— Пока не прикажут, не имеешь права бросать оружие.
Густлик с погибшим на руках двинулся к железной лестнице. Через несколько шагов он увидел стоящий внизу танк, а около него Григория, Вихуру и пленного.
— Никто ничего не видел. И я не видел. И ты никогда не бросал автомата, — обратился он к Янеку.
33. Пары
Жара стояла такая, что даже листья на ивах седели и увядали, — только от воды шла прохлада. Оба Шавелло на сбитой из досок лодке, остро пахнущей смолой, возвращались по Нейсе на немецкий берег. Константин в очках сидел на носу, рассматривая на ладони созревшие колосья ржи и мысленно прикидывая, что минуло уже три месяца, как война кончилась, а службе еще и конца не видно.
Юзек неторопливо греб, подставив лицо солнцу. Приблизившись к берегу, он взялся за шест и несколько раз изогнул спину, напрягаясь при отталкивании.
Причалили, как обычно, — около ствола дерева, сваленного весенним паводком, а может, и польским снарядом в апреле. Константин замкнул цепь от лодки на висячий замок, а Юзек засунул весло в заросли ивняка, под засохшие прошлогодние листья.
По крутой тропинке они выбрались на взгорок. Отсюда уже можно было увидеть расположившуюся танковую роту, а справа — небольшую деревеньку, утонувшую в зелени деревьев.
— Зайдем? — спросил Юзек.
— Обязательно, — ответил Константин и зашагал в сторону деревни.
В саду, около первого от берега домишка, стоял старший сержант Саакашвили и с удовольствием ел сорванное с ветки спелое яблоко. Рядом, за садовым столом, сидел подпоручник Кос, старательно что-то подсчитывал и записывал в слегка обгоревшую тетрадь в синей обложке.
— Можно? — спросил Константин, опираясь рукой на забор.
— А как же! — пригласил он и крикнул, повернувшись к дому: — К нам гости!
— Какие гости?! Мы только так зашли.
— В самый раз.
— Да ну, какое там. — Константин присел на скамейку и показал колосья. — Мы из-за Нисы, из нашей деревушки, возвращаемся. Вот хоть и поздно посеяно, а уже время приходит снимать урожай.
Из глубины сада и из домика выскочили остальные члены экипажа: Елень, Вихура, Черешняк — в новой отглаженной форме, с Крестами Храбрых и медалями на груди. Приветствовали гостей, усаживались рядом.
— Если через неделю не начать косить, хлеб станет осыпаться, — объяснил Шавелло.
— Кому холодного кваса? — Гонората вынесла запотевший от холода жбан и глиняные кружки.
— А, хозяйка! — приветливо встретил ее Константин. — А когда же мы хозяйками обзаводиться будем?
— Что ты, дядя? Мне еще рано, — устыдился Юзек.
— Ты думаешь, у меня глаза на затылке и я не вижу, как ты на ту радистку смотришь? Тебе пора и ржи пора пришла. Только ты не очень-то смелый.
— Пора, — согласился Черешняк. — Я, может, и помог бы жать, — пообещал он, раскусывая твердое зерно.
— Сидим и сидим здесь, — проворчал Вихура. — Дома всех хороших девушек расхватают, а нам некрасивых оставят…
Григорий подошел сбоку и, обняв Франека за плечи, шепнул ему на ухо:
— Ханка красивая девушка.
— Сердится уже вторую неделю, — буркнул плютоновый.
— Не сердилась бы, если б не любила, — тихо сказал Григорий и с печальной улыбкой на лице отошел в сторону.
— Я же тебе, умная голова, уже втолковывал, почему мы здесь должны торчать, — гремел голос Густлика, стучавшего по столу кулаком.
— Из армии, если нет приказа, не уйдешь… — осмелился вступить в разговор Юзек.
— Не в том дело. Сейчас в Потсдаме главы правительств союзников совещаются. О границах речь идет.
— Недалеко до того места, где вас подхорунжий Лажевский в плен взял, — добавил Черешняк.
— Не болтай, Томек, когда я говорю. О границах там речь идет. Сталин говорит, что граница должна проходить по этой Нисе, у которой мы стоим, а Черчилль пальцем по карте водит, а притворяется, что не может найти.
— Может, по-английски другими буквами пишется, — высказал сомнение Константин.
Елень, пропустив замечание мимо ушей, продолжал:
— Тогда русский генерал говорит ему: «Товарищ Черчилль, это почти там, где польские дивизии стоят», а сейчас все знают: в политике они могут ошибиться рекой или городом, но где чья дивизия — каждый знает.
— От нашего правительства там тоже есть представители, и они объясняют им что и как, — снова вмешался Черешняк.
— Тебя, Томек, как послали в Варшаву, так ты с тех пор поумнел.
— Следующий раз, сержант, сам поедешь.
Елень замахнулся, чтобы стукнуть его, но остановился и шепнул Косу:
— Командир.
— Смирно! — подал команду Янек.
— Вольно, вольно! — крикнул генерал, входя в калитку. — Я здесь по своим делам. Забежал в госпиталь только за лекарствами, но получил от сержанта Огонька приказ заехать к вам.
— А девчата? — спросил Григорий.
— Одну привез, — генерал показал на Марусю, бегущую от калитки, — но Лидки у радиостанции уже не было. Наверно, возвращаясь, обучает свое войско на марше.
— Выпьете квасу, пан генерал? — спросил Густлик. — Или, может, чего-нибудь покрепче?
— Есть спирт на меду, — предложила Гонората.
— Лучше квасу, если холодный…
Генерал поднес ко рту заиндевевшую кружку, и в этот момент в сад вбежала Лидка, а за ней две одинаковые радиотелеграфистки. Все трое смутились не столько от присутствия генерала, сколько от его веселого смеха, которым он их встретил.
— Если б вы раньше ей присвоили звание сержанта и дали бы этих двух девушек, то мы войну в апреле бы кончили, — убежденно произнес Густлик.
— Лидка хороший командир, — похвалил Кос. — Чтобы легче различать помощниц, она Ханю сделала ефрейтором.
Помогая сесть на скамейку, он протянул девушке руку и легко сжал узкую ладонь, на которой огонь оставил полосы гладкой побелевшей кожи.
Сестры Боровянки не говорили ни слова. Они скромно стояли в стороне, заняв такую позицию, чтобы Аня могла поглядывать на Юзека Шавелло, а Ханка — чтобы повернуться спиной к Франеку Вихуре.
Генерал допил, вытер ладонью губы и, поставив кружку на стол, наклонился к Гонорате:
— Квас превосходный. Чем же мне отблагодарить вас за него?
— Каким-нибудь хорошим известием. Мы тут разговаривали… — Она замолчала, встретив сердитый взгляд Густлика.
— О чем? — спросил командир.
С минуту стояла тишина, все смотрели на Коса.
— О доме, гражданин генерал. Что нужно в Польшу возвращаться. Оба Шавелло, к примеру, могут демобилизоваться в тот же день, как перейдем границу. Они землю получили у самой Нисы. Рожь созревает…
— Ну у вас, кажется, от жнивья ничего не зависит. Я дам разрешение, и играйте свадьбу хоть завтра.
— Что вы! — застеснялась Маруся. — Подождем.
— Мы с Густликом договорились, что вместе будем, в один день, — пояснил Кос.
— Я разрешаю. Пожалуйста.
— Пока мои родители и ее, — показал Густлик на Гонорату, — не благословят, не получится ничего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233