— выпалил я.
Слова слетели у меня с языка, как тяжелые камни. Казалось, они упали на мраморный пол с громким стуком и покатились в стороны… Но я сказал чистую правду! Не мог я на такое пойти!
Хотя внутренний голос и вопил что было мочи: «Заткнись! Немедленно дай согласие стать ее супругом! Плевать, что она тебе сестра! Да будь принцесса хоть даже и матерью твоей, закрой на это глаза! Слышишь, идиот?! Кому говорят?! Женись на этой сучонке и станешь королем!»
Я ничего не прибавил к сказанному.
Наступившую тишину нарушил Юстус, который изрек ледяным тоном:
— Невпопад, вам не хуже меня должно быть известно, что для рыцаря не существует слов «не могу»!
— Кроме как если рыцарю вдруг занеможется, — пропищал шут. — Или когда он не может себе что-то позволить. Что-нибудь этакое… недостойное звания… Мало ли…
— Умолкни наконец! — рявкнул король. Я прежде никогда не слыхал, чтобы его величество к кому-то обращался с таким гневом. Поднявшись с трона, он обратился ко мне: — Невпопад! Я многим тебе обязан, но и ты мне должен быть благодарен. За то хотя бы, что я не казнил тебя, как сделали бы на моем месте, многие из ныне здравствующих и почивших в бозе королей. Я же решил закрыть глаза на твои вольности… в отношении принцессы. Не советую тебе и дальше испытывать мое терпение. Это может весьма плачевно для тебя закончиться…
— Нисколько… в этом не сомневаюсь, — выдохнул я и взглянул на гобелен. И мне почудилось, что изображенный на нем герой, летящий верхом на фениксе — Тэсит, вне всякого сомнения, — ухмыляясь, сделал непристойный жест.
Энтипи вперила в меня непонимающий, трогательно-растерянный взор.
— Невпопад?..
Казалось, ее глазами на меня смотрела моя собственная душа. Да нет же, никакая она мне не кузина. Не дальняя родственница. С каждым мгновением я все тверже в этом убеждался. И повторил сдавленным шепотом:
— Я… не могу…
— Да как… ты… смеешь. — Никогда прежде его величество не позволял себе так явно выказывать свое раздражение, да нет, какое там — дикую ярость, которая его душила. Он застыл на месте, не пытаясь ко мне приблизиться, только кулаки сжал так, что аж костяшки побелели. Вероятно, понимал, что, стоит ему очутиться со мной рядом, и он не сможет удержаться, чтобы не задушить меня голыми руками. Я, поверьте, только приветствовал бы такую развязку. — Как ты смеешь вести себя подобным образом по отношению к принцессе? Ко всем нам?!
Энтипи попятилась от меня. Она покачивала головой, все еще не веря, что я мог вот так запросто от нее отказаться. Король сошел с помоста, но ко мне по-прежнему не приближался. Его аж трясло от гнева.
— Я тебя возвысил! Я так тебе доверял! Что же тебя не устраивает в моей дочери, доблестный сэр рыцарь?! Может, она для тебя недостаточно родовита, а, ублюдок, деревенщина?! Или не так хороша, как те шлюхи, с которыми ты якшался до того, как заявился в столицу?
Мне ни в коем случае нельзя было терять контроль над собой, уподобляясь его величеству. Это было бы недопустимо глупо и очень для меня опасно. Но, как вы догадываетесь, я закусил удила и перестал внимать доводам рассудка. И твердо произнес:
— Они по крайней мере были честными шлюхами.
Придворные испустили дружный вздох негодования и ужаса. Казалось, он вырвался из единой мощной глотки.
— Подумать только! — всплеснул руками его величество. — Ведь королева лично за тебя просила! Как она меня уговаривала не быть к тебе слишком суровым! Юная моя дочь тебе доверилась! Мы тебе предложили стать членом нашей семьи, стать одним из нас! И вот награда за наше великодушие! Да и можно ли было всерьез рассчитывать на что-то иное, на благодарность и признательность со стороны того, кто рожден и взращен в убожестве, среди подонков общества! Может ли он по достоинству оценить благородство духа и чистоту помыслов? Мы напрасно надеялись, что ты проникнешься благоговением к высокой морали, носителями которой мы являемся, не станешь пятнать позором имя моей дочери, принцессы крови, порождения монаршьих чресл! Значит, ты полагаешь, она недостойна тебя?!
