Людовик XVI не мог долее сдерживаться и с самого утра горячо взялся за работу; это было для него большим развлечением; в этом деле он мог бы превзойти всех, если бы, как уже доводилось видеть читателю, к большому сожалению мэтра Гамена, целая толпа бездельников вроде г-на Тюрго, г-на де Калона и г-на Неккера не отвлекала его от этого занятия разговорами не только о событиях во Франции, что в крайнем случае еще допускал мэтр Гамен, но, что казалось ему вовсе бесполезным, они обсуждали с королем положение дел в Брабанте, Австрии, Англии, Америке и Испании.
Теперь читателю должно быть понятно, почему, увлекшись работой, король Людовик XVI, вместо того чтобы спуститься к генералу де Лафайету, попросил генерала де Лафайета подняться к нему; быть может, памятуя о том, что недавно командующий Национальной гвардией имел возможность увидеть бессилие монарха, король теперь мечтал отыграться, показав себя во всем блеске в качестве слесаря?
Камердинер счел неуместным провести посетителей в королевскую кузницу через его личные покои по внутренней лестнице; генерал де Лафайет и граф Луи обошли коридорами королевские покои и поднялись по большой лестнице, что значительно удлинило их путь.
В результате этого отклонения от прямого курса у молодого графа Луи была возможность обо всем подумать.
Вот о чем он думал.
Как бы ни ликовал он в душе оттого, что королева оказала ему столь теплый прием, он не мог не заметить, что она его не ждала. Венценосная пленница, каковой она себя считала, ни одним намеком, ни единым жестом не дала ему понять, что знает о его секретной миссии; видимо, она отнюдь не рассчитывала на него как на избавителя от плена… Это в конце концов вполне совпадало с тем, что сказал Шарни о тайне, в которой король держит от всех, даже от королевы, цель возложенной на него миссии.
Как ни был счастлив граф Луи вновь увидеть королеву, ему было очевидно, что не с ней ему придется разгадывать принесенное им послание.
Ему предстояло теперь, во время приема у короля, не упустить ни слова, ни жеста и попытаться уловить только ему понятный знак, который указал бы ему на то, что Людовик XVI лучше г-на де Лафайета осведомлен о целях его путешествия в Париж.
На пороге кузницы камердинер обернулся и, так как он не знал имени графа де Буйе, спросил:
– Как прикажете доложить?
– Главнокомандующий Национальной гвардией, – отвечал Лафайет. – Я буду иметь честь сам представить этого господина его величеству.
– Его превосходительство главнокомандующий Национальной гвардией! – доложил камердинер. Король обернулся.
– Ага! – воскликнул он. – Это вы, господин де Лафайет? Прошу меня извинить за то, что я заставил вас сюда подниматься, однако как слесарь уверяю вас, что вы можете чувствовать себя в этой кузнице, как дома. Один угольщик говаривал моему предку Генриху Четвертому: «И угольщик в своем доме – хозяин». Так и я говорю теперь вам, генерал: «Вы – хозяин в доме слесаря, как и в доме короля».
Людовик XVI, как мог заметить читатель, начал разговор почти так же, как это сделала Мария-Антуанетта.
– Государь! – отвечал генерал де Лафайет. – При каких бы обстоятельствах мне ни приходилось иметь честь предстать перед королем, на каком бы этаже и в каком бы костюме он меня ни принимал, король всегда будет королем, а тот, кто в настоящую минуту пришел засвидетельствовать его величеству глубокое почтение, всегда будет его верноподданным я преданным слугой.
– Я в этом не сомневаюсь, маркиз. Однако вы не один?
Вы сменили адъютанта, и этот молодой офицер занимает рядом с вами место господина Гувьона или господина Ромефа?
– Этот молодой офицер, государь, – прошу у вашего величества позволения представить его вам, – мой кузен, граф Луи де Буйе, капитан драгунов вашего величества.
– Ага! – воскликнул король, не сдержав едва заметной дрожи, что не укрылось от взгляда молодого дворянина. – Да, да, его сиятельство Луи де Буйе, сын маркиза де Буйе, начальника гарнизона в Меце.
– Совершенно верно, государь, – с живостью подхватил молодой граф.
– Господин Луи де Буйе! Простите, что я не сразу вас узнал, у меня слабое зрение… Вы давно оставили Мец?
