Следивший за ними из темного угла Гаврилов непринужденно достал сотовый телефон – штука обычная, не рация, подозрений никаких – набрал номер.
Дождавшись соединения, коротко бросил: «Объявили посадку».
* * *
В маленькой, пополам перегороженной белой ширмой комнатке остро пахло медикаментами. Полусонный врач, совсем молодой, бородку отпустил для солидности, хлопотал над надсадно дышавшим Ашкенази. Девочка-медсестра испуганно таращила глазки на толпящихся в комнате мужчин. У охранников под левыми лацканами одинаковых пиджаков заметно выпирали рукоятки пистолетов.
Гога Осташвили щелкнул над плечом пальцами, и комната в миг опустела.
Остались лишь врач, он и Самвел.
– Доктор, что с ним? – Он похлопал по плечу врача. Тот повернулся.
На груди Ашкенази распахнули рубашку. Грудь ходила ходуном, судорожно вздрагивал покрытый темной порослью живот. Гога отвел взгляд.
– Он что-нибудь пил? – Врач повесил на шею дужки стетоскопа.
– Он вообще ничего не пьет, – подал голос Самвел. – Сок он пил.
Апельсиновый. Гога, уже посадку объявили.
– Подождут! – нервно дернул головой Осташвили. – Что с ним?
– Аритмия. Бешеная. – Врач пощипал бородку. – Сейчас сделаем кардиограмму.
– В больницу надо. – Самвел окинул взглядом врача. На девочку даже не посмотрел. – Что этот лепила может? Он тут только пальцы бинтовать умеет.
– Погоди, Самвел. Пусть человек слово скажет.
– Можете забирать. – Врач пожал плечами. – но, предупреждаю, не довезете.
Мне только расписку оставьте.
– Так! – Гога полез в карман. Достал пачку зеленых банкнот. Бросил на стол. – Это сейчас. Вытянешь его, получишь все, что попросишь. Я, Георгий Осташвили, даю слово. Узнал меня?
– Кто же вас не знает! – На щеках, чуть прикрытых белесыми волосками, выступил румянец.
– Шансы? – Осташвили не опускал взгляда, вцепившись им в глаза врача.
– Почти никаких. Нужна аппаратура. Здесь ее нет.
– А где есть?
– Возле Шереметьева-1 есть профилакторий. Сделаем укол – и поедем. Туда мы успеем. Если повезет, – добавил он, покосившись на сипло дышащего Рованузо.
– Слушай меня. – Гога положил тяжелую ладонь на плечо врача. – Этот человек мне нужен, понимаешь? В его голове такое, что тебе даже не снилось. Сделай невозможное, а я для тебя сделаю, что могу. А могу я многое.
– Постараюсь. – Врач сгреб со стола рассыпавшиеся купюры, протянул Осташвили. – Возьмите. Не обижайтесь, просто боюсь сглазить.
Самвел за спиной крякнул, но Гога не обернулся. Он пристально посмотрел в глаза врачу и неожиданно улыбнулся:
– Молодец! Думаю, мы подружимся. Через минуту между самолетами, приткнувшимися тупыми носами к красным переходам трапов, пронеслась, мигая синими маячками, «скорая».
Гаврилов, следивший за летным полем с угла высокой эстакады, набрал новый номер телефона и сказал в плоскую пластинку микрофона: «Наш друг взлетел. готовьте встречу».
Когти Орла
Максимов, одетый в белый халат, бесшумно приоткрыл дверь и в узкую щель осмотрел коридор. Крепыши маялись, подпирая стены. Седовласый, с острым хищным лицом, курил, присев на край стола дежурной.
Сама дежурная, тетка в наброшенном на плечи синем кительке, хлопала густо накрашенными ресницами. В нагрудном кармашке, как салфетки из столовской вазочки, все еще торчали зеленые купюры, небрежно сунутые туда кем-то из крепышей.