Меня от слов короля бросило в жар. Не задумываясь о последствиях, я брякнул:
— Что?! Вы — носители высокой морали?! Да это попросту смешно!
— Ах вот, значит, как?! Тебе смешно?! Ты надругался над моей дочерью и теперь веселишься?!
Не помню, чтобы мне когда-нибудь прежде случалось до такой степени забыться, ведь даже собственная безопасность, собственная шкура в те минуты перестали что-либо для меня значить. Ярость, так долго копившаяся под спудом, затмила мой разум. Я намеревался высказать королевскому семейству и придворным все, что было у меня на сердце. Даже если король после этого самолично прикончит меня, что казалось более чем вероятным. Пускай зато услышит из моих уст правду. Правду о том замке, который он воздвиг на песке и который в ослеплении своем принимал за нерушимый оплот собственной власти. И я знал, с чего начну свою речь, каких иллюзий лишу его в первую очередь. Я расскажу ему, какова на самом деле «высокая мораль» его супруги и кем в действительности является «его» дочь. А после плавно перейду к обстоятельствам моего собственного появления на свет. Пусть Рунсибел узнает, на что способны его «доблестные рыцари». Вот тогда-то этот мир лжи и двуличия, в котором так уютно устроился наш монарх, развалится на мелкие кусочки.
— Ага, это самая смешная шутка, какую мне доводилось слышать! — дерзко ответил я. — Ваша дочь, говорите вы?! Ваша дочь, порождение ваших чресл?! И супруга вашего величества ее мать? Так вот, да будет вам известно, что королева…
И на этом я запнулся.
Потому как лицо королевы покрыла смертельная бледность.
Она догадалась, что я собирался сказать. И поняла, что мне каким-то образом удалось проникнуть в ее тайну. Она стала похожа на зверька, попавшего в капкан. Достаточно было одного взгляда на нее, чтобы догадаться — стоит мне сказать правду, и она не сможет, не найдет в себе сил оправдываться и отпираться. Во всем сознается, как на духу.
Но об этом я подумал как-то вскользь, мимоходом. Главным для меня в тот миг было другое. Взгляд королевы скользнул по собравшимся в зале. И остановился. При этом смотрела ее величество не на супруга, не на меня и не на принцессу.
Что было в ее положении совершенно естественно. В этой опасной, чреватой катастрофой ситуации, будучи застигнута врасплох, она инстинктивно обратила взор не на тех, от кого скрывала свою тайну.
А на того, с кем ее делила.
Мне даже голову не пришлось поворачивать, чтобы определить, на кого был обращен ее растерянный, исполненный смертного страха взор. Тот, на кого она смотрела, испуганно втянул голову в плечи. На лице его, которое казалось составленным из разрозненных, беспорядочно подобранных фрагментов, отобразился испуг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189
Слова слетели у меня с языка, как тяжелые камни. Казалось, они упали на мраморный пол с громким стуком и покатились в стороны… Но я сказал чистую правду! Не мог я на такое пойти!
Хотя внутренний голос и вопил что было мочи: «Заткнись! Немедленно дай согласие стать ее супругом! Плевать, что она тебе сестра! Да будь принцесса хоть даже и матерью твоей, закрой на это глаза! Слышишь, идиот?! Кому говорят?! Женись на этой сучонке и станешь королем!»
Я ничего не прибавил к сказанному.
Наступившую тишину нарушил Юстус, который изрек ледяным тоном:
— Невпопад, вам не хуже меня должно быть известно, что для рыцаря не существует слов «не могу»!
— Кроме как если рыцарю вдруг занеможется, — пропищал шут. — Или когда он не может себе что-то позволить. Что-нибудь этакое… недостойное звания… Мало ли…
— Умолкни наконец! — рявкнул король. Я прежде никогда не слыхал, чтобы его величество к кому-то обращался с таким гневом. Поднявшись с трона, он обратился ко мне: — Невпопад! Я многим тебе обязан, но и ты мне должен быть благодарен. За то хотя бы, что я не казнил тебя, как сделали бы на моем месте, многие из ныне здравствующих и почивших в бозе королей. Я же решил закрыть глаза на твои вольности… в отношении принцессы. Не советую тебе и дальше испытывать мое терпение. Это может весьма плачевно для тебя закончиться…
— Нисколько… в этом не сомневаюсь, — выдохнул я и взглянул на гобелен. И мне почудилось, что изображенный на нем герой, летящий верхом на фениксе — Тэсит, вне всякого сомнения, — ухмыляясь, сделал непристойный жест.