– Пять дней тому назад, государь. Я приехал в Париж, не имея на то официального отпуска, кроме особого разрешения моего отца, вот почему я пришел просить моего родственника, господина де Лафайета, оказать мне честь представить меня вашему величеству.
– Господина де Лафайета! Вы правильно поступили, граф. Только он мог бы в любое время вас представить, и только его представление могло доставить мне истинное удовольствие!
Слова «в любое время» указывали на то, что за генералом де Лафайетом осталась привилегия быть вхожим к королю, полученная им еще в Версале.
Немногих слов, сказанных Людовиком XVI, оказалось достаточно, чтобы молодой граф понял: он должен держаться настороже. В особенности его поразил вопрос:
«Вы давно оставили Мец?» Он означал: «Вы оставили Мец после прибытия графа де Шарни?» Ответ посланца, должно быть, вполне удовлетворил короля. «Я оставил Мец пять дней тому назад и нахожусь в Париже не в отпуску, а с особого разрешения моего отца» – означало: «Да, государь, я видел господина де Шарни, и отец послал меня в Париж на встречу с вашим величеством, дабы вы подтвердили, что граф действительно прибыл от имени короля».
Господин де Лафайет с любопытством огляделся. Многим доводилось бывать в рабочем кабинете короля, в зале Совета, в его библиотеке, даже в его молельне. Однако немногие бывали удостоены неслыханной милости быть допущенными в его кузницу, где король становился учеником, а истинным королем, настоящим хозяином был мэтр Гамен.
Генерал отметил про себя, в каком безупречном порядке были разложены все инструменты – в конце концов это было не столь уж удивительно, если принять во внимание, что король взялся за работу лишь утром.
Гю был у него за ученика; он раздувал мехами огонь.
– Ваше величество! Вы, должно быть, предприняли какое-то важное дело? – проговорил Лафайет, чувствуя некоторое смущение оттого, что ему приходилось разговаривать с королем, принимавшим его с засученными рукавами, с напильником в руках и в кожаном фартуке.
– Да, генерал, я начал великое творение слесарного искусства: замок. А сообщаю я вам, чем именно я занят, вот для чего: если господин Марат узнает, что я работаю в мастерской, и станет утверждать, что я кую кандалы для Франции, вы сможете опровергнуть это, ежели, разумеется, поймаете его с поличным.
Обратившись к графу, король продолжал:
– Может быть, вы тоже подмастерье или даже мастер, господин де Буйе?
– Нет, государь, я всего-навсего ученик, но если я могу быть чем-нибудь полезен вашему величеству…
– А ведь верно, дорогой кузен!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211
Теперь читателю должно быть понятно, почему, увлекшись работой, король Людовик XVI, вместо того чтобы спуститься к генералу де Лафайету, попросил генерала де Лафайета подняться к нему; быть может, памятуя о том, что недавно командующий Национальной гвардией имел возможность увидеть бессилие монарха, король теперь мечтал отыграться, показав себя во всем блеске в качестве слесаря?
Камердинер счел неуместным провести посетителей в королевскую кузницу через его личные покои по внутренней лестнице; генерал де Лафайет и граф Луи обошли коридорами королевские покои и поднялись по большой лестнице, что значительно удлинило их путь.
В результате этого отклонения от прямого курса у молодого графа Луи была возможность обо всем подумать.
Вот о чем он думал.
Как бы ни ликовал он в душе оттого, что королева оказала ему столь теплый прием, он не мог не заметить, что она его не ждала. Венценосная пленница, каковой она себя считала, ни одним намеком, ни единым жестом не дала ему понять, что знает о его секретной миссии; видимо, она отнюдь не рассчитывала на него как на избавителя от плена… Это в конце концов вполне совпадало с тем, что сказал Шарни о тайне, в которой король держит от всех, даже от королевы, цель возложенной на него миссии.
Как ни был счастлив граф Луи вновь увидеть королеву, ему было очевидно, что не с ней ему придется разгадывать принесенное им послание.
Ему предстояло теперь, во время приема у короля, не упустить ни слова, ни жеста и попытаться уловить только ему понятный знак, который указал бы ему на то, что Людовик XVI лучше г-на де Лафайета осведомлен о целях его путешествия в Париж.
На пороге кузницы камердинер обернулся и, так как он не знал имени графа де Буйе, спросил:
– Как прикажете доложить?
– Главнокомандующий Национальной гвардией, – отвечал Лафайет. – Я буду иметь честь сам представить этого господина его величеству.
