Если бы против людей – это бы еще ничего, против тигров – это бы тоже ничего, против львов – ничего, но я сражаюсь со стихией, с морем, с набегающей волной, с наводнением! Вчера вода доходила мне до щиколоток, сегодня уже по колено, завтра поднимется до пояса, послезавтра захлестнет с головой… Вот смотрите, доктор, мне следует быть с вами откровенным. Сперва меня охватило уныние, потом отвращение. Я мечтал о роли третейского судьи между революцией и монархией.
Я думал, что смогу приобрести влияние на королеву как мужчина; думал, что, если когда-нибудь она неосторожно пустится вброд через реку и поскользнется, я по-мужски брошусь в воду и спасу ее. Но нет, никто и не думал, доктор, всерьез пользоваться моей помощью; меня хотели просто ославить, лишить народного признания, погубить, уничтожить, обессилить, обескровить. И вот теперь, доктор, я скажу вам, что бы мне следовало сделать: умереть вовремя – это было бы для меня лучше всего; а главное проиграть красиво, как античный атлет, с непринужденностью подставить шею и достойно испустить последний вздох.
И Мирабо, вновь распростершись в шезлонге, яростно укусил подушку.
Теперь Жильбер знал то, что хотел: он знал, от чего зависит жизнь и смерть Мирабо.
– Граф, – спросил он, – что бы вы сказали, если бы завтра король прислал справиться о вашем здоровье?
Больной передернул плечами, словно говоря: «Мне это было бы безразлично!»
– Король… или королева, добавил Жильбер.
– А что? – И Мирабо приподнялся в шезлонге.
– Я говорю, король или королева, – повторил Жильбер.
Мирабо приподнялся, опершись на руки, похожий на присевшего перед прыжком льва, и устремил на Жильбера взгляд, пытаясь проникнуть в самую глубину его сердца.
– Она этого не сделает, – сказал он.
– А если все-таки сделает?
– Вы думаете, – произнес Мирабо, – что она опустится так низко?
– Я ничего не думаю, я только предполагаю, строю домыслы.
– Ладно, – сказал Мирабо, – я подожду до завтрашнего вечера.
– Что вы хотите сказать?
– Понимайте мои слова в их прямом смысле, доктор, и не усматривайте в них ничего, кроме того, что сказано. Я подожду до завтрашнего вечера.
– А что завтра вечером?
– Ну что ж, завтра вечером, если она пришлет, доктор… если, например, придет господин Вебер, тогда вы правы, а я ошибался. Но если, напротив, он не придет, ну, тогда… тогда, значит, вы ошиблись, доктор, а я был прав.
– Ладно, в таком случае до завтрашнего вечера. А покуда, любезный Демосфен, спокойствие, отдых и никаких волнений.
– Я не встану с шезлонга.
– А этот шарф?
Жильбер указал пальцем на предмет, который первым делом привлек его внимание в этой комнате, Мирабо улыбнулся.
– Слово чести! – сказал он.
– Ладно, – отозвался Жильбер, – постарайтесь провести спокойную ночь, и я за вас ручаюсь.
И он вышел.
У дверей его ждал Тайч.
– Ну что ж, дружище Тайч, твоему хозяину лучше, – сказал доктор.
Старый слуга уныло покачал головой.
– Как! – удивился Жильбер. – Ты сомневаешься в моих словах?
– Я сомневаюсь во всем, господин доктор, пока рядом с ним остается его злой гений.
И он со вздохом пропустил Жильбера на узкую лестницу.
В углу лестничной площадки Жильбер увидел какую-то тень, которая ждала, прячась под вуалью.
Заметив его, эта тень негромко вскрикнула и юркнула в дверь, которая оставалась полуоткрытой, чтобы облегчить ей путь к отступлению, похожему на бегство.
– Что это за женщина? – спросил Жильбер.
– Это она, – ответил Тайч.
– Кто – она?
– Женщина, которая похожа на королеву.
Жильбер второй раз испытал потрясение, услыхав одну и ту же фразу; он сделал было два шага вперед, словно решив преследовать этот призрак, но остановился и прошептал:
– Не может быть!
И продолжил свой путь, оставив старого слугу в отчаянии оттого, что доктор, такой ученый человек, не попытался изгнать этого демона, которого Тайч искренне считал посланцем преисподней.
Мирабо провел ночь довольно спокойно. На другой день спозаранку он кликнул Тайча и велел отворить окна, чтобы подышать утренним воздухом.
Старого слугу беспокоило только одно – что его господин, казалось, снедаем лихорадочным нетерпением.
Когда в ответ на его вопрос Тайч сказал, что времени еще только восемь часов, Мирабо отказался этому верить и потребовал, чтобы принесли часы.
