Машина сразу же просела, из-под днища вырвался сноп искр. Лобовое стекло вздыбилось, покрылось сеткой, потом в искрящемся облаке осколков из кабины вырвалось человеческое, тело. Джип всем своим мощным, как у мастодонта, телом рванул влево, зацепив никелированными дугами бампер «мерседеса», обогнул его, заставив завертеться волчком, и, едва выровнявшись, влетел в еще одно белое пятно, вскипевшее на черном асфальте.
Машина завалилась на левый бок, отчаянно завыла тормозами, но инерция гнала ее вперед, прямо на парапет набережной. Чудовищный удар вышиб гранитный блок, джип на секунду замер, свесившись в проломе, а потом тяжело рухнул вниз. «Мерседес» в шлейфе рвущихся из-под днища ярких, как сварка, искр задними колесами зацепился за бордюр, трижды перевернулся и остановился. Раздался хлопок, и вспыхнул огненный шар. Он лопнул, пробитый языком пламени, вырвавшимся в черное небо из разбитого чрева машины.
* * *
Максимов заглушил мотор и повернулся к Ашкенази:
– Концерт окончен. У вас есть валидол?
– А? Да, конечно, конечно. – Ашкенази захлопал себя по карманам. – Где же он, черт возьми! А, вот. – Он протянул Максимову стеклянный цилиндрик.
– Вот и пожуйте, а то на вас смотреть страшно. Отстраняя руку Ашкенази, он успел почувствовать, что она липкая и дрожащая, как лапка только что пойманной лягушки. Тот послушно вытряс на ладонь таблетку, слизнул языком и захрумкал, бестолково вращая глазами. В воздухе поплыли острые волны ментола.
Максимов распахнул дверь, выбрался из машины. Постоял, подставив лицо дождю. Двор был тихий, запущенный, как все старые московские дворики. Мирно светились несколько окошек. Рядом с исходящим жаром капотом «опеля» стоял горбатый остов «Победы». В открытый всем ветрам салон нанесло мокрую листву.
– Кто вы? – едва ворочая языком, прошептал Ашкенази.
– Глупый вопрос. – Максимов не оглянулся. Он дал себе три минуты на отдых и твердо решил использовать их до последней секунды. – Тот, кого вы ждали.
– А эти... Ну, которые...
– Те, кто ждал меня. Возьмите на заднем сиденье кейс и откройте.
В салоне послышалась возня, потом щелкнул замок.
– А где?... – испуганно охнул Ашкенази.
– У меня, не беспокойтесь. – Максимов последний раз вздохнул полной грудью и вернулся на свое место. – Где и кому вы должны передать векселя?
– Послушайте, почему...
– А потому. – Максимов до хруста сжал трясущуюся кисть Ашкенази. – Потому, Александр Исаакович, что мне приказано называть вас именно так. И потому, что я стоял за вашей спиной, когда Кротов пообещал, что иначе вас называть не будут.
И был готов окончательно отправить вас на тот свет по первому же приказу Кротова. И потому, что сегодня я сделаю все, чтобы назначенная встреча состоялась. – Он разжал пальцы. – В этом вы только что убедились.
Ашкенази тяжело засопел. Полуоткрытый кейс все еще держал на коленях.
– Но вы не назвали пароль, – выдавил он. Максимов от смеха упал лицом на руки, лежавшие на руле. Смеялся до слез и нервной икоты. Едва взяв себя в руки, услышал, что забулькал, заворочался круглый живот Ашкенази, – и того проняло.
– Ну и дурдом! – Максимов кулаком вытер слезы. – Короче, Исаакович, говори адрес.
– Большой театр.
– А почему не мавзолей?
– Нет, я серьезно! Служебный вход. Меня... Нас там встретят.
Максимов достал сигарету, раскурил, сделал пару затяжек и выбросил в окно.
Достал из внутреннего кармана радиотелефон.
– Номер Самвела Сигуа, только быстро!
– 969-77-15, – по инерции ответил Ашкенази. – А зачем вам?
– Сейчас узнаешь, – ответил Максимов, тыкая пальцем в кнопки.
Глава тридцать седьмая
УЛЫБКА ЗМЕИ
Цель оправдывает средства
Самвел Сигуа, грациозно изогнув кисть, плавно поднимал бутылку вверх, не давая прерваться тонкому жгутику струи. Вино медленно заполняло бокал, красная струйка пробивалась до дна, взбивая вокруг себя колечко весело переливающихся пузырьков.
