Вторая рука лежала на подушке. Отец решился — перекрестился, осенил крестом и сына и начал будить его:
— Вставай.
— Зачем? Так рано?
— Вставай, — упрямо повторил отец. — В армию пойдешь.
Томаш сел, удивленно потряс головой.
— Я же был, и меня уволили. Я им сказал, как вы приказали…
— Но! — грозно поднятая рука прервала разговор.
Проснулась мать, быстро перекрестилась, набросила через голову юбку и встала.
— А ты чего вскочила?
— Приготовлю что-нибудь на дорогу.
Гремя горшками, она начала суетиться в темной кухне.
Скрипнула дверь, и из соседней комнаты выглянул разбуженный хорунжий.
— Что-нибудь случилось?
— А, случилось, — заворчала Черешнякова. — Старый ошалел, сына гонит.
— Куда?
— В Гданьск, в танковую бригаду, — объяснил Черешняк.
— Как я туда попаду? — со злостью заворчал парень, натягивая брюки.
— Висла тебя доведет. Да я и сам покажу дорогу.
К восходу солнца оба Черешняка были уже в нескольких километрах от дома. В коротких лапсердаках, босиком, перебросив ботинки за шнурки через плечо, шли они широким шагом по противопаводковому валу вдоль Вислы. Томаш нес за спиной небольшой мешок с запасами, а у старика в руках был длинный прут. Они не разговаривали, да и о чем говорить? Никаких помех в пути они не встречали вплоть до того момента, когда увидели перед собой полосатый шлагбаум и часового.
Они подошли, не замедляя шага, и отец нырнул под бревно на другую сторону. Русский солдат преградил ему дорогу штыком.
— Куда?
— Здравствуй, товарищ, — поприветствовал его по-русски старый Черешняк. Сделав еще полшага вперед, он одной рукой отвел острие штыка, с поклоном приподнял шляпу и начал объяснять, мешая русские и польские слова:
— Лачята нам учекла, корова удрала. Не видел? Лачята, туда…
— Корова ушла, — часовой кивнул головой. — Вон там, — показал он на пасущуюся вдали скотину.
Черешняк еще раз отвесил поклон, кивнул головой сыну, и оба двинулись рысью прочь. Однако удалившись на безопасное расстояние, они пошли тише, вернулись к ритмичному, широкому шагу людей, устремленных к далекой цели.
— Из-за этой твоей железки меня аж пот прошиб, — сказал отец. — Не надо было брать.
— В дупле бы оно заржавело, — ответил Томаш и, засунув руку под куртку, поправил на животе оружие. — Может, еще пригодится.
Прошло три, а может быть, четыре часа, как старый вдруг засеменил, ну прямо как в польке. Томаш сменил ногу раз и другой, все старался попасть в ритм, но напрасно. Отец, видно, что-то в уме подсчитывал, прикидывал, беззвучно шевеля губами, и то замедлял, то ускорял шаг вслед за своими мыслями.
— Все-таки трудно с вами, отец, в одной упряжке… — пробормотал Томаш.
— В упряжке должна быть лошадь, — ответил старый. — Человек не годится. Вчера за полдня мы с тобой только три борозды вспахали.
Какое-то время они шли молча. Черешняк пошел быстрее. Сын следовал за ним, все увеличивая шаги, и, когда отец внезапно остановился, он чуть не налетел на него. Видя, что старый остановился, сын снял со спины мешок с запасами, начал развязывать веревку.
— Ты что? Проголодался? Еще не время.
Черешняк двинулся вперед, а Томаш снова забросил мешок за спину.
— У них не только танки, — начал отец, замедляя шаг. — У них есть машины. И лошади тоже.
— У кого?
— В бригаде, у генерала.
— А зачем им? — безучастно спросил Томаш.
— Наверное, если мотор испортится… А может, продукты на кухню возят: картошку, хлеб, капусту.
— Эх, в животе начинает бурчать.
— Купим где-нибудь хлеба. А сухари на потом.
Хлеба купить было негде, но старый все не давал остановиться и неутомимо топал вперед. Остановились они только под вечер, когда наткнулись на песчаном большаке на грузовик с продырявленными задними колесами, сильно накренившийся набок. Шофер сидел и ждал лучших времен, потому что домкрат он как нарочно одолжил приятелю, а в эту сторону никто не ехал. Черешняки помогли ему разгрузить машину, поднять и снова нагрузить, за что получили по два ломтя хлеба с консервами, и всю ночь спали на мешках с крупой в кузове мчавшегося грузовика, а утром, намного приблизившись к цели, тепло попрощались с водителем.
На скромном костре из сухих шишек сварили пшено, высыпавшееся из одного дырявого мешка, и пошли дальше.
Вскоре им опять посчастливилось: попался небольшой поселок над самой Вислой, а в нем на окраине — магазин. Когда они толкнули дверь, у входа зазвонил колокольчик, на пороге магазина появился хозяин, но полки были почти пустые: черный гуталин, желтые шнурки для ботинок да на прилавке большая стеклянная банка с солеными огурцами.
