Через ее правую руку был перекинут белоснежный шарф из блестящего шелка, а на густых волосах, расчесанных на прямой пробор, красовался золотой обруч.
— Да-да, присоединяйтесь к нам, — произнесла незнакомка голосом принцессы Энтипи.
Я не знал, чему верить — глазам своим или ушам, и попытался произнести ее имя, но голос мне не повиновался, только губы шевельнулись. Она так и просияла от удовольствия. Шутка удалась!
— Надеюсь, ты не успел еще позабыть нашу дочь, — с насмешливой торжественностью пророкотал его величество. — Ведь вы так долго пробыли вдвоем. Поторопись, оруженосец. Пора и праздник начинать. Садись-ка рядом с принцессой.
— Слушаюсь, ваше величество, — бодро отвечал я, пробираясь к креслу, на которое он соизволил указать, и с прежним недоумением поглядывая на Энтипи.
Она подмигнула мне и, когда король милостиво обратился к гостям: «Прошу садиться, господа!» и трубы торжественно возвестили начало пиршества, скорчила забавную гримасу.
— Простите, принцесса… вы…
— Наконец-то отмылись до блеска. Вы это мне хотели сказать?
— Примерно…
— И я вам такой же комплимент собиралась сделать, — хихикнула она.
И я преломил хлеб с королевским семейством. Нет, вы только вдумайтесь, вслушайтесь в звучание этих слов: я преломил хлеб с королевским семейством!
Еда, которую нам подавали, была такая, что я чуть с ума не сошел от наслаждения, честное слово! Сколько новых открытий, сколько потрясений! Вот, например, мясо, которое я сперва только пробовал маленькими кусочками, а после, осмелев, стал поглощать с большой жадностью, оказалось таким нежным, что буквально таяло во рту. Я же привык считать, что оно бывает только жестким, как подметка, и прожевать его может лишь тот, кто молод и имеет во рту полный набор здоровых, крепких зубов. Или взять вина. До чего же тонкий, изысканный вкус отличал все их сорта. Мне ни разу в жизни не доводилось пробовать ничего подобного. Много я отведал разных фруктов, о которых прежде даже не слыхал, а какую чудную нам подавали рыбу, какие сласти, какие ароматные прохладительные напитки!
Атмосфера за столом была самая что ни на есть непринужденная. Король и королева, не говоря уже об Энтипи, держались со мной мило и просто, как с равным. Мы ели. Мы болтали. Мы весело смеялись, вспоминая наши с принцессой приключения, которые теперь, когда мы их благополучно пережили, казались чем-то далеким и не вполне реальным. Время летело незаметно. Но только я ни на минуту не забывал о гобелене, который висел как раз за моей спиной и, как верили все, кроме меня самого, олицетворял мой беспримерный подвиг.
— Знаете, Невпопад, я пережила минуту настоящего торжества, поймав на себе ваш взгляд — растерянный и озадаченный, — когда вы подошли к нашему столу, — сказала Энтипи.
— Очень рад, что сумел вам угодить, — ответил я с полупоклоном.
— Я, по правде говоря, очень рассчитывала вас удивить. А то вы, поди, уже вообразили, что знаете меня как свои пять пальцев. Ни одной девушке на свете это не пришлось бы по вкусу. А тем более — принцессе.
— Больше всего меня поразил и сбил с толку цвет ваших волос, — признался я. — Вот не ожидал, что после… после горячей бани они станут такими светлыми.
— Вам нравится их цвет?
— Очень. Но неужели это и правда результат одного лишь…
— Обычная практика, — усмехнулась Энтипи, — принятая в королевских семьях. — Нам служат плетельщики, специализирующиеся в совершенствовании внешнего облика. Одни умеют придать глазам выразительность и блеск, другие слегка изменяют форму рта и очертания подбородка, третьи занимаются исключительно прическами, цветом и густотой волос.
— Понятно. Вы, значит, велели плетельщице перекрасить ваши волосы при помощи колдовства. Очень мило.
— Я далеко не в первый раз прибегла к ее услугам, — хихикнула Энтипи.
— И ты полагаешь, — с мягким укором обратился к ней король, — что Невпопад только для того здесь и находится, чтобы обсуждать твои прически. Нет, дитя, поверь, у нас с ним есть дела поважней. — Он начал вставать со своего роскошного кресла, которое слуга поспешно отодвинул назад.
Поднявшись на ноги, его величество кивнул трубачам, которые уже довольно продолжительное время скучали на своем помосте, и те сыграли несколько тактов марша, после чего по знаку Рунсибела опустили трубы и, как и все остальные, кто был в зале, выжидательно повернулись к нашему столу.