– Смотри, Наташа, оно оживает! Долго спало, а мы открыли бутылку и разбудили его. Сейчас вино заиграет, как в тот день, когда добрые руки выдавили сок из горячих от солнца ягод. Прошло десять лет, а оно помнит себя молодым, представляешь? На! – Он придвинул бокал к сидевшей рядом девушке. Так же медленно налил себе. – Запомни, Наташа, кто пьет вино, тот никогда не забудет себя молодым. Водка что? Спирт с водой! Ее пьют, чтобы забыться, состариться и умереть. А вино пьют, чтобы помнить все, оставаться молодым и жить долго. – Он поднял бокал, посмотрел на свет сквозь рубиновое вино. – Я пью, Наташа, за твою молодость. Живи долго и не забывай Самвела, который, несмотря на седую голову, хотел быть молодым!
"Умница! – с удовлетворением подумал он. – Кукла безмозглая сразу же полезла бы с комплиментами. А эта промолчала, только глазами повела. Ух и баба!
Пить, правда, не умеет, клюет, как цыпленок". – Он посмотрел на бокал Наташи.
Помада у нее была необычная – следов губ на кромке не осталось. И это ему тоже понравилось. Терпеть не мог кроваво-красных ободков на сигаретных окурках и бокалах.
С Наташей он познакомился случайно. Гога Осташвили создал целый гарем из «мисс», «моделей», «красавиц» и прочих длинноногих дешевок. Время от времени менял состав, для чего экстренно устраивал очередной конкурс красоты. Иногда, не выдержав нудной процедуры награждения победительниц, .сам забирался на сцену, вытягивал из шеренги купальников приглянувшихся девиц, щедро одаривал ключами от автомобилей, турпоездками и шубами. Победительницы, заранее повязанные контрактами с агентствами, продолжали вышагивать по подиумам всех стран, зарабатывая хозяевам, себе и обнищавшей стране валюту. Обласканных вниманием Гоги ждал трудный марафон номеров отелей, кают круизных лайнеров, саун и загородных вилл. До финиша и благополучного сожительства с богатеньким дядей доходили не все, большинство терялось где-то по дороге. Но поредевшие ряды искательниц быстрого и бесхлопотного счастья моментально заполнялись новыми длинноногими куклами.
Самвел был вынужден, следуя в свите Гоги, время от времени оказываться на этих ярмарках несозревшей красоты. Всякий раз чувствовал себя оплеванным, настолько явной была купля-продажа живых кукол. Хотя после стольких лет лагерей от целомудрия не осталось и следа, горская кровь давала себя знать: не мог он спокойно смотреть на предлагающих себя вчерашних школьниц и пускающих слюни покупателей, годящихся им в отцы и деды.
В тот вечер в клубе, открытом на деньги Гоги, шел показ мод. Выйдя вслед за Гогой в зал, Самвел брезгливо поморщился. Воздух пропах сигаретным дымом и духами. В полумраке сновали какие-то тени, сбиваясь в многоголовую темную массу у подиума. По нему, поскрипывая наканифоленными туфельками, фланировали худые девицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
Машина завалилась на левый бок, отчаянно завыла тормозами, но инерция гнала ее вперед, прямо на парапет набережной. Чудовищный удар вышиб гранитный блок, джип на секунду замер, свесившись в проломе, а потом тяжело рухнул вниз. «Мерседес» в шлейфе рвущихся из-под днища ярких, как сварка, искр задними колесами зацепился за бордюр, трижды перевернулся и остановился. Раздался хлопок, и вспыхнул огненный шар. Он лопнул, пробитый языком пламени, вырвавшимся в черное небо из разбитого чрева машины.
* * *
Максимов заглушил мотор и повернулся к Ашкенази:
– Концерт окончен. У вас есть валидол?
– А? Да, конечно, конечно. – Ашкенази захлопал себя по карманам. – Где же он, черт возьми! А, вот. – Он протянул Максимову стеклянный цилиндрик.
– Вот и пожуйте, а то на вас смотреть страшно. Отстраняя руку Ашкенази, он успел почувствовать, что она липкая и дрожащая, как лапка только что пойманной лягушки. Тот послушно вытряс на ладонь таблетку, слизнул языком и захрумкал, бестолково вращая глазами. В воздухе поплыли острые волны ментола.
Максимов распахнул дверь, выбрался из машины. Постоял, подставив лицо дождю. Двор был тихий, запущенный, как все старые московские дворики. Мирно светились несколько окошек. Рядом с исходящим жаром капотом «опеля» стоял горбатый остов «Победы». В открытый всем ветрам салон нанесло мокрую листву.
– Кто вы? – едва ворочая языком, прошептал Ашкенази.
– Глупый вопрос. – Максимов не оглянулся. Он дал себе три минуты на отдых и твердо решил использовать их до последней секунды. – Тот, кого вы ждали.
– А эти... Ну, которые...
– Те, кто ждал меня. Возьмите на заднем сиденье кейс и откройте.
В салоне послышалась возня, потом щелкнул замок.
– А где?... – испуганно охнул Ашкенази.
– У меня, не беспокойтесь. – Максимов последний раз вздохнул полной грудью и вернулся на свое место. – Где и кому вы должны передать векселя?
– Послушайте, почему...
