на то время, пока осужденный будет находиться со мной, развязать ему руки? – спросил священник.
– Это не в нашей власти, – отвечал судебный исполнитель.
– Ваше преподобие! – продолжал Фавра. – Спросите, не могут ли они связать их спереди, а не за спиной; это было бы весьма кстати, ведь читая приговор, я должен держать свечу.
Два помощника палача вопросительно взглянули на судебного исполнителя, и тот кивнул головой, давая понять, что не видит в этой просьбе ничего предосудительного, после чего маркизу была оказана милость, которой он добивался.
Потом его оставили со священником наедине.
Что произошло во время возвышенной беседы человека светского с человеком Божьим – этого не знает никто. Снял ли Фавра печать молчания со своего сердца перед святостью веры, когда оно оставалось закрытым перед величием суда? А его насмешливые глаза пролили хоть одну слезу в ответ на утешения, которые предлагал ему тот, другой мир, в который он собирался войти? Оплакал ли он любимые существа, которые собирался покинуть в этом мире? Все это так и осталось загадкой для тех, кто вошел в его темницу около трех часов пополудни и увидел, что маркиз улыбается, глаза его сухи, а сердце – на замке.
Они пришли ему объявить, что настал его смертный час.
– Прошу прощения, господа, но вы сами заставили меня ждать, – заметил он, – я давно готов.
Он давно уже был без жилета и без камзола; его разули, сняли чулки и надели поверх того, что на нем было, белую рубашку.
На грудь ему повесили дощечку, гласившую: «Заговорщик».
У ворот его ждала двухколесная повозка, окруженная со всех сторон многочисленной стражей.
В повозке горел факел.
При виде осужденного толпа захлопала в ладоши.
Приговор стал известен уже с двух часов пополудни, и толпе казалось, что его слишком долго не приводят в исполнение.
По улицам бегали какие-то люди и попрошайничали у прохожих.
– А по какому случаю вы просите денег? – удивлялись те.
– По случаю казни маркиза де Фавра, – отвечали нищие.
Фавра без колебаний шагнул в повозку; он сел с той стороны, где был прикреплен факел, отлично понимая, что факел этот зажжен из-за него.
Священник церкви Апостола Павла поднялся в повозку вслед за ним и сел сзади.
Это был тот самый господин с печальными и выразительными глазами, которого мы уже видели во дворе тюрьмы Бисетр во время испытаний машины доктора Гильотена.
Мы его видели тогда, видим теперь и еще будем иметь случай с ним встретиться. Это истинный герой той эпохи, в которую мы с вами вступаем.
Прежде чем сесть, палач накинул на шею Фавра веревку, на которой тому суждено было висеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211