Первым тронулся залатанный вездеход с конструктором и офицерами, за ним «Рыжий». Танк вел немец, перегонявший машину с линии фронта на полигон. Экипаж стоял на броне, держась за поручни на башне.
— Хлопцы, бежим! — предложил Густлик.
— Далеко не убежишь. — Кос посмотрел на небольшой грузовик с вооруженными солдатами, который замыкал колонну. — Этот гад подумал бы, что мы боимся умереть в танке.
— Зря мне эта девушка приснилась. Свадьбы не будет.
Ехали в молчании, прижавшись плечами друг к другу. Каждый думал о своем.
— Медаль-то отцу вышлют? — спросил Томаш.
— Вместе всегда веселей, правда, Гжесь? — бросил Кос.
Грузин повернул голову, в его глазах стояли слезы.
Из первой машины начали что-то кричать. Капитан, встав на сиденье, показал рукой на остов обгоревшего танка. Башня, дырявая, как решето, выглядела вблизи как череп расстрелянного человека.
— У тебя много горючего? — спросил Елень.
Саакашвили кивнул головой и слегка улыбнулся, думая о том, что разница в общем-то небольшая, будет ли «Рыжий» пылать час или сгорит в несколько минут.
Когда он сделал шаг вперед перед строем и дерзко ответил гитлеровцу — на это потребовались все силы и остаток мужества. Сейчас он чувствовал, что мышцы у него словно из ваты, а сердце вот-вот выскочит из груди.
Немецкий механик затормозил и аккуратно поставил танк на исходную позицию. От орудий его закрывала невысокая двухметровая стена из бетона, выщербленная снарядами. Янек слегка толкнул Григория — пора сойти с брони танка и построиться.
Конструктор сидел на заднем сиденье машины и глупо улыбался, вытирая пот со лба.
Бригаденфюрер жестами объяснял Саакашвили, что после получения сигнала он должен начать движение, развернуться и гнать прямо на орудие.
Кос безразлично смотрел на все происходящее вокруг, словно лично его это не касалось, пока вдруг не вспомнил, что ведь он — командир экипажа. Механик и Томаш стоят рядом с ним, а Густлик… Где Густлик?
Прикрывая лицо ладонями, из-за танка показался Елень. За ним появился немецкий капитан, тот самый, который предложил, чтобы весь экипаж поехал в танке в полном составе. Офицер подскочил к Густлику и ударил его по лицу, потом в живот. Силезец согнулся, упав на колени, затем с трудом поднялся.
— Что случилось? — крикнул эсэсовец, вставая в машине.
— У этой собаки патроны были в кармане… — Капитан одернул мундир, стряхнул с лацканов следы пыли и вытащил из кармана шесть автоматных патронов.
— Ах вот как?! — удивился эсэсовец. — У каждой игры есть свои правила, которые нельзя нарушать, — со злорадством поучал он, обращаясь к тяжело дышащему Еленю.
Заработал мотор, и штабная машина двинулась в сторону орудий. Экипаж, теперь уже в полном составе, стоял около танка. Его охраняли солдаты с автоматами.
Черешняк приложил ладонь к распухшему глазу и что-то тихо прошептал. Саакашвили вытер мокрый лоб. Кос не мог подавить дрожь.
— Крепко тебе досталось? — шепотом спросил он Густлика.
— Да, крепко, — тяжело дыша, ответил Елень.
— У тебя были патроны в кармане?
— Нет. Это он сам мне их всунул.
— Сволочь!
— Не совсем.
— Почему?
Со стороны орудий поднялась в воздух ракета.
— Вперед! — приказал немецкий часовой.
На секунду все застыли как парализованные, а потом Кос более высоким, чем обычно, голосом скомандовал:
— По местам!
Натренированными движениями они быстро взобрались на броню, скользнули внутрь танка, который был для них домом, а сегодня должен был стать их братской могилой. Кос отклеил фотографию первого командира танка, снял оба его ордена и спрятал их в нагрудный карман.
Саакашвили пропустил вперед Томаша, сел на свое место, но не прикасался к рычагам, не ставил ноги на педали. Сцепив пальцы, он пытался остановить дрожание рук. Над открытым люком стоял часовой с направленным на него автоматом.
Григорий подумал, что было бы проще рвануться вперед, заставить часового выстрелить: пусть сразу, поскорее всему конец. Он прикрыл глаза, чтобы не видеть черного отверстия ствола автомата, сделал глубокий вдох и почувствовал признаки приближающейся грозы.
Как только верхние люки захлопнулись, в танке стадо темно: глаза еще не отвыкли от солнечного света.
— Ребята! — позвал Густлик, приседая за спиной Григория. — Прежде чем я по морде получил, капитан сказал, чтобы мы не поворачивали под стволы пушек, а вели танк прямо к терновнику, а там дорога по выемке ведет к лесу…
— Как он это тебе объяснил? — быстро спросил Кос.
— По-польски.
— Все равно догонят, — вставил Томаш.
— Но у нас есть возможность, Григорий, слышишь?
По лицу механика, который как завороженный смотрел на ствол автомата, катились крупные капли пота. Нервно дергались мышцы на скулах, зубы выбивали дробь.
— Гжесь, слышишь? — еще раз повторил за его спиной Кос и приказал: — Ложимся на дно, не упускать же такую возможность!
Саакашвили слегка кивнул головой, показывая тем самым, что все понял. Он вздохнул, облизал высохшие губы и взялся за рычаги. Потом потянулся влево, к кнопке стартера, нажал на нее и при этом случайно коснулся острия сабли. Сабля зазвенела. Он отдернул руку. Звон стих.
Он снова протянул руку и взялся за рычаг. До его слуха донеслись знакомые мелодии, затем они ослабли и вновь зазвучали, но уже яснее. Прикрыв глаза, чтобы свет радужными лучами проникал под веки, он прислушался.
Слов он еще не понимал. Это мог быть и Амиран Даресданидзе, созывающий танковый экипаж, и Георгий Саакадзе, призывающий восставших бороться против сафавидских захватчиков. Но призыв звучал, он был обращен к нему, Саакашвили.
Горное эхо неслось по зарослям терпкого кизила, над фиолетовыми лучами пахучей травы реханди, парило над виноградниками. Все сильнее звучал ритм песни, все настойчивее уносил ее вверх, и вдруг Саакашвили понял, что это Дедамитца — мать-земля благословляет идущих в бой грузин. Он глубоко вздохнул и неожиданно для себя, для экипажа и для часового запел сильным чистым голосом:
— Картвело тхели хмалс икар…
Часовой, не совсем понимая, что нужно делать, поднял выше автомат, а в это время со стороны орудий взметнулись вверх две ракеты и засветились на потемневшем небе. Он решил не делать шума и, забросив автомат за спину, процедил:
— Ну, давай вперед, поющий смертник… — И, как бы уступая танку дорогу, спокойно отошел к стоящему в укрытии грузовику.
Засвистел сжатый воздух, заработал двигатель, набирая обороты, и одновременно яснее зазвучали в ушах грузина голоса, сливающиеся в песню. Глухой бас двигателя усилил мелодию, перешел на высокие обороты и рванул танк с места.
— Видишь вон те кусты? — показал Кос механику.
Саакашвили кивнул головой, продолжая петь, затем легко потянул на себя правый рычаг, добавил газу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233