из тридцати двух прадедушек и прабабушек Людовика Пятнадцатого шестеро – члены семейства Бурбонов, пятеро – из дома Медичи, одиннадцать – из королевского дома австрийских Габсбургов, трое – из семейства герцогов Савойских, еще трое – из дома Стюартов и одна – принцесса Датская. Подвергните чистопородную собаку или чистых кровей лошадь подобному испытанию, и в четвертом поколении у вас будут дворняга или кляча.
Как же, по-вашему, мы, всего-навсего люди, можем устоять против вырождения? Что вы скажете о моих подсчетах, дорогой доктор, ведь вы математик?!
– Я скажу, дорогой колдун, – отвечал Жильбер, поднимаясь и берясь за шляпу, – что ваши подсчеты меня пугают и лишний раз убеждают в том, что мое место рядом с королем.
Жильбер пошел к двери.
Калиостро остановил его.
– Послушайте, Жильбер, – молвил он, – вы знаете, как я вас люблю, вам известно, что ради того, чтобы избавить вас от страданий, я готов подвергнуть себя в тысячу раз более страшному испытанию… Так поверьте мне... позвольте дать вам один совет…
– Какой?
– Пусть король спасается бегством, пусть уезжает из Франции, пока еще есть время! Через три месяца, через год, а может быть, через полгода будет слишком поздно.
– Граф! – отвечал Жильбер. – Стали бы вы советовать солдату покинуть свой пост, потому что у него опасная служба?
– Да, если бы этот солдат был окружен, взят в плен, обезоружен и не мог защищаться, а в особенности если бы его жизнь ставила под угрозу жизнь полумиллиона человек... да, я посоветовал бы ему бежать… И вы, Жильбер, вы сами... скажете это королю… Король и рад будет вас послушаться, но будет уже слишком поздно… Так не дожидайтесь завтрашнего дня; скажите ему об этом сегодня же: не дожидайтесь вечера, скажите ему об этом через час.
– Граф, вы знаете, что по натуре я фаталист. Будь что будет! Пока я буду иметь на короля хоть какое-нибудь влияние, он останется во Франции, а я останусь при короле. Прощайте, граф; мы встретимся в бою и, возможно, падем друг подле друга на поле боя.
– Тогда можно будет с полным основанием сказать, что как бы ни был умен человек, он не может избежать своей судьбы, – пробормотал Калиостро. – Я искал вас с тем, чтобы сказать вам то, что я имел честь сказать; вы все слышали... как и предсказание Кассандры, мое предупреждение оказалось напрасным… Прощайте!
– Давайте будем откровенны друг с другом, граф, – предложил Жильбер, останавливаясь на пороге и пристально вглядываясь в Калиостро. – вы сейчас, как и тогда, в Америке, пытаетесь уверить меня в том, что по лицу можете определять будущее человека.
– Жильбер! – отвечал Калиостро. – Я это делаю так же уверенно, как вы, глядя в небо, определяете путь звезды, в то время как большинство людей уверено! в том, что звезды неподвижны или движутся хаотично.
– В таком случае... кто-то стучится в дверь, слышите?. – Вы правы.
– Скажите мне, какая судьба ожидает того, кто стоит сейчас за дверью. Скажите, какой смертью ему суждено умереть и когда это произойдет.
– Как вам будет угодно, – кивнул Калиостро, – пойдемте откроем ему сами.
Жильбер пошел в конец описанного нами коридора, чувствуя, что не может справиться с сердцебиением, хотя он изо всех сил пытался убедить себя в том, что абсурдно принимать это шарлатанство всерьез.
Дверь распахнулась.
На пороге стоял изысканно одетый господин высокого роста с волевым лицом; он бросил на Жильбера быстрый тревожный взгляд.
– Здравствуйте, маркиз! – молвил Калиостро.
– Здравствуйте, барон! – отвечал тот. Заметив, что вновь прибывший опять взглянул на Жильбера, Калиостро представил:
– Маркиз! Доктор Жильбер – один из моих друзей… Дорогой Жильбер! Маркиз де Фавра – один из моих клиентов.
Оба господина раскланялись.
Калиостро обратился к незнакомцу:
– Маркиз! Не угодно ли вам пройти в гостиную и подождать меня: через пять минут я буду к вашим услугам.
Маркиз в другой раз поклонился, проходя мимо Калиостро и Жильбера, и исчез за дверью.
– Ну что? – спросил Жильбер.
– Вам угодно знать, какой смертью умрет маркиз?
– Вы же сами взялись это предсказать, не так ли? Калиостро странно усмехнулся, потом оглянулся, чтобы убедиться в том, что его никто не слышит.
– Вы когда-нибудь видели, как вешают дворянина? – спросил он.
– Нет.