— Благослови вас господь. Дайте, пан, буханку, — сказал отец, снимая шляпу.
— Хлеба нет.
Старый потянулся к банке, покопавшись в ней, выбрал самый большой огурец, отгрыз половину, остальное отдал сыну. Вытерев пальцы о полу пиджака, он вытащил мешочек, висевший на груди, а из него свиток банкнот и положил одну бумажку на прилавок.
— Нам бы хлеба…
— Утром был, сейчас нет. — Продавец стукнул ладонью по доске прилавка.
Черешняк метнул второй банкнот, выждал немного и пристроил рядом третий.
Хозяин, внимательно наблюдая, подвинул руку ближе к деньгам.
— Могу дать половину, — предложил он.
— Целый, — потребовал Черешняк, кладя четвертый банкнот и прикрывая все четыре ладонью.
Продавец нырнул под прилавок, достал круглый хлеб. Томаш забрал у него буханку, сунул ее в мешок, а старый быстро отдернул руку с деньгами, оставив на прилавке только один банкнот. Хозяин схватил длинный нож для хлеба, стукнул им по прилавку.
— Остальные! — грозно потребовал он.
— Остальные вам не причитаются. Благослови вас господь.
Старый наклонился, нахлобучил шляпу на голову. Хозяин смерил молодого глазами, сделал шаг, чтобы выйти из-за прилавка, но, поразмыслив, отступил и махнул рукой, дескать, ладно. Томаш наклонил голову и вместе с отцом вышел.
Хозяин подошел к окну и наблюдал, в какую сторону они пойдут. Потом сплюнул на давно не подметавшийся пол, надел шапку и, повернув ключ в дверях, быстрым шагом пошел улицей в сторону поселка.
Черешняки, поев хлеба с луком, шли дальше широким трактом, с левой стороны его тянулся лес, а с правой, внизу, была видна Висла. Томаш время от времени поглядывал назад. Они как раз вышли на солнце из тени ив, когда он, не меняя шага, потянул за рукав отца, шедшего впереди.
— Отец…
— Что?
— Трое на велосипедах едут. Нырнем за деревья?
Черешняк остановился, посмотрел, задумался на мгновение и, не говоря ни слова, спокойно двинулся дальше. Томаш — за ним. Велосипедисты подъезжали все ближе, они уже почти догоняли, но старый как будто не видел их. Один из велосипедистов — хозяин магазина — немного замедлил ход, а двое, худой и толстый, съехали на левую сторону дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233
— Вставай.
— Зачем? Так рано?
— Вставай, — упрямо повторил отец. — В армию пойдешь.
Томаш сел, удивленно потряс головой.
— Я же был, и меня уволили. Я им сказал, как вы приказали…
— Но! — грозно поднятая рука прервала разговор.
Проснулась мать, быстро перекрестилась, набросила через голову юбку и встала.
— А ты чего вскочила?
— Приготовлю что-нибудь на дорогу.
Гремя горшками, она начала суетиться в темной кухне.
Скрипнула дверь, и из соседней комнаты выглянул разбуженный хорунжий.
— Что-нибудь случилось?
— А, случилось, — заворчала Черешнякова. — Старый ошалел, сына гонит.
— Куда?
— В Гданьск, в танковую бригаду, — объяснил Черешняк.
— Как я туда попаду? — со злостью заворчал парень, натягивая брюки.
— Висла тебя доведет. Да я и сам покажу дорогу.
К восходу солнца оба Черешняка были уже в нескольких километрах от дома. В коротких лапсердаках, босиком, перебросив ботинки за шнурки через плечо, шли они широким шагом по противопаводковому валу вдоль Вислы. Томаш нес за спиной небольшой мешок с запасами, а у старика в руках был длинный прут. Они не разговаривали, да и о чем говорить? Никаких помех в пути они не встречали вплоть до того момента, когда увидели перед собой полосатый шлагбаум и часового.
Они подошли, не замедляя шага, и отец нырнул под бревно на другую сторону. Русский солдат преградил ему дорогу штыком.
— Куда?
— Здравствуй, товарищ, — поприветствовал его по-русски старый Черешняк. Сделав еще полшага вперед, он одной рукой отвел острие штыка, с поклоном приподнял шляпу и начал объяснять, мешая русские и польские слова:
— Лачята нам учекла, корова удрала. Не видел? Лачята, туда…
— Корова ушла, — часовой кивнул головой. — Вон там, — показал он на пасущуюся вдали скотину.
Черешняк еще раз отвесил поклон, кивнул головой сыну, и оба двинулись рысью прочь. Однако удалившись на безопасное расстояние, они пошли тише, вернулись к ритмичному, широкому шагу людей, устремленных к далекой цели.
— Из-за этой твоей железки меня аж пот прошиб, — сказал отец. — Не надо было брать.
— В дупле бы оно заржавело, — ответил Томаш и, засунув руку под куртку, поправил на животе оружие. — Может, еще пригодится.