Он положил эти часы на столик рядом с собой.
– Тайч, – сказал он старому слуге, – побудьте сегодня внизу вместо Жана, а он пускай заменит вас при мне.
– О Господи! – всполошился Тайч. – Неужто я имел несчастье не угодить вашему сиятельству?
– Напротив, мой милый Тайч, – растроганно сказал Мирабо, – я хочу определить тебя на сегодня в привратники именно потому, что ни на кого, кроме тебя, не могу положиться. Всем, кто будет справляться о моем здоровье, отвечай, что мне лучше, но я еще не принимаю; и только если приедут от… – Мирабо промолчал, потом решился: – Только если приедут из дворца, если приедут из Тюильри, ты впустишь посланца, слышишь? Под любым предлогом не отпускай его, покуда я с ним не поговорю. Видишь, мой милый Тайч, удаляя тебя, я возвышаю тебя до ранга наперсника.
Тайч взял руку Мирабо и поцеловал.
– О ваше сиятельство, – сказал он, – если бы только вы сами хотели жить!
И он вышел.
– Черт побери! – сказал Мирабо, глядя ему вслед, – это как раз самое трудное.
В десять часов Мирабо встал и оделся не без легкого щегольства. Жан причесал его и побрил, затем придвинул для него кресло к окну.
Из этого окна была видна улица.
При каждом стуке молотка, при каждом дребезжании колокольчика из дома напротив можно было бы разглядеть, как из-за шторы показывается его встревоженное лицо и пронзительный взгляд устремляется на улицу; затем штора падала, но снова приподымалась на следующий звон колокольчика, на следующий стук молотка.
В два часа Тайч поднялся наверх в сопровождении какого-то лакея.
Сердце Мирабо бешено забилось; лакей был без ливреи.
Мирабо сразу же предположил, что это бесцветное существо явилось от королевы, а одето таким образом для того, чтобы не компрометировать особу, его пославшую.
Мирабо заблуждался.
– Это от господина доктора Жильбера, – сказал Тайч.
– А… – проронил Мирабо, побледнев, словно ему было двадцать лет и вместо посланца от г-жи де Монье он увидел курьера ее дяди бальи.
– Сударь, – сказал Тайч, – этот человек от господина доктора Жильбера и имеет к вам письмо от него, поэтому я позволил себе сделать для него исключение из общего правила.
– И хорошо поступили, – сказал граф.
Потом он обратился к лакею:
– Письмо?
Гонец держал письмо в руках и немедля подал его графу.
Мирабо развернул его; оно состояло всего из нескольких слов:
Подайте о себе весточку. Буду у вас в одиннадцать вечера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211
Я думал, что смогу приобрести влияние на королеву как мужчина; думал, что, если когда-нибудь она неосторожно пустится вброд через реку и поскользнется, я по-мужски брошусь в воду и спасу ее. Но нет, никто и не думал, доктор, всерьез пользоваться моей помощью; меня хотели просто ославить, лишить народного признания, погубить, уничтожить, обессилить, обескровить. И вот теперь, доктор, я скажу вам, что бы мне следовало сделать: умереть вовремя – это было бы для меня лучше всего; а главное проиграть красиво, как античный атлет, с непринужденностью подставить шею и достойно испустить последний вздох.
И Мирабо, вновь распростершись в шезлонге, яростно укусил подушку.
Теперь Жильбер знал то, что хотел: он знал, от чего зависит жизнь и смерть Мирабо.
– Граф, – спросил он, – что бы вы сказали, если бы завтра король прислал справиться о вашем здоровье?
Больной передернул плечами, словно говоря: «Мне это было бы безразлично!»
– Король… или королева, добавил Жильбер.
– А что? – И Мирабо приподнялся в шезлонге.
– Я говорю, король или королева, – повторил Жильбер.
Мирабо приподнялся, опершись на руки, похожий на присевшего перед прыжком льва, и устремил на Жильбера взгляд, пытаясь проникнуть в самую глубину его сердца.
– Она этого не сделает, – сказал он.
– А если все-таки сделает?
– Вы думаете, – произнес Мирабо, – что она опустится так низко?
– Я ничего не думаю, я только предполагаю, строю домыслы.
– Ладно, – сказал Мирабо, – я подожду до завтрашнего вечера.
– Что вы хотите сказать?
– Понимайте мои слова в их прямом смысле, доктор, и не усматривайте в них ничего, кроме того, что сказано. Я подожду до завтрашнего вечера.
– А что завтра вечером?
– Ну что ж, завтра вечером, если она пришлет, доктор… если, например, придет господин Вебер, тогда вы правы, а я ошибался. Но если, напротив, он не придет, ну, тогда… тогда, значит, вы ошиблись, доктор, а я был прав.
