На шесть месяцев раньше, чем впервые завалишь в постель его мамашу? А может, по-твоему, готовые ребятишки станут выскакивать на свет Божий из чрева у любой девчонки, с какой ты порезвишься в кровати, еще прежде, чем ты расплатишься и надвинешь шляпу на свою пустую голову?
Клиенту, представьте себе, и эта отповедь Маделайн, и вся ситуация в целом пришлись не по душе. Как и Строкеру, которого тот немедленно обо всем оповестил.
Строкер ухватил Маделайн за локоть и потащил для расправы не куда-нибудь, а в ту самую дальнюю комнату, где все, собственно говоря, и началось.
— Говори, кто отец, грязная потаскуха! — потребовал он.
Прежде Маделайн почти всегда пугалась его окриков чуть ли не до обморока и покорялась его воле. Лишь изредка природное упрямство брало в ее душе верх над страхом, и тогда Строкер, к полной своей неожиданности, получал от нее отпор. Так случилось и в тот раз — она против обыкновения не сжалась от страха и не опустила голову, а смело посмотрела в его поросячьи глазки. Все выглядело так, словно возможное раскрытие тайны придало ей смелости. Чем сильней злился трактирщик, тем Маделайн делалась спокойней.
— Не знаю, кто именно, — бесстрастно произнесла она. — И с чего бы это вы меня обзывали грязной потаскухой? Разве вам не перепадает часть тех грязных денег, что я зарабатываю своим ремеслом? Вам-то они, поди, задаром достаются.
— Ты у меня живешь, в моем трактире, и клиентов тут принимаешь! Куда бы ты делась, кабы не я?!
— Моим клиентам плевать на место! Они стали бы со мной спать и в шалаше, и в палатке, да и на лесной поляне не отказались бы. И если я, по-вашему, грязная потаскуха, то вы в сто раз меня грязней!
Тогда он ее ударил по лицу тыльной стороной ладони. На его жирном пальце красовался массивный перстень с золотым дракончиком на счастье, и гребень этого дракона здорово ее царапнул по нижней губе. Но Маделайн не шелохнулась. Даже не сделала попытки стереть кровь с подбородка. Просто стояла и смотрела на него немигающим взглядом. В котором не было ни гнева, ни даже раздражения. Вообще ничего.
Строкер залепил ей еще две увесистые пощечины. Результат был все тот же. Он занес было руку для очередного удара, но вдруг передумал продолжать эту бессмысленную расправу. Строкер вообще терпеть не мог тратить свои драгоценные силы попусту. Он уже сорвал на Маделайн злость, а с тем, что пронять ее ему не удалось, поневоле решил примириться. Так что, прорычав какую-то угрозу в адрес моей матери, он повернулся и шагнул к двери.
Но прежде чем выйти, оглянулся и окинул Маделайн с ног до головы свирепым взглядом. Какая-то догадка шевельнулась в его куриных мозгах. Он быстро что-то сосчитал, загибая пальцы, и с уверенностью изрек:
— Рыцари. Это они!
Маделайн промолчала, но по мимолетному выражению растерянности на ее лице он понял, что угадал.
— Плод насилия, — с суеверным страхом пробормотал Строкер. Открытие это потрясло даже его ко всему безучастную мелкую душонку. — Дурной знак! Дурная кровь! И как только тебе ума хватило оставить его, вместо того чтобы попытаться вытравить из себя, как только ты узнала, что понесла?!
Подобное, кстати, широко практиковалось среди особ известной профессии, а также среди вдовушек с безупречной репутацией и оступившихся девчонок. Существовали настои из смеси определенных трав, приняв которые можно было избавиться от плода на самых ранних стадиях беременности.
— Глупости! — горячо возразила моя мать. — Никакой это не дурной знак! Наоборот, очень даже хороший.
— Спятила ты, что ли? Дитя насильника всюду станет сеять насилие, это всякий знает! Он все порушит, к чему прикоснется!
— К моему ребенку это не относится! — упорствовала Маделайн. — Мне был ниспослан знак, что родившееся от меня дитя ждет великая, счастливая судьба! — И тут она впервые заговорила с посторонним о встрече с фениксом на лесной поляне.
Строкер выслушал ее со скептической ухмылкой и, когда она закончила, пожал плечами.
— Ну и что такого? Даже будь все это правдой, какая может быть связь между фениксом и твоим брюхом?
— Это было знамение, — терпеливо пояснила она. — Символ возрождения, торжества жизни над смертью. Это указывало на великие события, которые со мной произойдут в результате рождения моего дитя. Так мне предсказатель растолковал. — Насчет последнего она попросту соврала, чтобы придать своим словам больше убедительности.
