Генерал увидел, что подошел последний экипаж, затянулся еще раз, выпустив клуб дыма, выбил пепел из трубки о каблук сапога и сделал полшага вперед. Косой утренний луч солнца, такой же светлый, но еще не такой горячий, как в полдень, только что выкупавшийся в росе, упал ему на плечи и волосы.
Янек только сейчас заметил, что на командире новенький, хорошо сидящий, может быть впервые надетый, мундир. Серебряные змейки на рукавах и погонах блестели, еще не припудренные пылью.
«Как на праздник…» — подумал Янек.
— Праздник у нас сегодня, ребята, — заговорил генерал. — Идем за Вислу…
Неожиданно послышался нарастающий свист, затем бульканье разрываемого над головой воздуха. За лесом, в стороне дороги, по которой еще недавно двигались танки, блеснул огонь, прогремели взрывы. Летевшую над деревьями ворону подбросило вверх, завертело, и она, похожая на черный крест, бессильно упала на землю, убитая взрывом.
Генерал, не обернувшись, спокойно продолжал:
— За Вислой советские гвардейцы захватили плацдарм. Гитлеровцы бросили против них одну дивизию, другую. Их остановили. Тогда они бросили третью, танковую, названную именем Германа Геринга. Там сейчас, ребята, тяжело, очень тяжело. — Генерал на минуту умолк: не хотел говорить, что в этой дивизии в три раза больше танков и в семь раз — людей по сравнению с польской танковой бригадой. — Немец беспрерывно бомбит переправы, бьет из артиллерии, бросает все новые и новые силы в бой и прижимает гвардейцев к реке. Командование могло бы послать на помощь одно из советских танковых соединений, но как раз сейчас ни одного нет под рукой. Командование фронта посылает на плацдарм нас. Так оно, конечно, и должно быть, потому что оттуда дорога ведет к Варшаве… Знаю, для многих это будет первый бой. Но я верю вам. Знаю, вы будете достойны имени гвардейцев, не ударите лицом в грязь. Готовьте машины, скоро двинемся к переправе.
Минуту спустя вверху, приближаясь, стал нарастать беспокойный низкий рокот моторов; затем захлопали зенитки, и над головой появились бомбардировщики, стремительно размыкая строй. С противоположной стороны, от солнца, к ним соскальзывали остроклювые «ястребки» — истребители. До земли дошел треск, будто рвали полотно. Один из самолетов задымил, а остальные, еще не выйдя на цель, разом высыпали свои бомбы.
Металлические капли замелькали на солнце, стремительно разрастаясь в размерах. Они обрушились на землю, и все задрожало вокруг, заходило ходуном. Бомбы упали за лесом. Горячее дуновение принесло грохот разрывов и смрад тротила. В косых лучах солнца завертелись пыль и комья земли.
— Скоро на переправу, — повторял генерал, оставаясь стоять на том же месте. — Идем на ту сторону. Запомните, назад пути нет. Где мы — там граница родины. Это все.
Он отряхнул с рукава пыль, пошел вперед, но вдруг остановился и позвал поручника Семенова.
— Танки командования переправляются за первой ротой. Вы пойдете к деревушке Острув, где остановится штаб бригады, будете находиться в резерве. Если понадобится, пошлем вас на помощь.
— Ясно, товарищ генерал.
— Хорошо… А как там Янек? — спросил он. — О том сбитом самолете и о пленных я уже знаю. Об озорстве на мосту не хочу знать. Присматривай за парнишкой, чтобы беды какой не случилось… Зелен еще и горяч очень… И еще одно: пойдем со мной к машине, я дам тебе для него шлемофон. У меня есть другой. В нем хорошие наушники. Надо, чтобы связь с вами была лучше, чем на учениях.
Несколькими минутами позже Янек уже примерял генеральский подарок. Шлемофон был ему впору, будто специально для него изготовлен, но радоваться было некогда: весь экипаж готовил машину к бою. За время многочисленных переходов, маршей и остановок в машине набралось много ненужного барахла. Сейчас все это они выбрасывали, чтобы ничего не болталось в танке, чтобы просторней и свободней в нем было, не мешало в бою, чтобы как можно меньше пищи для огня осталось внутри. Только для Шарика после непродолжительного спора оставили в углу ватник.
Проверили еще раз оружие, боеприпасы, мотор. Даже старый топливный насос, который они поставили вроде бы временно перед учениями, и тот работал исправно.
После обеда дел никаких не было. Все четверо забрались под танк, улеглись на траве. Стоял августовский зной; к полудню он пробрался и под деревья, но здесь, между гусеницами, было немного прохладней: продувал сквознячок.
Лежа на спине, Янек смотрел на плоское днище танка, к которому пристали комья земли. Вокруг круглого аварийного люка ползал жук.
— В конце сорок второго года, а точнее, семнадцатого декабря двадцать четвертый танковый корпус, в котором я служил, форсировал Дон под Верхним Мамоном и был введен в прорыв, — начал Василий, откусывая сладкий желтоватый кончик стебелька сорванной травинки.
— Погоди! — перебили его сразу все трое, перевернулись со спины на живот, подползли поближе, чтобы лучше видеть и слышать. — Теперь рассказывай.
— Мы быстро продвигались вперед, громили все, что преграждало нам путь. За пять дней танки отмахали двести сорок километров. Двадцать третьего декабря сильные группы гитлеровцев попробовали нас остановить, но мы их смяли и вечером захватили Скосырскую. Было разбито много машин, потеряли много людей; мотострелковая бригада осталась сзади, не хватало горючего в боеприпасов…
— Вы имели право отходить, собрать силы. Машина не человек, без горючего не тронется, — заметил Саакашвили.
— Мы тоже так думали, — улыбнулся Семенов, — но командир, генерал-майор Баданов, решил иначе. В два часа ночи мы снова пошли вперед, проделали тридцать километров и в половине восьмого утра по сигналу залпа дивизиона гвардейских минометов внезапно атаковали станицу Тацинскую. На станции захватили состав цистерн с горючим и пятьдесят самолетов, огромные продовольственные склады, а на аэродроме — до трехсот пятидесяти самолетов — бомбардировщиков, истребителей и транспортных, которые не успели подняться. В этот день немцы вышли нам в тыл.
— Нужно было все разбить, сжечь и уходить, — заявил Елень.
— Надо было удержать то, что заняли, — возразил Семенов. — Тацинская находится у железной дороги, которая ведет с запада к Сталинграду. Мы вгрызлись в землю и оборонялись. Гитлеровцы бросили против нас соединения, которые должны были с запада идти на помощь Паулюсу, и атаковали беспрерывно. На третий день к нам прорвались три автоцистерны с горючим и шесть грузовиков с боеприпасами под прикрытием пяти тридцатьчетверок, подошла мотострелковая бригада. Бои становились все жарче, но когда над землей торчит только одна башня танка, то попасть в него нелегко. Продержались мы четыре дня и только на пятый ночью по приказу штаба армии после внезапного удара вышли из окружения уже как второй гвардейский Тацинский танковый корпус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233