— Да знаю я, — еще более раздраженно и нетерпеливо воскликнула принцесса. — Невпопад, поймите же наконец, мне наплевать на родителей! Прежде всего на них двоих! А также и на то, что о них говорят и думают другие люди. Сомневаюсь, чтобы гости Шенка и он сам стали обсуждать меня и тем паче отзываться обо мне дурно. Они ведь меня совсем не знают. Но даже если кто-то из них и примется перемывать мне кости… — Она пренебрежительно пожала плечами. — Какое мне дело до них? Пусть себе болтают что хотят.
Слова принцессы меня весьма обнадежили. Оставалось надеяться, что поступки ее будут столь же взвешенными.
Не в меньшей степени беспокоила меня и та свирепая расточительность диктатора Шенка, с какой тот избавлялся от своей челяди, имевшей неосторожность ему не угодить. Оставалось надеяться на удачу, на то, что ни я, ни Энтипи не попадемся ему под горячую руку. Я для себя решил, что главное — на всем протяжении банкета держаться смиренно и почтительно, ни в каком случае не хватаясь за сковороду и не пытаясь ею воспользоваться как оружием, сколь бы соблазнительно длинной ни была ее ручка… Одним словом, в своей способности контролировать каждый жест, каждое слово я нимало не сомневался, а что до Энтипи, то она продолжала меня беспокоить. Характер у девчонки был вздорный и непредсказуемый. Подвергать себя риску, имея за спиной такого партнера, — удовольствие сомнительное. Но разве у нас с ней оставался выбор?
Мари после моей стычки со Шкуродером стала заметно лучше относиться к нам обоим. Я в глазах трактирщицы сделался едва ли не героем, а отблеск моей славы, как водится, попал и на все мое ближайшее окружение, то есть на Энтипи. Мари стала меньше к ней придираться и даже взяла на себя часть работ, которые прежде выполняла бедняжка принцесса. В своем благорасположении к нам хозяйка трактира дошла даже до того, что, когда настало наконец воскресенье — день банкета у диктатора, — позволила взять из конюшни конька с невероятно длинной шерстью, благодаря которой ему любые морозы были нипочем. Итак, в воскресенье, получив от Мари подробнейшие инструкции касательно дороги, мы отбыли в замок Шенка.
Я сел впереди и сунул ноги в стремена, Энтипи примостилась сзади, обхватив меня своими тонкими, сильными руками, чтобы не потерять равновесие. Она не пыталась под предлогом боязни падения прижаться ко мне потесней и вообще никаких кокетливых, провоцирующих жестов и движений не проделывала, что меня несказанно обрадовало. Повторюсь: я считал категорически для себя нежелательной любую перемену в наших отношениях, которая пусть даже отдаленно уподобила бы их флирту. В этом случае я здорово рисковал бы утратить контроль над ситуацией, и тогда… плакала моя голова!
— Я его не поджигала, — запальчиво воскликнула вдруг Энтипи.
Замок диктатора виднелся впереди. По крайней мере, верхушки башен отчетливо вырисовывались на фоне неба, край которого в этот предзакатный час окрасился в нежно-розовые и оранжевые тона. Вся массивная нижняя часть строения оказалась скрыта за высокой каменной стеной, которая опоясывала замок со всех сторон.
Я сперва даже не понял, о чем это она. А поскольку ее слова никак не могли относиться к замку, в котором мы оба еще ни разу не были, то я решил, она имеет в виду трактир «У кромки леса». Ну что я мог на это ответить? Решительно ничего. Несколько минут мы ехали в молчании, которое нарушалось лишь глухим стуком копыт нашего коня по утоптанной снежной дорожке.
— Монастырь. Где жили благочестивые жены. Я его не поджигала.
Не знаю, что меня в тот момент больше удивило — неожиданность обращения Энтипи к данному вопросу либо смысл ее утверждения.
— Так-таки и не поджигали? — с сарказмом спросил я.
— Разумеется, нет! Зачем бы я стала вас обманывать?
— А вот благочестивые жены, как мне кажется, нисколько не сомневались, что это именно ваших рук дело, — возразил я, вспомнив злорадную ухмылку, которая мелькнула на губах девчонки, когда мать-настоятельница послала ее на… Ну, в общем, ясно куда. Я еще подумал тогда, ну и намучаемся же мы с этим дьявольским отродьем, пока не передадим ее с рук на руки папаше! Да такая, того и гляди, ножом в спину пырнет, коли зазеваешься. Люди, способные так улыбаться, еще и чего похлеще могут отмочить.
Принцесса передернула плечами:
— Пускай себе думают, что им угодно! Да и вас я не могу заставить мне верить.
— Но рассказать-то, как все было, можете?
— А вам не скучно будет слушать?
— Скажете тоже… Вовсе нет. — Усмехнувшись про себя, я прибавил: — Надо же как-то скоротать время. Рассказывайте, ваше высочество, сделайте милость.
Она помолчала, очевидно, раздумывая, стоит ли посвящать меня в подробности того кошмара. Или придумывала ложь поубедительней. Кто ее разберет?
— Я не поджигала обитель, — заявила она наконец. — А просто… не стала гасить огонь, хотя могла бы это сделать. Терпеть не могу благочестивых жен!
— За что?
— За то, что они меня ненавидели!
— Чем же это вы сумели вызвать их ненависть?
— Тем, что я лучше них. Люди всегда ненавидят тех, кто их в чем-то превосходит.
Ай да Энтипи! Угодила мне, что называется, не в бровь, а в глаз! Но я сделал вид, что у меня и в мыслях нет принять последнее ее утверждение на свой счет, и, смеясь, возразил:
— Но тогда, если следовать вашей логике, и вы сами их ненавидели за то, что они в чем-то вас превосходили. То есть были лучше вас. По крайней мере, это одно из возможных объяснений.
Принцесса помотала головой:
— Да нет же! Иногда людей можно жутко возненавидеть только за то, что они кретины!
— А-а-а, понятно. И вы легко можете отличить один вид ненависти от другого?
— Разумеется. И вы тоже. Нет ничего проще.
— Ну, будет об этом, с вашего позволения, — поспешно произнес я. Надо было срочно переменить тему, которая, признаться, стала меня изрядно нервировать. — Значит, вы и благочестивые жены питали друг к другу ненависть. Но обитель вы не поджигали.
— Я ведь уже сказала вам, нет, не поджигала! Просто молила богиню о помощи.
— К которой же именно из небожительниц вы взывали?
— К Гекате.
Имя это было мне хорошо известно. Я поежился.
— Геката, если я не ошибаюсь, богиня, покровительствующая черной магии?
— Ну-у, так про нее говорят… — беспечно ответила Энтипи, пожав плечами.
Вот, значит, как обстояли дела! Не поджоги, так черная магия. Час от часу не легче. Мне стало как-то неуютно рядом с ней в седле.
— Так вы кроме всего прочего еще и колдовству обучались? — осторожно спросил я.
— Нет. Магия меня не интересует. Разве что как способ кому-то досадить, заставить страдать того, кто мне неприятен.
Трудно сказать, говорила ли она все это всерьез либо просто шутила, поддразнивая меня. Во всяком случае, за уточнениями я к ней обращаться не стал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189