— Мои дорогие и многоуважаемые рыцари, лорды и леди, оруженосцы и воины! — проникновенно произнес Рунсибел. — Как всем вам известно, мы собрались здесь для того, чтобы отпраздновать несколько важных и радостных событий. Прежде всего это совершеннолетие нашей возлюбленной дочери Наталии Томазины Пенелопы, для краткости именуемой Энтипи.
Принцесса встала и церемонно поклонилась гостям. Те приветствовали ее аплодисментами. На всех лицах, обращенных к юной наследнице трона, цвели ласковые улыбки. Я подумал, что, очутись здесь благочестивые жены, они вряд ли приняли бы участие в общем ликовании. Наверняка ни одна из них не улыбнулась бы Энтипи, да и аплодировать ей не стала бы…
— Но возвращение принцессы под родной кров, — продолжал его величество, — стало возможным лишь благодаря самоотверженным усилиям одного из оруженосцев. Не по годам мудрого, на удивление отважного, на редкость изобретательного защитника и спасителя нашей дочери… Невпопада!
И снова гром аплодисментов. Я вскочил на ноги и поклонился присутствующим. Поглядел на них сверху вниз и приготовился к тому, что на меня накатит волна ненависти и презрения к этим знатным дамам и господам, к цвету рыцарства. Но ничего подобного не произошло. Я прислушался к себе. В душе моей не было и тени неприязни к этим людям. Я себя чувствовал… очень даже здорово.
Вернее, я был просто счастлив до глубины души, все во мне ликовало.
Король обогнул стол и встал у края подиума лицом к своим гостям. И сделал мне знак приблизиться. Я повиновался.
— Не могу не упомянуть также и о том, что этот юноша спас жизнь не только принцессы… но и мою! И сделал он это следующим образом: уговорил меня, вашего сюзерена, переодеться в платье шута и притвориться помешанным, выставив себя в таком виде на всеобщее обозрение…
Мне вдруг стало зябко. В тоне, каким его величество это произнес, слышалась угроза. Я покосился на королеву и Энтипи. Лица обеих были непроницаемы.
А король продолжил еще более жестко:
— Этот юнец велел мне взобраться на высокую крепостную стену Терракоты, где я стал отличной мишенью для вражеских стрел, и исполнить куплеты такого скабрезного содержания, что я ни за что не отважился бы повторить их в присутствии моей супруги. И пока я таким образом проводил время, он… со всех ног кинулся в лес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
— Да-да, присоединяйтесь к нам, — произнесла незнакомка голосом принцессы Энтипи.
Я не знал, чему верить — глазам своим или ушам, и попытался произнести ее имя, но голос мне не повиновался, только губы шевельнулись. Она так и просияла от удовольствия. Шутка удалась!
— Надеюсь, ты не успел еще позабыть нашу дочь, — с насмешливой торжественностью пророкотал его величество. — Ведь вы так долго пробыли вдвоем. Поторопись, оруженосец. Пора и праздник начинать. Садись-ка рядом с принцессой.
— Слушаюсь, ваше величество, — бодро отвечал я, пробираясь к креслу, на которое он соизволил указать, и с прежним недоумением поглядывая на Энтипи.
Она подмигнула мне и, когда король милостиво обратился к гостям: «Прошу садиться, господа!» и трубы торжественно возвестили начало пиршества, скорчила забавную гримасу.
— Простите, принцесса… вы…
— Наконец-то отмылись до блеска. Вы это мне хотели сказать?
— Примерно…
— И я вам такой же комплимент собиралась сделать, — хихикнула она.
И я преломил хлеб с королевским семейством. Нет, вы только вдумайтесь, вслушайтесь в звучание этих слов: я преломил хлеб с королевским семейством!
Еда, которую нам подавали, была такая, что я чуть с ума не сошел от наслаждения, честное слово! Сколько новых открытий, сколько потрясений! Вот, например, мясо, которое я сперва только пробовал маленькими кусочками, а после, осмелев, стал поглощать с большой жадностью, оказалось таким нежным, что буквально таяло во рту. Я же привык считать, что оно бывает только жестким, как подметка, и прожевать его может лишь тот, кто молод и имеет во рту полный набор здоровых, крепких зубов. Или взять вина. До чего же тонкий, изысканный вкус отличал все их сорта. Мне ни разу в жизни не доводилось пробовать ничего подобного. Много я отведал разных фруктов, о которых прежде даже не слыхал, а какую чудную нам подавали рыбу, какие сласти, какие ароматные прохладительные напитки!