– А потому. – Максимов до хруста сжал трясущуюся кисть Ашкенази. – Потому, Александр Исаакович, что мне приказано называть вас именно так. И потому, что я стоял за вашей спиной, когда Кротов пообещал, что иначе вас называть не будут.
И был готов окончательно отправить вас на тот свет по первому же приказу Кротова. И потому, что сегодня я сделаю все, чтобы назначенная встреча состоялась. – Он разжал пальцы. – В этом вы только что убедились.
Ашкенази тяжело засопел. Полуоткрытый кейс все еще держал на коленях.
– Но вы не назвали пароль, – выдавил он. Максимов от смеха упал лицом на руки, лежавшие на руле. Смеялся до слез и нервной икоты. Едва взяв себя в руки, услышал, что забулькал, заворочался круглый живот Ашкенази, – и того проняло.
– Ну и дурдом! – Максимов кулаком вытер слезы. – Короче, Исаакович, говори адрес.
– Большой театр.
– А почему не мавзолей?
– Нет, я серьезно! Служебный вход. Меня... Нас там встретят.
Максимов достал сигарету, раскурил, сделал пару затяжек и выбросил в окно.
Достал из внутреннего кармана радиотелефон.
– Номер Самвела Сигуа, только быстро!
– 969-77-15, – по инерции ответил Ашкенази. – А зачем вам?
– Сейчас узнаешь, – ответил Максимов, тыкая пальцем в кнопки.
Глава тридцать седьмая
УЛЫБКА ЗМЕИ
Цель оправдывает средства
Самвел Сигуа, грациозно изогнув кисть, плавно поднимал бутылку вверх, не давая прерваться тонкому жгутику струи. Вино медленно заполняло бокал, красная струйка пробивалась до дна, взбивая вокруг себя колечко весело переливающихся пузырьков.
– Смотри, Наташа, оно оживает! Долго спало, а мы открыли бутылку и разбудили его. Сейчас вино заиграет, как в тот день, когда добрые руки выдавили сок из горячих от солнца ягод. Прошло десять лет, а оно помнит себя молодым, представляешь? На! – Он придвинул бокал к сидевшей рядом девушке. Так же медленно налил себе. – Запомни, Наташа, кто пьет вино, тот никогда не забудет себя молодым. Водка что? Спирт с водой! Ее пьют, чтобы забыться, состариться и умереть. А вино пьют, чтобы помнить все, оставаться молодым и жить долго. – Он поднял бокал, посмотрел на свет сквозь рубиновое вино. – Я пью, Наташа, за твою молодость. Живи долго и не забывай Самвела, который, несмотря на седую голову, хотел быть молодым!
"Умница! – с удовлетворением подумал он. – Кукла безмозглая сразу же полезла бы с комплиментами. А эта промолчала, только глазами повела. Ух и баба!
Пить, правда, не умеет, клюет, как цыпленок". – Он посмотрел на бокал Наташи.
Помада у нее была необычная – следов губ на кромке не осталось. И это ему тоже понравилось. Терпеть не мог кроваво-красных ободков на сигаретных окурках и бокалах.
С Наташей он познакомился случайно. Гога Осташвили создал целый гарем из «мисс», «моделей», «красавиц» и прочих длинноногих дешевок. Время от времени менял состав, для чего экстренно устраивал очередной конкурс красоты. Иногда, не выдержав нудной процедуры награждения победительниц, .сам забирался на сцену, вытягивал из шеренги купальников приглянувшихся девиц, щедро одаривал ключами от автомобилей, турпоездками и шубами. Победительницы, заранее повязанные контрактами с агентствами, продолжали вышагивать по подиумам всех стран, зарабатывая хозяевам, себе и обнищавшей стране валюту. Обласканных вниманием Гоги ждал трудный марафон номеров отелей, кают круизных лайнеров, саун и загородных вилл. До финиша и благополучного сожительства с богатеньким дядей доходили не все, большинство терялось где-то по дороге. Но поредевшие ряды искательниц быстрого и бесхлопотного счастья моментально заполнялись новыми длинноногими куклами.
Самвел был вынужден, следуя в свите Гоги, время от времени оказываться на этих ярмарках несозревшей красоты. Всякий раз чувствовал себя оплеванным, настолько явной была купля-продажа живых кукол. Хотя после стольких лет лагерей от целомудрия не осталось и следа, горская кровь давала себя знать: не мог он спокойно смотреть на предлагающих себя вчерашних школьниц и пускающих слюни покупателей, годящихся им в отцы и деды.
В тот вечер в клубе, открытом на деньги Гоги, шел показ мод. Выйдя вслед за Гогой в зал, Самвел брезгливо поморщился. Воздух пропах сигаретным дымом и духами. В полумраке сновали какие-то тени, сбиваясь в многоголовую темную массу у подиума. По нему, поскрипывая наканифоленными туфельками, фланировали худые девицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181