– А вы, ваше сиятельство, по-прежнему при деньгах?
– Ах, Боже мой! Да ведь вы – один из величайших философов, которых я когда-либо знал, и не только наших дней, но с древнейших времен; вы должны знать аксиому, которая ценилась во все века: «Не в деньгах счастье». Когда я познакомился с вами, вы были относительно богаты.
– Да, верно, – отвечал Босир, – у меня было тогда около сотни тысяч, франков.
– Вполне возможно; однако к тому времени, как я вновь вас нашел, вы уже промотали около сорока тысяч; таким образом, у вас оставалось около шестидесяти тысяч, а это, согласитесь, довольно кругленькая сумма для бывшего гвардейца.
Босир вздохнул.
– Что такое шестьдесят тысяч ливров, – заметил он, – в сравнении с теми миллионами, какими ворочаете вы?
– Я – только хранитель, господин де Босир, и если рассуждать здраво, то мне кажется, что из нас двоих вы были бы святым Мартином, а я – бедняком, и именно вам пришлось бы, спасая меня от холода, отдать половину своего плаща. Дорогой господин де Босир! Помните ли вы, при каких обстоятельствах мы с вами встретились? У вас тогда было, как я уже сказал, около шестидесяти тысяч ливров в кармане. Стали ли вы счастливее благодаря этим деньгам?
Босир издал вздох, более напоминавший стон.
– Отвечайте же! – продолжал настаивать Калиостро. – Желаете ли вы изменить ваше теперешнее положение, не имея ничего, кроме жалкого луидора, который вы забрали у юного Туссена?..
– Сударь! – перебил его бывший гвардеец.
– Не будем ссориться, господин де Босир. Однажды мы с вами поссорились, и вам пришлось идти на улицу за шпагой, вылетевшей через окно, помните?.. Вы помните, не так ли? – продолжал граф, видя, что Босир не отвечает. – Иметь хорошую память – это уже кое-что. Итак, еще раз спрашиваю вас: хотели бы вы изменить ваше теперешнее положение, не имея ничего, кроме жалкого луидора, который вы забрали у юного Туссена? – на сей раз это утверждение прошло без препирательств. – Я буду счастлив помочь вам исправить ваше шаткое положение.
– Да, ваше сиятельство, – отвечал Босир, – вы правы: я в самом деле не смог ничего изменить. Увы, в те времена я был разлучен с моей любимой Николь.
– И кроме того, вас преследовала полиция по поводу вашего «португальского» дела… Что сталось с этим чертовым делом, господин де Босир? Насколько я помню, это было гнусное дело?!
– Оно утонуло, ваше сиятельство, – отвечал Босир.
– Ну, тем лучше, ведь оно, должно быть, причиняло вам немалое беспокойство. Впрочем, советую вам не очень-то рассчитывать на то, что все надежно скрыто под водой. В полиции есть опытные ныряльщики; в какой бы мутной и глубокой воде ни пришлось им искать, всегда легче выловить гнусное дельце, нежели прекрасную жемчужину.
– Знаете, ваше сиятельство, если бы не нищета, в которой мы погрязли…
– ..Вы были бы счастливы? Вы хотите сказать, что для полноты счастья вам не хватает всего какой-нибудь тысячи луидоров?
Глаза Николь загорелись, глаза Босира метали молнии.
– О да! – вскричал последний. – Если бы у нас была тысяча луидоров, то есть двадцать четыре тысячи ливров, мы могли бы купить на половину этих денег домик, а другую половину положить в банк и жить на ренту. Я стану землепашцем.
– Как Циициннат…
– А Николь могла бы полностью посвятить себя воспитанию нашего сына…
– Как Корнелия… Ах, черт побери! Господин де Босир, это стало бы не только примером для других, это было бы чрезвычайно трогательно. Разве вы не надеетесь заработать эти деньги в деле, которое вы ведете в этот момент?
Босир вздрогнул.
– О каком деле вы говорите?
– Я говорю о деле, в котором вы выдаете себя за гвардии сержанта; я говорю о деле, ради которого вы отправляетесь нынче вечером на свидание, назначенное под аркадами на Королевской площади.
– О, ваше сиятельство! – умоляюще сложив руки, воскликнул тот.
– Что?
– Не губите меня!
– Вы бредите! Разве я начальник полиции, чтобы губить вас?
– А-а, я тебе сто раз говорила, что ты ввязываешься в грязное дело! – воскликнула Николь.
– А вы знаете, что это за дело, мадмуазель Леге? – спросил Калиостро.
– Нет, ваше сиятельство, однако догадаться нетрудно... когда он что-то от меня скрывает, какое-нибудь дело, я могу быть уверена, что дело дрянь!
– Ну, что касается этого дела, дорогая мадмуазель Леге, вы ошибаетесь: оно, напротив, может быть отличным.
– А-а вот видишь?! – вскричал Босир. – Его сиятельство – благородный человек, его сиятельство понимает, что вся знать заинтересована…
– ..В том, чтобы оно удалось. Правда и то, что простой народ, напротив, заинтересован в том, чтобы оно провалилось. А теперь послушайте меня, дорогой господин де Босир, – вы, должно быть, понимаете, что совет, который я вам дам, – это совет истинно дружеский – так вот, если вы мне верите, вы не примете ни сторону знати, ни сторону простого народа.
– В чьих же интересах я должен действовать?
– В своих собственных.
– В моих?..
– Ну, разумеется, в твоих! – вмешалась Николь. – Черт побери! Довольно ты думал о других, пора позаботиться и о себе!
– Вы слышите? Она говорит, как Иоанн Златоуст. Вспомните-ка, господин де Босир, что в любом деле есть хорошие и плохие стороны. То, что хорошо для одних, оборачивается злом для других. Любое дело, каким бы оно ни было, не может быть либо только плохим, либо только хорошим для всех разом. Так вот, вопрос только в том, как зайти с нужной стороны.
– Ага! А сейчас, кажется, я оказался не с той стороны, а?
– Не совсем так, господин де Босир. Нет, совсем не так. Я бы даже утверждал, что если вы станете упрямиться – а вы знаете, что я иногда беру на себя смелость прорицать, – так вот если вы на сей раз заупрямитесь, вы подвергнете риску не только свою честь, не только состояние, но и жизнь… Да, вас, по всей видимости, повесили бы!
– Ваше сиятельство! – пытаясь изо всех сил сохранить спокойствие, пролепетал Босир; пот катил с него градом. – Дворян не вешают!
– Это правда. Однако для того, чтобы добиться казни через отсечение головы, вам придется представить доказательства, что, возможно, займет много времени, так много, что трибуналу может надоесть ждать, и он прикажет, чтобы вас повесили. На это вы мне скажете, что ради великом идеи не грех и помучиться: «Преступление грозит нечистой совестью, а не плахой», – как сказал великий поэт.
– Однако… – все более бледнея, пролепетал Босир.
– Да, однако вы не настолько дорожите своими принципами, чтобы жертвовать ради них жизнью. Понимаю… Дьявольщина! «Живем один раз», – как сказал другой поет, не столь великий, как первый, хотя и он по-своему прав.
– Ваше сиятельство! – выговорил наконец Босир. – За то недолгое время, когда я имел честь с вами общаться, я успел заметить, что вы умеете так говорить о некоторые вещах, что у робкого человека волосы могли бы встать дыбом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211