Атмосфера за столом была самая что ни на есть непринужденная. Король и королева, не говоря уже об Энтипи, держались со мной мило и просто, как с равным. Мы ели. Мы болтали. Мы весело смеялись, вспоминая наши с принцессой приключения, которые теперь, когда мы их благополучно пережили, казались чем-то далеким и не вполне реальным. Время летело незаметно. Но только я ни на минуту не забывал о гобелене, который висел как раз за моей спиной и, как верили все, кроме меня самого, олицетворял мой беспримерный подвиг.
— Знаете, Невпопад, я пережила минуту настоящего торжества, поймав на себе ваш взгляд — растерянный и озадаченный, — когда вы подошли к нашему столу, — сказала Энтипи.
— Очень рад, что сумел вам угодить, — ответил я с полупоклоном.
— Я, по правде говоря, очень рассчитывала вас удивить. А то вы, поди, уже вообразили, что знаете меня как свои пять пальцев. Ни одной девушке на свете это не пришлось бы по вкусу. А тем более — принцессе.
— Больше всего меня поразил и сбил с толку цвет ваших волос, — признался я. — Вот не ожидал, что после… после горячей бани они станут такими светлыми.
— Вам нравится их цвет?
— Очень. Но неужели это и правда результат одного лишь…
— Обычная практика, — усмехнулась Энтипи, — принятая в королевских семьях. — Нам служат плетельщики, специализирующиеся в совершенствовании внешнего облика. Одни умеют придать глазам выразительность и блеск, другие слегка изменяют форму рта и очертания подбородка, третьи занимаются исключительно прическами, цветом и густотой волос.
— Понятно. Вы, значит, велели плетельщице перекрасить ваши волосы при помощи колдовства. Очень мило.
— Я далеко не в первый раз прибегла к ее услугам, — хихикнула Энтипи.
— И ты полагаешь, — с мягким укором обратился к ней король, — что Невпопад только для того здесь и находится, чтобы обсуждать твои прически. Нет, дитя, поверь, у нас с ним есть дела поважней. — Он начал вставать со своего роскошного кресла, которое слуга поспешно отодвинул назад.
Поднявшись на ноги, его величество кивнул трубачам, которые уже довольно продолжительное время скучали на своем помосте, и те сыграли несколько тактов марша, после чего по знаку Рунсибела опустили трубы и, как и все остальные, кто был в зале, выжидательно повернулись к нашему столу.
— Мои дорогие и многоуважаемые рыцари, лорды и леди, оруженосцы и воины! — проникновенно произнес Рунсибел. — Как всем вам известно, мы собрались здесь для того, чтобы отпраздновать несколько важных и радостных событий. Прежде всего это совершеннолетие нашей возлюбленной дочери Наталии Томазины Пенелопы, для краткости именуемой Энтипи.
Принцесса встала и церемонно поклонилась гостям. Те приветствовали ее аплодисментами. На всех лицах, обращенных к юной наследнице трона, цвели ласковые улыбки. Я подумал, что, очутись здесь благочестивые жены, они вряд ли приняли бы участие в общем ликовании. Наверняка ни одна из них не улыбнулась бы Энтипи, да и аплодировать ей не стала бы…
— Но возвращение принцессы под родной кров, — продолжал его величество, — стало возможным лишь благодаря самоотверженным усилиям одного из оруженосцев. Не по годам мудрого, на удивление отважного, на редкость изобретательного защитника и спасителя нашей дочери… Невпопада!
И снова гром аплодисментов. Я вскочил на ноги и поклонился присутствующим. Поглядел на них сверху вниз и приготовился к тому, что на меня накатит волна ненависти и презрения к этим знатным дамам и господам, к цвету рыцарства. Но ничего подобного не произошло. Я прислушался к себе. В душе моей не было и тени неприязни к этим людям. Я себя чувствовал… очень даже здорово.
Вернее, я был просто счастлив до глубины души, все во мне ликовало.
Король обогнул стол и встал у края подиума лицом к своим гостям. И сделал мне знак приблизиться. Я повиновался.
— Не могу не упомянуть также и о том, что этот юноша спас жизнь не только принцессы… но и мою! И сделал он это следующим образом: уговорил меня, вашего сюзерена, переодеться в платье шута и притвориться помешанным, выставив себя в таком виде на всеобщее обозрение…
Мне вдруг стало зябко. В тоне, каким его величество это произнес, слышалась угроза. Я покосился на королеву и Энтипи. Лица обеих были непроницаемы.
А король продолжил еще более жестко:
— Этот юнец велел мне взобраться на высокую крепостную стену Терракоты, где я стал отличной мишенью для вражеских стрел, и исполнить куплеты такого скабрезного содержания, что я ни за что не отважился бы повторить их в присутствии моей супруги. И пока я таким образом проводил время, он… со всех ног кинулся в лес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189