– Потому что мне сказали, что эта ступень есть еще один шаг к всеобщему свету.
– Кто твои крестные?
– У меня нет никого, кроме человека, который по собственному почину сам пришел ко мне и предложил меня принять.
И Бийо пристально посмотрел на председателя.
– С каким чувством ты пойдешь по пути, который просишь перед тобой отворить?
– С ненавистью к сильным мира сего, с любовью к равенству.
– Что будет нам порукой в твоей любви к равенству и в твоей ненависти к сильным мира сего?
– Слово человека, никогда не нарушавшего слова.
– Что внушило тебе любовь к равенству?
– Моя униженность.
– Что внушило тебе ненависть к сильным мира сего?
– Это моя тайна, тебе она известна. Зачем ты хочешь принудить меня повторить вслух то, что я едва смею сказать самому себе?
– Пойдешь ли ты сам по пути равенства и обязуешься ли по мере отпущенных тебе сил и возможностей увлекать на этот путь всех, кто тебя окружает?
– Да.
– Будешь ли ты по мере отпущенных тебе сил и власти сметать все препятствия, что мешают свободе Франции и освобождению мира?
– Да.
– Свободен ли ты от всех обязательств, а если нет, готов ли порвать с ними, коль скоро они войдут в противоречие с обетами, которые ты сейчас принес?
– Да.
Председатель обернулся к шестерым вождям в масках.
– Братья, – сказал он, – этот человек говорит правду. Я сам пригласил его примкнуть к числу наших. Большое горе привязывает его к нашему делу узами ненависти. Он уже много сделал для Революции и еще многое может сделать. Предлагаю себя ему в крестные и ручаюсь за него в прошлом, настоящем и будущем.
– Принять, – единодушно произнесли шесть голосов.
– Слышишь? – сказал председатель. – Ты готов принести клятву?
– Говорите, – отозвался Бийо, – а я буду повторять.
Председатель поднял руку и медленно, торжественно произнес:
– Во имя распятого Сына клянись разорвать земные узы, связующие тебя с отцом, матерью, братьями, сестрами, женой, родней, друзьями, любовницей, королями, благодетелями и со всеми людьми, кому бы ты ни обещал в прошлом своего доверия, послушания, благодарности или службы.
Голосом, быть может более твердым, чем голос председателя, Бийо повторил те слова, которые тот ему подсказал.
– Хорошо, – продолжал председатель. – С этой минуты ты освобожден от упомянутой присяги отчизне и законам. Поклянись теперь открывать новому, признанному тобою вождю все, что увидишь и сделаешь, прочтешь или услышишь, о чем узнаешь или догадаешься, а также выведывать и разузнавать то, что не обнаружится само.
– Клянусь! – повторил Бийо.
– Клянись, – подхватил председатель, – чтить и уважать яд, железо и огонь как быстрые, надежные и необходимые средства к очищению мира истреблением всех тех, кто стремится принизить истину или вырвать ее из наших рук.
– Клянусь! – повторил Бийо – Клянись избегать Неаполя, избегать Рима, избегать Испании, избегать всех проклятых земель. Клянись избегать искушения открыть кому то ни было увиденное и услышанное на наших собраниях, ибо быстрее, чем небесный гром, настигнет тебя повсюду, где бы ты ни спрятался, невидимый и неизбежный кинжал.
– Клянусь! – повторил Бийо.
– А теперь, – сказал председатель, – живи во имя Отца, Сына и Святого Духа!
Укрытый в тени брат отворил дверь крипты, где, ожидая, покуда свершится процедура тройного приема, прогуливались низшие братья ордена.
Председатель подал Бийо знак, тот поклонился и пошел к тем, с кем отныне был связан страшной клятвой, которую сейчас произнес.
– Номер второй! – громким голосом провозгласил председатель, едва за новым адептом затворилась дверь.
Драпировка, закрывавшая дверь в коридор, медленно приподнялась, и вошел молодой человек, одетый в черное.
Он опустил за собой драпировку и остановился на пороге, ожидая, пока с ним заговорят.
– Приблизься, – велел председатель.
Молодой человек приблизился.
Как мы уже сказали, он был совсем молод – лет двадцати, от силы двадцати двух – и благодаря белой, нежной коже мог бы сойти за женщину. Огромный тесный галстук, какие никто, кроме него, не носил в ту эпоху, наводил на мысль, что эта ослепительность и прозрачность кожи объясняется не столько чистотой крови, сколько, напротив, какой-то тайной неведомой болезнью; несмотря на высокий рост и этот огромный галстук, шея его казалась относительно короткой; лоб у него был низкий, верхняя часть головы словно приплюснута. Поэтому спереди волосы, не длиннее, чем обычно бывают пряди, падающие на лоб, почти спускались ему на глаза, а сзади доставали до плеч. Кроме того, во всей его фигуре чувствовалась какая-то скованность автомата, из-за которой этот молодой, едва на пороге жизни, человек казался выходцем с того света, посланцем могилы.
Прежде чем приступить к вопросам, председатель несколько мгновений вглядывался в него.
Но этот взгляд, полный удивления и любопытства, не заставил молодого человека потупить глаза, смотревшие прямо и пристально.
Он ждал.
– Каково твое имя среди профанов?
– Антуан Сен-Жюст.
– Каково твое имя среди избранных?
– Смирение.
– Где ты увидел свет?
– В ложе ланских Заступников человечества.
– Сколько тебе лет?
– Пять лет.
И вступивший сделал знак, который означал, что среди вольных каменщиков он был подмастерьем.
– Почему ты желаешь подняться на высшую ступень и быть принятым среди нас?
– Потому что человеку свойственно стремиться к вершинам и потому что на вершинах воздух чище, а свет ярче.
– Есть ли у тебя пример для подражания?
– Женевский философ, питомец природы, бессмертный Руссо.
– Есть ли у тебя крестные?
– Да.
– Сколько?
– Двое.
– Кто они?
– Робеспьер-старший и Робеспьер-младший.
– С каким чувством пойдешь ты по пути, который просишь перед тобой отворить?
– С верой.
– Куда этот путь должен привести Францию и мир?
– Францию к свободе, мир к очищению.
– Чем ты пожертвуешь ради того, чтобы Франция и мир достигли этой цели?
– Жизнью, единственным, чем я владею, потому что все остальное я уже отдал.
– Итак, пойдешь ли ты сам по пути свободы и очищения и обязуешься ли по мере отпущенных тебе сил и возможностей увлекать на этот путь всех, кто тебя окружает?
– Пойду сам и увлеку на этот путь всех, кто меня окружает.
– И по мере отпущенных тебе сил и возможностей ты будешь сметать все препятствия, которые встретишь на этом пути?
– Буду сметать любые препятствия.
– Свободен ли ты от всех обязательств, а если нет, порвешь ли ты с ними, коль скоро они войдут в противоречие с обетами, которые ты сейчас принес?
– Я свободен.
Председатель обернулся к шестерым в масках.
– Братья, вы слушали? – спросил он.
– Да, – одновременно ответили шестеро членов высшего круга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211