— Предсказатель! — фыркнул Строкер. — Нашла на кого ссылаться! Да он тебе чего хочешь набрешет за твои денежки. А ты и уши развесила, дуреха!
Но развивать эту тему дальше он не стал. Повернулся и вышел из комнаты, напоследок бросив на Маделайн испепеляющий взгляд и изо всех сил хлопнув дверью.
Этим он, видимо, рассчитывал самым исчерпывающим образом выразить свое мнение о проблеме в целом.
Слова моей матери, хотя она и соврала Строкеру насчет прорицателя, в целом были совершенно правдивы. Она на самом деле была убеждена, что ее беременность является частью какого-то грандиозного плана высших сил, о чем последние дали ей знать, когда привели ее на поляну, где сгорал и возрождался феникс. Верила она и тому, что я стану главным орудием исполнения этого плана. Как бы смешно для вас (а в первую очередь — для меня самого, учитывая все дальнейшее) это ни звучало.
Вскоре после этой стычки со Строкером матери пришлось прекратить занятия своим ремеслом. Я был ужас каким активным и все настойчивей стремился оповестить мир о своем присутствии в материнском животе посредством толчков, пинков, а возможно, даже и кувырканий. Само собой разумеется, проделывал я это неизменно в самые неподходящие минуты. Вдобавок к остальному всего через пару недель у Маделайн так вырос живот, что только слепой не заметил бы истинного положения вещей. Так что ей поневоле пришлось ограничить свою трудовую деятельность подачей клиентам кружек с выпивкой и тарелок со снедью. И ждать моего появления на свет.
Как раз в эту пору у нее появилось что-то вроде привязанности, почти родственной. В трактире тогда служила одна девица по имени Астел, добродушная, приветливая и на редкость сообразительная. Для служанки, пожалуй, даже чересчур. Она была моложе Маделайн и все же над той верховодила. Голову миловидной Астел увенчивала копна светлых вьющихся волос, а еще она обладала на редкость мелодичным голоском, звуками которого мне впоследствии не раз доводилось наслаждаться. Несмотря на полноту своих бедер и объемистость груди, двигалась она удивительно легко и споро, и, глядя на ее перемещения по трактирному залу и кухне, я часто ловил себя на мысли: уж не из тумана ли состоит ее развитое тело? Рассказ матери о встрече с фениксом произвел на Астел глубокое впечатление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
Клиенту, представьте себе, и эта отповедь Маделайн, и вся ситуация в целом пришлись не по душе. Как и Строкеру, которого тот немедленно обо всем оповестил.
Строкер ухватил Маделайн за локоть и потащил для расправы не куда-нибудь, а в ту самую дальнюю комнату, где все, собственно говоря, и началось.
— Говори, кто отец, грязная потаскуха! — потребовал он.
Прежде Маделайн почти всегда пугалась его окриков чуть ли не до обморока и покорялась его воле. Лишь изредка природное упрямство брало в ее душе верх над страхом, и тогда Строкер, к полной своей неожиданности, получал от нее отпор. Так случилось и в тот раз — она против обыкновения не сжалась от страха и не опустила голову, а смело посмотрела в его поросячьи глазки. Все выглядело так, словно возможное раскрытие тайны придало ей смелости. Чем сильней злился трактирщик, тем Маделайн делалась спокойней.
— Не знаю, кто именно, — бесстрастно произнесла она. — И с чего бы это вы меня обзывали грязной потаскухой? Разве вам не перепадает часть тех грязных денег, что я зарабатываю своим ремеслом? Вам-то они, поди, задаром достаются.
— Ты у меня живешь, в моем трактире, и клиентов тут принимаешь! Куда бы ты делась, кабы не я?!
— Моим клиентам плевать на место! Они стали бы со мной спать и в шалаше, и в палатке, да и на лесной поляне не отказались бы. И если я, по-вашему, грязная потаскуха, то вы в сто раз меня грязней!
Тогда он ее ударил по лицу тыльной стороной ладони. На его жирном пальце красовался массивный перстень с золотым дракончиком на счастье, и гребень этого дракона здорово ее царапнул по нижней губе. Но Маделайн не шелохнулась. Даже не сделала попытки стереть кровь с подбородка. Просто стояла и смотрела на него немигающим взглядом. В котором не было ни гнева, ни даже раздражения. Вообще ничего.
