Неприкасаемые
Журавлев улыбнулся своим воспоминаниям, и еще раз посмотрел на фотографию Ашкенази – теперь тот стал еще округлее, но выражение лица осталось прежним – ждущим очередных неприятностей.
– Кто он теперь? – спросил Журавлев, возвращая карточку Гаврилову.
– Финансовый советник у Гоги. Ваше мнение – его легко сломать?
– Как два пальца... – скривил губы Журавлев. – Пяти минут нам хватит.
– А почему так уверены? – Гаврилов удивленно вскинул белесые брови.
– А он на всю жизнь напуган. Есть такие, собственной тени боятся. Я с ним в свое время работал. – Журавлев усмехнулся, вспомнив потное от страха лицо Рованузо. – Как доктор говорю, пять минут – и он наш.
– Дай бог, дай бог. – Гаврилов подошел к окну. По лужайке носился Конвой, пытаясь ухватить за штаны размахивавшего длинными руками Костика. Пес почему-то решил не подпускать Костика к тарелке спутниковой антенны, стоящей у угла дома.
– Хорошо вы тут ужились. Душа радуется. Да вы лежите, Кирилл Алексеевич. – Он повернулся к попытавшемуся встать с дивана Журавлеву. – Не дай бог, еще один гипертонический криз нагуляете. Тяжко пришлось, а?
– Здорово прихватило. – Журавлев с трудом сел. – Возраст уже не тот.
– Я у вас вот что хотел спросить. – Гаврилов присел рядом. – Мы оказались в довольно щекотливом положении. Вам я доверяю, вы наш. Тем более, опыт... Но завтра Максимов и Кротов будут действовать практически самостоятельно. Сразу скажу, Кротову я не доверяю. А как Максимов?
– А что после случившегося я могу о нем сказать? Железный парень.
– Как посмотреть. Для нас он нечто экстраординарное. Но не забывайте, он пришел из того мира, где решения принимают за доли секунды. Иначе – в гроб. Там выживают те, у кого между решением и действием – доли секунды. В кризисной обстановке ему цены нет, за то и нанят. Но вот завтра... Знаете, я уверен, что он ликвидирует любого, если возникнет чрезвычайная ситуация. Сработает инстинкт самосохранения. Но если угроза будет исходить не от Ашкенази, а от Кротова? Как считаете, уберет он старика или возможны варианты? Вы тут невольно сроднились, это надо учитывать.
Журавлев задумчиво покачал головой.
– Говорите уж начистоту, Гаврилов. Боитесь, что они перешушукались у вас за спиной?
– Именно!
– Тогда спите спокойно. Слишком разные люди., – Но волей судьбы оказались в одной лодке. Разве вам Кротов еще не предлагал денег, а?
– Не предлагал. – Журавлев посмотрел на улыбающегося своей дурацкой улыбочкой Гаврилова. – Потому что знает, что я отвечу.
– Отвечайте «нет», Кирилл Алексеевич, не прогадаете. У Кротова денег нет, можете мне верить. А я вам и вашим родным деньги перевожу регулярно. Лучше уж синица в руках, да? Да и отжил он свое. Теперь правят бал не герои вчерашнего дня, а трусы, дожившие до лучших времен. – Он похлопал по ладони карточкой Ашкенази. – Или молодые шакалы, учуявшие запах Мертвечины, вроде качков Гоги.
– Будущее всегда принадлежит трусам, подлецам и шакалам, – тихо, словно самому себе сказал Журавлев.
– Мысль! Вы не зря взялись писать, Кирилл Алексеевич. Есть в вас божья искра. Хотите, поделюсь деталькой для романа.
– Хм. Давайте, если не жалко. – Он уже привык, что все, кому по дурости сболтнул, что грешит писательством, начинают сватать ему сюжеты для будущих книг. Как правило несут несусветную чушь на уровне банальных сплетен. Но больше всего усердствуй ют те, кто ни с того, ни с сего вдруг решил пристроиться в соавторы. Таких надо сразу же убивать, как только откроют рот, думал первое время Журавлев. Но потом понял, что это еще один фактор вредности профессии, и ничего больше. Сразу стало легче. Жалел лишь об одном, что раньше, в той, лихой и шалой оперовской жизни, не додумался до такого классного прикрытия. Стучать оперу – от этого многих коробит по моральным и эстетическим соображениям. А вот вывалить перед «творческим человеком» ворох соседского грязного белья им кажется делом святым и даже благородным.
– Хорошему человеку-то? – Гаврилов хлопнул себя по колену. – Куда делась машина, которую так лихо угнал Максимов, не думали?
– Не до того было. Еле дышал. Бросили где-нибудь или сожгли, да?
– Отнюдь, дорогой Кирилл Алексеевич! Ребята приняли ее у Максимова, перегнали в «отстойник». Привели в порядок. Вас же, простите, вывернуло наизнанку, как салагу при первом шторме. Нет, я все понимаю, нервы. Не каждый же день в вас лупят из «Ремингтонов». – Он выдержал театральную паузу. – А через часок нашелся хозяин «шестерки». Он заявил в ГАИ, но там почти все в доле. Объяснили трудности текущего момента и порекомендовали обратиться к частным сыскарям. Само собой, данные о том, что машина у меня, гаишники уже имели. Итого, я с вашего угона поимел полторы штуки из рук в руки минус двадцать процентов гаишнику. Вот вам пример нового мышления, о котором пел Горбачев. А вы – «бросить», «спалить»!
– Забавно. – Журавлев, как доктор на уникального пациента, посмотрел на Гаврилова.
– Вот и я говорю, прогорели бы вы со своей фирмой. С таким-то мышлением!
– С налетом уже разобрались?
– Разбираюсь. – Гаврилов встал. – Да вы не беспокойтесь. Бизнес без таких неприятностей не обходится.
– Я-то думал, что для начала полагается предъявить претензии, а потом уже стрелять.
– Раз на раз не приходится. У беспределыциков, к сожалению, нет ни ума, ни фантазии, ни стыда, ни понятий. – Гаврилов встал. – Значит, решено – на операцию по Ашкенази едут Кротов и Максимов. Обеспечение я беру на себя.
– Может, все-таки мне подключиться?
– Не стоит, Кирилл Алексеевич. Во-первых, вы для Ашкенази живой символ КГБ, увидев вас, он сразу же даст дуба от страха. Во-вторых, как пенсионеру вам полагается стопроцентная оплата больничного. Так что отдыхайте с чистой совестью.
Журавлев провел ладонью по щеке, заросшей за ночь сизой щетиной, помолчал, скосив глаза на разноцветные пузырьки с лекарствами, завалившие весь журнальный столик, потом сказал:
– Я бы хотел переговорить с Подседерцевым. Это можно организовать?
– Зачем? – Гаврилов резко повернул голову. Глаза сделались колючими.
– Для дела, само собой разумеется.
– Дело веду я, так мы, кажется, договаривались?
– Это дело почти уже закончилось. Остались два эпизода, и можно сдавать в архив. Я бы хотел обсудить перспективы. Естественно, втроем: вы, я и Подседерцев.
– Речь пойдет о Кротове, если я правильно понял. Что с ним случилось?
– С ним можно и должно играть на перспективу. Я берусь это доказать.
Нельзя останавливаться на полдороги. Поверьте, дело Кротова имеет государственное значение. Треклятый Гога просто пигмей по сравнению с тем, что можно накрутить через Кротова!
– Даже так? Вы только не горячитесь, Кирилл Алексеевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181