Прошло три, а может быть, четыре часа, как старый вдруг засеменил, ну прямо как в польке. Томаш сменил ногу раз и другой, все старался попасть в ритм, но напрасно. Отец, видно, что-то в уме подсчитывал, прикидывал, беззвучно шевеля губами, и то замедлял, то ускорял шаг вслед за своими мыслями.
— Все-таки трудно с вами, отец, в одной упряжке… — пробормотал Томаш.
— В упряжке должна быть лошадь, — ответил старый. — Человек не годится. Вчера за полдня мы с тобой только три борозды вспахали.
Какое-то время они шли молча. Черешняк пошел быстрее. Сын следовал за ним, все увеличивая шаги, и, когда отец внезапно остановился, он чуть не налетел на него. Видя, что старый остановился, сын снял со спины мешок с запасами, начал развязывать веревку.
— Ты что? Проголодался? Еще не время.
Черешняк двинулся вперед, а Томаш снова забросил мешок за спину.
— У них не только танки, — начал отец, замедляя шаг. — У них есть машины. И лошади тоже.
— У кого?
— В бригаде, у генерала.
— А зачем им? — безучастно спросил Томаш.
— Наверное, если мотор испортится… А может, продукты на кухню возят: картошку, хлеб, капусту.
— Эх, в животе начинает бурчать.
— Купим где-нибудь хлеба. А сухари на потом.
Хлеба купить было негде, но старый все не давал остановиться и неутомимо топал вперед. Остановились они только под вечер, когда наткнулись на песчаном большаке на грузовик с продырявленными задними колесами, сильно накренившийся набок. Шофер сидел и ждал лучших времен, потому что домкрат он как нарочно одолжил приятелю, а в эту сторону никто не ехал. Черешняки помогли ему разгрузить машину, поднять и снова нагрузить, за что получили по два ломтя хлеба с консервами, и всю ночь спали на мешках с крупой в кузове мчавшегося грузовика, а утром, намного приблизившись к цели, тепло попрощались с водителем.
На скромном костре из сухих шишек сварили пшено, высыпавшееся из одного дырявого мешка, и пошли дальше.
Вскоре им опять посчастливилось: попался небольшой поселок над самой Вислой, а в нем на окраине — магазин. Когда они толкнули дверь, у входа зазвонил колокольчик, на пороге магазина появился хозяин, но полки были почти пустые: черный гуталин, желтые шнурки для ботинок да на прилавке большая стеклянная банка с солеными огурцами.
— Благослови вас господь. Дайте, пан, буханку, — сказал отец, снимая шляпу.
— Хлеба нет.
Старый потянулся к банке, покопавшись в ней, выбрал самый большой огурец, отгрыз половину, остальное отдал сыну. Вытерев пальцы о полу пиджака, он вытащил мешочек, висевший на груди, а из него свиток банкнот и положил одну бумажку на прилавок.
— Нам бы хлеба…
— Утром был, сейчас нет. — Продавец стукнул ладонью по доске прилавка.
Черешняк метнул второй банкнот, выждал немного и пристроил рядом третий.
Хозяин, внимательно наблюдая, подвинул руку ближе к деньгам.
— Могу дать половину, — предложил он.
— Целый, — потребовал Черешняк, кладя четвертый банкнот и прикрывая все четыре ладонью.
Продавец нырнул под прилавок, достал круглый хлеб. Томаш забрал у него буханку, сунул ее в мешок, а старый быстро отдернул руку с деньгами, оставив на прилавке только один банкнот. Хозяин схватил длинный нож для хлеба, стукнул им по прилавку.
— Остальные! — грозно потребовал он.
— Остальные вам не причитаются. Благослови вас господь.
Старый наклонился, нахлобучил шляпу на голову. Хозяин смерил молодого глазами, сделал шаг, чтобы выйти из-за прилавка, но, поразмыслив, отступил и махнул рукой, дескать, ладно. Томаш наклонил голову и вместе с отцом вышел.
Хозяин подошел к окну и наблюдал, в какую сторону они пойдут. Потом сплюнул на давно не подметавшийся пол, надел шапку и, повернув ключ в дверях, быстрым шагом пошел улицей в сторону поселка.
Черешняки, поев хлеба с луком, шли дальше широким трактом, с левой стороны его тянулся лес, а с правой, внизу, была видна Висла. Томаш время от времени поглядывал назад. Они как раз вышли на солнце из тени ив, когда он, не меняя шага, потянул за рукав отца, шедшего впереди.
— Отец…
— Что?
— Трое на велосипедах едут. Нырнем за деревья?
Черешняк остановился, посмотрел, задумался на мгновение и, не говоря ни слова, спокойно двинулся дальше. Томаш — за ним. Велосипедисты подъезжали все ближе, они уже почти догоняли, но старый как будто не видел их. Один из велосипедистов — хозяин магазина — немного замедлил ход, а двое, худой и толстый, съехали на левую сторону дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233