– Как? – Максимов на цыпочках вернулся к столу, на котором, разбросав руки, лежал Ашкенази. Двое в белых халатах, колдовавших над ним, подняли головы.
– Нормально. Сейчас придет в себя. – Врач снял маску, почесал белесую бородку. – Хорошо, что правильно рассчитали дозу. А то мог бы ласты склеить прямо в ресторане. И не дай бог хоть каплю водки...
– Пока свободны. – Максимов указал им на боковую дверь. – Сидите, пока не позову.
Едва за врачами закрылась дверь, из темной ниши вышел Кротов, на ходу кутаясь в белый халат.
– Похож я на профессора? – улыбнулся он и подмигнул Максимову.
Чувствовалось, что едва сдерживает волнение.
– Похожи на грешника, за взятку попавшего в рай, – ответил Максимов, уступая ему место у стола.
– Благодарю, – кинул Кротов. – Кто в коридоре?
– Четверо бойцов и какой-то остролицый. Седой.
– Это Самвел. Ангел хранитель Гоги и его братца. Брата не уберег. Теперь с удвоенной энергией опекает оставшегося.
– Шеф безопасности?
– Хуже. Дал слово их отцу, что с мальчиками все будет нормально. Дети гор, что с них взять. Ну-с, как наш больной?
Максимов незаметно расстегнул все пуговицы на халате. Под этим тошнотворно воняющим карболкой балахоном надежно укрылись два пистолета с глушителями. За себя Максимов был спокоен. Охрану он мог повалить без шума голыми руками. А вот остролицего придется брать выстрелом, иначе не достанешь.
Гаврилов предупредил: "Кротова валить при малейшем подозрении. – И добавил:
– Свидетелей не оставлять".
«Как порядочная сука, естественно, не сказал, что я тоже включен в свидетели. За дурака держит?» – Максимов встал так, чтобы в секторе обстрела одновременно оказался Кротов, комната, куда ушли врачи, и входная дверь.
Заставил расслабиться ставшие словно резиновыми мышцы шеи, несколько раз глубоко вздохнул и стал ждать.
Цель оправдывает средства
Ашкенази открыл глаза и сразу же зажмурился от яркого света, ударившего, показалось, прямо в мозг.
– Лежи, Рованузо. Ты свое уже отбегал. – Кто-то в белом положил ему на лоб холодную руку.
– Я уже умер? – заплетающимся языком прошептал Ашкенази. Больше всего он боялся услышать «да». Тот, весь в белом, с седой головой, серебрящейся в остром слепящем свете, молчал. Свет стал тусклее, каким-то размытым, защипало глаза.
Ашкенази почувствовал, как по щекам скользнули горячие ручейки слез.
– Не спеши себя хоронить, Башка. Вот меня слишком рано похоронили, я и вернулся.
Ашкенази попытался рассмотреть склонившееся над ним лицо, но мешала жгущая веки влага.
– Кто ты? – Язык был шершавым и каким-то толстым, едва помещался во рту.
Он вдруг вспомнил мертвые коровьи языки, когда еще с них не сняли бледную пупырчатую кожицу и не порезали темно-бордовыми колечками. Как он любил этот нежный холодный вкус тающего во рту мяса... «А это был вкус смерти», – мелькнуло в голове, и он вздрогнул от хлынувшей к горлу волны тошноты.
– Старый друг. Пришел тебя предупредить, что вернулся. И кое-кому станет очень хреново. Видишь, я не забываю друзей. И не сдаю их, как ты.
– Крот? – Ашкенази широко распахнул глаза и отчетливо увидел склонившееся над ним остроносое лицо. – Господи, – выдохнул он, и взгляд его стал обреченным.
– Запомни эту минуту, Рованузо. – Сухие пальцы Кротова легли на дряблую, мокрую от испарины кожу, чуть вдавили остро выпирающий кадык. – Так легко тебя придушить, сучара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181