ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Ощутив острую боль вверху позвоночника, Василий позвал:
— Янек! Густлик!
Ответом ему была тишина.
— Гжесь! Ребята!
Тишина. Снизу тянуло чадом от горевшего масла. Каждое мгновение мог вспыхнуть пожар. Василий протянул руку к Еленю, который бессильно свисал на ручке замка, обхватил его и начал осторожно вытаскивать из танка.
По мостовой дробно застучали сапоги — это подбегали пехотинцы.
19. Полевой госпиталь и полевая почта
Первым начал действовать Шарик.
Поваренок, который принес ему утром кашу, оставил дверь приоткрытой. Пес, не вставая со своей подстилки, полизал немного, но до конца доедать не стал. Тоска была сильнее голода.
Шарик знал, что его привезли сюда вместе с Янеком Косом и его друзьями, что все вместе были они в большом помещении, пахнущем кровью, где кто-то чужой с ласковыми руками занялся его сломанной лапой. Потом боль стала такой сильной, что все заслонила темнота, лишенная запахов и звуков. Когда к нему опять вернулась способность наблюдать, чувствовать запахи, он лежал один в этой небольшой комнатке, куда принесли ему еду. Он не знал, где его хозяин, и это было причиной того, что ел он без аппетита, без радости.
Дверь всегда была тщательно закрыта, и только сегодня осталась там узкая щель. Шарик поднялся на трех лапах, но все завертелось у него перед глазами, он покачнулся и упал. С минуту он лежал на левом боку и тяжело дышал. Быстро поднималась грудь, покрытая взъерошенной, свалявшейся шерстью, подергивалась кожа на запавшем животе. Правая передняя лапа Шарика была покрыта толстым слоем гипса, а голова перевязана бинтами.
Но Шарик не отступил после первой попытки: осторожно поднялся и немного постоял без движения, опираясь боком о стену. Теперь дело пошло лучше; он чувствовал, как у него кружится голова, но темнота не застилала больше глаз. Шарик медленно заковылял к двери вдоль стены. Он не мог открыть ее ни лапой, ни забинтованной мордой, поэтому толкнул боком. Дверь подалась, но он снова упал, зато теперь путь перед ним был открыт. В коридоре ярко светила не прикрытая абажуром электрическая лампочка, двери в палаты были прикрыты, и за ними застыл теплый полумрак осеннего раннего утра.
Шарик поднялся в третий раз и заковылял по коридору, упорно стремясь напасть на след. Запах лекарств заглушал все остальные. Нюх не подсказывал ему, где спрятали Янека. Шарик решил искать. Он двинулся вдоль стены, проскользнул из коридора в палату; здесь, пропутешествовав под койками, он обошел все углы.
На койках лежали люди, но все чужие. Нет, это не здесь. Он проковылял к следующей двери. Дверь эта вела в маленькую палату с кафельной печью в углу, с тремя койками у стены и еще одной — у окна. Счастье улыбнулось Шарику. От радости он завизжал и лизнул свесившуюся руку. Это была рука его хозяина! Потом он опять тихонько заскулил. Янек, очевидно, спал. Шарик не отважился залаять, боясь его разбудить.
Радость придала ему силы. Шарик той же дорогой вернулся в свой чуланчик, схватил зубами подстилку — тюфяк, сшитый из солдатской шинели и набитый соломой. Теперь он тащил его по коридору, останавливаясь через несколько шагов и тяжело дыша от усталости. Наконец он добрался до палаты, протиснулся в дверь и, услышав чьи-то приближающиеся шаги, быстро, как только мог, спрятался под койкой.
Он еще раза два дернул тюфяк, затаскивая его в угол, и тут у него снова потемнело в глазах. Он упал на бок, не в силах сделать ни одного движения.
Шарик чувствовал, что этот кто-то, вошедший за ним в палату, присел на корточки. Шарик хотел на него зарычать, но почувствовал легкое прикосновение и уловил в запахе что-то знакомое. Он захотел посмотреть. Ему удалось приоткрыть один глаз, и он увидел знакомую девушку в белом халате, из-под которого на правом плече виднелась повязка из бинтов.
Шарик попробовал вспомнить. Виделось ему поле, каша с мясом, человек, который был врагом и сидел на дереве… Он не мог все это связать и понять. Однако он успокоился и закрыл глаза; ласковое поглаживание было так приятно. К нему возвращались силы.
В палату опять кто-то вошел, заговорил решительным, резким голосом. Шарик ощетинился, двинул головой и увидел высокого человека в очках, с лысой блестящей головой, а за ним — еще двух других. Девушка, которая только что его гладила, стояла по стойке «смирно» и говорила звонким, чистым голосом:
— Благодаря ему не только я осталась жива, но и батальон гвардии капитана Баранова уцелел и вышел из окружения.
— Перестаньте морочить мне голову. Здесь вам не пионерский лагерь, чтобы рассказывать сказки о героических собаках.
На четвертой койке, той, что стояла у окна, приподнялся раненый, сел. Его левая рука была в гипсе и торчала на подпорке перпендикулярно телу.
— Товарищ профессор, гвардии старшина Черноусое докладывает, что она говорит правду. — Старшина здоровой рукой пригладил усы и добавил: — Товарищ профессор, выпишите меня из госпиталя.
— Этот опять за свое. Как же я тебя выпишу с такой рукой, она же у тебя в гипсе. Вздор! — Врач махнул рукой и вернулся к начатому разговору. — Условия и так трудные, я борюсь за жизнь людей, а вы мне тут хотите внести инфекцию…
— Я продезинфицирую…
— Хватит. Собаку отнести обратно. — Он показал рукой на дверь и с удивлением спросил: — А вы что здесь делаете?
На пороге в шлемофонах и шинелях стояли два танкиста.
— Сейчас не время для посещений, — рассердился профессор. Подойдя ближе и рассмотрев генеральскую змейку на погонах одного из танкистов, он повторил: — Не время, товарищ генерал.
— У нас сейчас самое время… Вчера мы взяли Яблонную, а пока затишье на передовой, мы сразу сюда. Очень спешим: скоро рассвет. Тут у вас лежат трое моих парней из танковой бригады. Я хотел бы узнать, когда они вернутся в строй.
— Все посходили с ума с этим возвращением в строй. Ваши трое тяжело ранены. Мы их залатали, зашили, но ведь еще контузия. Хуже всего вот с этим пацаном. Посылаете в бой детей…
— Детей? Да, посылаю… — Генерал задумчиво кивнул. — Может быть, им что-нибудь надо?
Два санитара, протиснувшись в дверь, направились в угол, где лежала собака. Шарик глухо заворчал и обнажил клыки. Санитары в нерешительности остановились.
— Забирайте, забирайте, я же сказал.
Второй танкист шагнул вперед и обратился к начальнику госпиталя:
— Товарищ профессор, оставьте собаку в палате. Она ведь тоже солдат, член экипажа, моего экипажа.
— В конце концов, что здесь: полевой госпиталь или заведение для душевнобольных? С самого утра идет это идиотское сражение из-за собаки. Уже третий ее защищает. Я видел бляху на ее ошейнике, прочитал надпись. Мне все известно. И я лечу собаку так же внимательно, как и бойцов. Мы наложили ей на лапу гипс, но находиться здесь, вместе с людьми, она не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233