– Ладно, в таком случае до завтрашнего вечера. А покуда, любезный Демосфен, спокойствие, отдых и никаких волнений.
– Я не встану с шезлонга.
– А этот шарф?
Жильбер указал пальцем на предмет, который первым делом привлек его внимание в этой комнате, Мирабо улыбнулся.
– Слово чести! – сказал он.
– Ладно, – отозвался Жильбер, – постарайтесь провести спокойную ночь, и я за вас ручаюсь.
И он вышел.
У дверей его ждал Тайч.
– Ну что ж, дружище Тайч, твоему хозяину лучше, – сказал доктор.
Старый слуга уныло покачал головой.
– Как! – удивился Жильбер. – Ты сомневаешься в моих словах?
– Я сомневаюсь во всем, господин доктор, пока рядом с ним остается его злой гений.
И он со вздохом пропустил Жильбера на узкую лестницу.
В углу лестничной площадки Жильбер увидел какую-то тень, которая ждала, прячась под вуалью.
Заметив его, эта тень негромко вскрикнула и юркнула в дверь, которая оставалась полуоткрытой, чтобы облегчить ей путь к отступлению, похожему на бегство.
– Что это за женщина? – спросил Жильбер.
– Это она, – ответил Тайч.
– Кто – она?
– Женщина, которая похожа на королеву.
Жильбер второй раз испытал потрясение, услыхав одну и ту же фразу; он сделал было два шага вперед, словно решив преследовать этот призрак, но остановился и прошептал:
– Не может быть!
И продолжил свой путь, оставив старого слугу в отчаянии оттого, что доктор, такой ученый человек, не попытался изгнать этого демона, которого Тайч искренне считал посланцем преисподней.
Мирабо провел ночь довольно спокойно. На другой день спозаранку он кликнул Тайча и велел отворить окна, чтобы подышать утренним воздухом.
Старого слугу беспокоило только одно – что его господин, казалось, снедаем лихорадочным нетерпением.
Когда в ответ на его вопрос Тайч сказал, что времени еще только восемь часов, Мирабо отказался этому верить и потребовал, чтобы принесли часы.
Он положил эти часы на столик рядом с собой.
– Тайч, – сказал он старому слуге, – побудьте сегодня внизу вместо Жана, а он пускай заменит вас при мне.
– О Господи! – всполошился Тайч. – Неужто я имел несчастье не угодить вашему сиятельству?
– Напротив, мой милый Тайч, – растроганно сказал Мирабо, – я хочу определить тебя на сегодня в привратники именно потому, что ни на кого, кроме тебя, не могу положиться. Всем, кто будет справляться о моем здоровье, отвечай, что мне лучше, но я еще не принимаю; и только если приедут от… – Мирабо промолчал, потом решился: – Только если приедут из дворца, если приедут из Тюильри, ты впустишь посланца, слышишь? Под любым предлогом не отпускай его, покуда я с ним не поговорю. Видишь, мой милый Тайч, удаляя тебя, я возвышаю тебя до ранга наперсника.
Тайч взял руку Мирабо и поцеловал.
– О ваше сиятельство, – сказал он, – если бы только вы сами хотели жить!
И он вышел.
– Черт побери! – сказал Мирабо, глядя ему вслед, – это как раз самое трудное.
В десять часов Мирабо встал и оделся не без легкого щегольства. Жан причесал его и побрил, затем придвинул для него кресло к окну.
Из этого окна была видна улица.
При каждом стуке молотка, при каждом дребезжании колокольчика из дома напротив можно было бы разглядеть, как из-за шторы показывается его встревоженное лицо и пронзительный взгляд устремляется на улицу; затем штора падала, но снова приподымалась на следующий звон колокольчика, на следующий стук молотка.
В два часа Тайч поднялся наверх в сопровождении какого-то лакея.
Сердце Мирабо бешено забилось; лакей был без ливреи.
Мирабо сразу же предположил, что это бесцветное существо явилось от королевы, а одето таким образом для того, чтобы не компрометировать особу, его пославшую.
Мирабо заблуждался.
– Это от господина доктора Жильбера, – сказал Тайч.
– А… – проронил Мирабо, побледнев, словно ему было двадцать лет и вместо посланца от г-жи де Монье он увидел курьера ее дяди бальи.
– Сударь, – сказал Тайч, – этот человек от господина доктора Жильбера и имеет к вам письмо от него, поэтому я позволил себе сделать для него исключение из общего правила.
– И хорошо поступили, – сказал граф.
Потом он обратился к лакею:
– Письмо?
Гонец держал письмо в руках и немедля подал его графу.
Мирабо развернул его; оно состояло всего из нескольких слов:
Подайте о себе весточку. Буду у вас в одиннадцать вечера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211