– Его превосходительство главнокомандующий Национальной гвардией! – доложил камердинер. Король обернулся.
– Ага! – воскликнул он. – Это вы, господин де Лафайет? Прошу меня извинить за то, что я заставил вас сюда подниматься, однако как слесарь уверяю вас, что вы можете чувствовать себя в этой кузнице, как дома. Один угольщик говаривал моему предку Генриху Четвертому: «И угольщик в своем доме – хозяин». Так и я говорю теперь вам, генерал: «Вы – хозяин в доме слесаря, как и в доме короля».
Людовик XVI, как мог заметить читатель, начал разговор почти так же, как это сделала Мария-Антуанетта.
– Государь! – отвечал генерал де Лафайет. – При каких бы обстоятельствах мне ни приходилось иметь честь предстать перед королем, на каком бы этаже и в каком бы костюме он меня ни принимал, король всегда будет королем, а тот, кто в настоящую минуту пришел засвидетельствовать его величеству глубокое почтение, всегда будет его верноподданным я преданным слугой.
– Я в этом не сомневаюсь, маркиз. Однако вы не один?
Вы сменили адъютанта, и этот молодой офицер занимает рядом с вами место господина Гувьона или господина Ромефа?
– Этот молодой офицер, государь, – прошу у вашего величества позволения представить его вам, – мой кузен, граф Луи де Буйе, капитан драгунов вашего величества.
– Ага! – воскликнул король, не сдержав едва заметной дрожи, что не укрылось от взгляда молодого дворянина. – Да, да, его сиятельство Луи де Буйе, сын маркиза де Буйе, начальника гарнизона в Меце.
– Совершенно верно, государь, – с живостью подхватил молодой граф.
– Господин Луи де Буйе! Простите, что я не сразу вас узнал, у меня слабое зрение… Вы давно оставили Мец?
– Пять дней тому назад, государь. Я приехал в Париж, не имея на то официального отпуска, кроме особого разрешения моего отца, вот почему я пришел просить моего родственника, господина де Лафайета, оказать мне честь представить меня вашему величеству.
– Господина де Лафайета! Вы правильно поступили, граф. Только он мог бы в любое время вас представить, и только его представление могло доставить мне истинное удовольствие!
Слова «в любое время» указывали на то, что за генералом де Лафайетом осталась привилегия быть вхожим к королю, полученная им еще в Версале.
Немногих слов, сказанных Людовиком XVI, оказалось достаточно, чтобы молодой граф понял: он должен держаться настороже. В особенности его поразил вопрос:
«Вы давно оставили Мец?» Он означал: «Вы оставили Мец после прибытия графа де Шарни?» Ответ посланца, должно быть, вполне удовлетворил короля. «Я оставил Мец пять дней тому назад и нахожусь в Париже не в отпуску, а с особого разрешения моего отца» – означало: «Да, государь, я видел господина де Шарни, и отец послал меня в Париж на встречу с вашим величеством, дабы вы подтвердили, что граф действительно прибыл от имени короля».
Господин де Лафайет с любопытством огляделся. Многим доводилось бывать в рабочем кабинете короля, в зале Совета, в его библиотеке, даже в его молельне. Однако немногие бывали удостоены неслыханной милости быть допущенными в его кузницу, где король становился учеником, а истинным королем, настоящим хозяином был мэтр Гамен.
Генерал отметил про себя, в каком безупречном порядке были разложены все инструменты – в конце концов это было не столь уж удивительно, если принять во внимание, что король взялся за работу лишь утром.
Гю был у него за ученика; он раздувал мехами огонь.
– Ваше величество! Вы, должно быть, предприняли какое-то важное дело? – проговорил Лафайет, чувствуя некоторое смущение оттого, что ему приходилось разговаривать с королем, принимавшим его с засученными рукавами, с напильником в руках и в кожаном фартуке.
– Да, генерал, я начал великое творение слесарного искусства: замок. А сообщаю я вам, чем именно я занят, вот для чего: если господин Марат узнает, что я работаю в мастерской, и станет утверждать, что я кую кандалы для Франции, вы сможете опровергнуть это, ежели, разумеется, поймаете его с поличным.
Обратившись к графу, король продолжал:
– Может быть, вы тоже подмастерье или даже мастер, господин де Буйе?
– Нет, государь, я всего-навсего ученик, но если я могу быть чем-нибудь полезен вашему величеству…
– А ведь верно, дорогой кузен!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211