– В таком случае смею вас уверить, что это – любопытное зрелище. Постарайтесь заранее занять место на Гревской площади в тот день, когда будут вешать маркиза де Фавра.
И он подвел Жильбера к двери со словами:
– Когда вам захочется зайти ко мне без предупреждения и так, чтобы вас никто не видел, нажмите на эту ручку справа налево и снизу вверх, вот так… Прощайте и извините меня, не стоит заставлять ждать тех, кому не так уж долго осталось жить.
Он вышел, оставив Жильбера одного, ошеломленного уверенностью Калиостро, которая могла возбудить любопытство доктора, однако так и не победила окончательно его сомнения.
Глава 5. ДВОРЕЦ ТЮИЛЬРИ
Тем временем король, королева и члены королевской семьи продолжали свой путь к Парижу.
Карета продвигалась медленно, ее задерживали пешие телохранители, торговки на лошадях, грузчики верхом на увитых лентами пушках, сотня депутатских карет, около трехсот повозок с зерном и мукой, захваченных в Версале и усыпанных желтыми осенними листьями. Таким образом, лишь к шести часам вечера королевский экипаж, в котором накопилось столько страдания, в котором клокотала ненависть, в котором кипели страсти, прибыл к городским воротам.
В пути юный принц проголодался и стал просить поесть. Тогда королева огляделась; раздобыть немного хлеба для дофина было совсем несложно: каждый простолюдин нес кусок хлеба на острие штыка.
Королева поискала глазами Жильбера.
Как известно читателю, Жильбер последовал за Калиостро.
Если бы Жильбер был рядом, королева не задумываясь попросила бы у него кусок хлеба.
Однако она не хотела обращаться с подобной просьбой к окружавшей ее толпе, она ее боялась.
Прижав дофина к груди, она со слезами в голосе проговорила:
– Дитя мое! У нас нет хлеба; потерпи до вечера; может быть, вечером у нас будет еда.
Дофин протянул ручку, указывая на людей, несших хлеб на остриях штыков.
– У них есть хлеб, – заметил он.
– Да, дитя мое, но это их хлеб, а не наш. Они ходили за ним в Версаль, потому что, как они говорят, в Париже они три дня не видели хлеба.
– Три дня! – повторил мальчик. – Они ничего не ели целых три дня, матушка?
Согласно требованиям этикета, дофин обыкновенно обращался к матери, называя ее «вашим величеством»; однако теперь бедный малыш хотел есть так же, как сын бедных родителей, и потому, проголодавшись, забыл об этикете и назвал ее «матушкой».
– Да, сын мой, – отвечала королева.
– В таком случае, – со вздохом заметил малыш, – они, должно быть, очень голодны!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211
Как же, по-вашему, мы, всего-навсего люди, можем устоять против вырождения? Что вы скажете о моих подсчетах, дорогой доктор, ведь вы математик?!
– Я скажу, дорогой колдун, – отвечал Жильбер, поднимаясь и берясь за шляпу, – что ваши подсчеты меня пугают и лишний раз убеждают в том, что мое место рядом с королем.
Жильбер пошел к двери.
Калиостро остановил его.
– Послушайте, Жильбер, – молвил он, – вы знаете, как я вас люблю, вам известно, что ради того, чтобы избавить вас от страданий, я готов подвергнуть себя в тысячу раз более страшному испытанию… Так поверьте мне... позвольте дать вам один совет…
– Какой?
– Пусть король спасается бегством, пусть уезжает из Франции, пока еще есть время! Через три месяца, через год, а может быть, через полгода будет слишком поздно.
– Граф! – отвечал Жильбер. – Стали бы вы советовать солдату покинуть свой пост, потому что у него опасная служба?
– Да, если бы этот солдат был окружен, взят в плен, обезоружен и не мог защищаться, а в особенности если бы его жизнь ставила под угрозу жизнь полумиллиона человек... да, я посоветовал бы ему бежать… И вы, Жильбер, вы сами... скажете это королю… Король и рад будет вас послушаться, но будет уже слишком поздно… Так не дожидайтесь завтрашнего дня; скажите ему об этом сегодня же: не дожидайтесь вечера, скажите ему об этом через час.
– Граф, вы знаете, что по натуре я фаталист. Будь что будет! Пока я буду иметь на короля хоть какое-нибудь влияние, он останется во Франции, а я останусь при короле. Прощайте, граф; мы встретимся в бою и, возможно, падем друг подле друга на поле боя.
– Тогда можно будет с полным основанием сказать, что как бы ни был умен человек, он не может избежать своей судьбы, – пробормотал Калиостро. – Я искал вас с тем, чтобы сказать вам то, что я имел честь сказать; вы все слышали... как и предсказание Кассандры, мое предупреждение оказалось напрасным… Прощайте!