Строкер залепил ей еще две увесистые пощечины. Результат был все тот же. Он занес было руку для очередного удара, но вдруг передумал продолжать эту бессмысленную расправу. Строкер вообще терпеть не мог тратить свои драгоценные силы попусту. Он уже сорвал на Маделайн злость, а с тем, что пронять ее ему не удалось, поневоле решил примириться. Так что, прорычав какую-то угрозу в адрес моей матери, он повернулся и шагнул к двери.
Но прежде чем выйти, оглянулся и окинул Маделайн с ног до головы свирепым взглядом. Какая-то догадка шевельнулась в его куриных мозгах. Он быстро что-то сосчитал, загибая пальцы, и с уверенностью изрек:
— Рыцари. Это они!
Маделайн промолчала, но по мимолетному выражению растерянности на ее лице он понял, что угадал.
— Плод насилия, — с суеверным страхом пробормотал Строкер. Открытие это потрясло даже его ко всему безучастную мелкую душонку. — Дурной знак! Дурная кровь! И как только тебе ума хватило оставить его, вместо того чтобы попытаться вытравить из себя, как только ты узнала, что понесла?!
Подобное, кстати, широко практиковалось среди особ известной профессии, а также среди вдовушек с безупречной репутацией и оступившихся девчонок. Существовали настои из смеси определенных трав, приняв которые можно было избавиться от плода на самых ранних стадиях беременности.
— Глупости! — горячо возразила моя мать. — Никакой это не дурной знак! Наоборот, очень даже хороший.
— Спятила ты, что ли? Дитя насильника всюду станет сеять насилие, это всякий знает! Он все порушит, к чему прикоснется!
— К моему ребенку это не относится! — упорствовала Маделайн. — Мне был ниспослан знак, что родившееся от меня дитя ждет великая, счастливая судьба! — И тут она впервые заговорила с посторонним о встрече с фениксом на лесной поляне.
Строкер выслушал ее со скептической ухмылкой и, когда она закончила, пожал плечами.
— Ну и что такого? Даже будь все это правдой, какая может быть связь между фениксом и твоим брюхом?
— Это было знамение, — терпеливо пояснила она. — Символ возрождения, торжества жизни над смертью. Это указывало на великие события, которые со мной произойдут в результате рождения моего дитя. Так мне предсказатель растолковал. — Насчет последнего она попросту соврала, чтобы придать своим словам больше убедительности.
— Предсказатель! — фыркнул Строкер. — Нашла на кого ссылаться! Да он тебе чего хочешь набрешет за твои денежки. А ты и уши развесила, дуреха!
Но развивать эту тему дальше он не стал. Повернулся и вышел из комнаты, напоследок бросив на Маделайн испепеляющий взгляд и изо всех сил хлопнув дверью.
Этим он, видимо, рассчитывал самым исчерпывающим образом выразить свое мнение о проблеме в целом.
Слова моей матери, хотя она и соврала Строкеру насчет прорицателя, в целом были совершенно правдивы. Она на самом деле была убеждена, что ее беременность является частью какого-то грандиозного плана высших сил, о чем последние дали ей знать, когда привели ее на поляну, где сгорал и возрождался феникс. Верила она и тому, что я стану главным орудием исполнения этого плана. Как бы смешно для вас (а в первую очередь — для меня самого, учитывая все дальнейшее) это ни звучало.
Вскоре после этой стычки со Строкером матери пришлось прекратить занятия своим ремеслом. Я был ужас каким активным и все настойчивей стремился оповестить мир о своем присутствии в материнском животе посредством толчков, пинков, а возможно, даже и кувырканий. Само собой разумеется, проделывал я это неизменно в самые неподходящие минуты. Вдобавок к остальному всего через пару недель у Маделайн так вырос живот, что только слепой не заметил бы истинного положения вещей. Так что ей поневоле пришлось ограничить свою трудовую деятельность подачей клиентам кружек с выпивкой и тарелок со снедью. И ждать моего появления на свет.
Как раз в эту пору у нее появилось что-то вроде привязанности, почти родственной. В трактире тогда служила одна девица по имени Астел, добродушная, приветливая и на редкость сообразительная. Для служанки, пожалуй, даже чересчур. Она была моложе Маделайн и все же над той верховодила. Голову миловидной Астел увенчивала копна светлых вьющихся волос, а еще она обладала на редкость мелодичным голоском, звуками которого мне впоследствии не раз доводилось наслаждаться. Несмотря на полноту своих бедер и объемистость груди, двигалась она удивительно легко и споро, и, глядя на ее перемещения по трактирному залу и кухне, я часто ловил себя на мысли: уж не из тумана ли состоит ее развитое тело? Рассказ матери о встрече с фениксом произвел на Астел глубокое впечатление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189