– Давайте будем откровенны друг с другом, граф, – предложил Жильбер, останавливаясь на пороге и пристально вглядываясь в Калиостро. – вы сейчас, как и тогда, в Америке, пытаетесь уверить меня в том, что по лицу можете определять будущее человека.
– Жильбер! – отвечал Калиостро. – Я это делаю так же уверенно, как вы, глядя в небо, определяете путь звезды, в то время как большинство людей уверено! в том, что звезды неподвижны или движутся хаотично.
– В таком случае... кто-то стучится в дверь, слышите?. – Вы правы.
– Скажите мне, какая судьба ожидает того, кто стоит сейчас за дверью. Скажите, какой смертью ему суждено умереть и когда это произойдет.
– Как вам будет угодно, – кивнул Калиостро, – пойдемте откроем ему сами.
Жильбер пошел в конец описанного нами коридора, чувствуя, что не может справиться с сердцебиением, хотя он изо всех сил пытался убедить себя в том, что абсурдно принимать это шарлатанство всерьез.
Дверь распахнулась.
На пороге стоял изысканно одетый господин высокого роста с волевым лицом; он бросил на Жильбера быстрый тревожный взгляд.
– Здравствуйте, маркиз! – молвил Калиостро.
– Здравствуйте, барон! – отвечал тот. Заметив, что вновь прибывший опять взглянул на Жильбера, Калиостро представил:
– Маркиз! Доктор Жильбер – один из моих друзей… Дорогой Жильбер! Маркиз де Фавра – один из моих клиентов.
Оба господина раскланялись.
Калиостро обратился к незнакомцу:
– Маркиз! Не угодно ли вам пройти в гостиную и подождать меня: через пять минут я буду к вашим услугам.
Маркиз в другой раз поклонился, проходя мимо Калиостро и Жильбера, и исчез за дверью.
– Ну что? – спросил Жильбер.
– Вам угодно знать, какой смертью умрет маркиз?
– Вы же сами взялись это предсказать, не так ли? Калиостро странно усмехнулся, потом оглянулся, чтобы убедиться в том, что его никто не слышит.
– Вы когда-нибудь видели, как вешают дворянина? – спросил он.
– Нет.
– В таком случае смею вас уверить, что это – любопытное зрелище. Постарайтесь заранее занять место на Гревской площади в тот день, когда будут вешать маркиза де Фавра.
И он подвел Жильбера к двери со словами:
– Когда вам захочется зайти ко мне без предупреждения и так, чтобы вас никто не видел, нажмите на эту ручку справа налево и снизу вверх, вот так… Прощайте и извините меня, не стоит заставлять ждать тех, кому не так уж долго осталось жить.
Он вышел, оставив Жильбера одного, ошеломленного уверенностью Калиостро, которая могла возбудить любопытство доктора, однако так и не победила окончательно его сомнения.
Глава 5. ДВОРЕЦ ТЮИЛЬРИ
Тем временем король, королева и члены королевской семьи продолжали свой путь к Парижу.
Карета продвигалась медленно, ее задерживали пешие телохранители, торговки на лошадях, грузчики верхом на увитых лентами пушках, сотня депутатских карет, около трехсот повозок с зерном и мукой, захваченных в Версале и усыпанных желтыми осенними листьями. Таким образом, лишь к шести часам вечера королевский экипаж, в котором накопилось столько страдания, в котором клокотала ненависть, в котором кипели страсти, прибыл к городским воротам.
В пути юный принц проголодался и стал просить поесть. Тогда королева огляделась; раздобыть немного хлеба для дофина было совсем несложно: каждый простолюдин нес кусок хлеба на острие штыка.
Королева поискала глазами Жильбера.
Как известно читателю, Жильбер последовал за Калиостро.
Если бы Жильбер был рядом, королева не задумываясь попросила бы у него кусок хлеба.
Однако она не хотела обращаться с подобной просьбой к окружавшей ее толпе, она ее боялась.
Прижав дофина к груди, она со слезами в голосе проговорила:
– Дитя мое! У нас нет хлеба; потерпи до вечера; может быть, вечером у нас будет еда.
Дофин протянул ручку, указывая на людей, несших хлеб на остриях штыков.
– У них есть хлеб, – заметил он.
– Да, дитя мое, но это их хлеб, а не наш. Они ходили за ним в Версаль, потому что, как они говорят, в Париже они три дня не видели хлеба.
– Три дня! – повторил мальчик. – Они ничего не ели целых три дня, матушка?
Согласно требованиям этикета, дофин обыкновенно обращался к матери, называя ее «вашим величеством»; однако теперь бедный малыш хотел есть так же, как сын бедных родителей, и потому, проголодавшись, забыл об этикете и назвал ее «матушкой».
– Да, сын мой, – отвечала королева.
– В таком случае, – со вздохом заметил малыш, – они, должно быть, очень голодны!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211