Энтипи вперила в меня непонимающий, трогательно-растерянный взор.
— Невпопад?..
Казалось, ее глазами на меня смотрела моя собственная душа. Да нет же, никакая она мне не кузина. Не дальняя родственница. С каждым мгновением я все тверже в этом убеждался. И повторил сдавленным шепотом:
— Я… не могу…
— Да как… ты… смеешь. — Никогда прежде его величество не позволял себе так явно выказывать свое раздражение, да нет, какое там — дикую ярость, которая его душила. Он застыл на месте, не пытаясь ко мне приблизиться, только кулаки сжал так, что аж костяшки побелели. Вероятно, понимал, что, стоит ему очутиться со мной рядом, и он не сможет удержаться, чтобы не задушить меня голыми руками. Я, поверьте, только приветствовал бы такую развязку. — Как ты смеешь вести себя подобным образом по отношению к принцессе? Ко всем нам?!
Энтипи попятилась от меня. Она покачивала головой, все еще не веря, что я мог вот так запросто от нее отказаться. Король сошел с помоста, но ко мне по-прежнему не приближался. Его аж трясло от гнева.
— Я тебя возвысил! Я так тебе доверял! Что же тебя не устраивает в моей дочери, доблестный сэр рыцарь?! Может, она для тебя недостаточно родовита, а, ублюдок, деревенщина?! Или не так хороша, как те шлюхи, с которыми ты якшался до того, как заявился в столицу?
Мне ни в коем случае нельзя было терять контроль над собой, уподобляясь его величеству. Это было бы недопустимо глупо и очень для меня опасно. Но, как вы догадываетесь, я закусил удила и перестал внимать доводам рассудка. И твердо произнес:
— Они по крайней мере были честными шлюхами.
Придворные испустили дружный вздох негодования и ужаса. Казалось, он вырвался из единой мощной глотки.
— Подумать только! — всплеснул руками его величество. — Ведь королева лично за тебя просила! Как она меня уговаривала не быть к тебе слишком суровым! Юная моя дочь тебе доверилась! Мы тебе предложили стать членом нашей семьи, стать одним из нас! И вот награда за наше великодушие! Да и можно ли было всерьез рассчитывать на что-то иное, на благодарность и признательность со стороны того, кто рожден и взращен в убожестве, среди подонков общества! Может ли он по достоинству оценить благородство духа и чистоту помыслов? Мы напрасно надеялись, что ты проникнешься благоговением к высокой морали, носителями которой мы являемся, не станешь пятнать позором имя моей дочери, принцессы крови, порождения монаршьих чресл! Значит, ты полагаешь, она недостойна тебя?!
Меня от слов короля бросило в жар. Не задумываясь о последствиях, я брякнул:
— Что?! Вы — носители высокой морали?! Да это попросту смешно!
— Ах вот, значит, как?! Тебе смешно?! Ты надругался над моей дочерью и теперь веселишься?!
Не помню, чтобы мне когда-нибудь прежде случалось до такой степени забыться, ведь даже собственная безопасность, собственная шкура в те минуты перестали что-либо для меня значить. Ярость, так долго копившаяся под спудом, затмила мой разум. Я намеревался высказать королевскому семейству и придворным все, что было у меня на сердце. Даже если король после этого самолично прикончит меня, что казалось более чем вероятным. Пускай зато услышит из моих уст правду. Правду о том замке, который он воздвиг на песке и который в ослеплении своем принимал за нерушимый оплот собственной власти. И я знал, с чего начну свою речь, каких иллюзий лишу его в первую очередь. Я расскажу ему, какова на самом деле «высокая мораль» его супруги и кем в действительности является «его» дочь. А после плавно перейду к обстоятельствам моего собственного появления на свет. Пусть Рунсибел узнает, на что способны его «доблестные рыцари». Вот тогда-то этот мир лжи и двуличия, в котором так уютно устроился наш монарх, развалится на мелкие кусочки.
— Ага, это самая смешная шутка, какую мне доводилось слышать! — дерзко ответил я. — Ваша дочь, говорите вы?! Ваша дочь, порождение ваших чресл?! И супруга вашего величества ее мать? Так вот, да будет вам известно, что королева…
И на этом я запнулся.
Потому как лицо королевы покрыла смертельная бледность.
Она догадалась, что я собирался сказать. И поняла, что мне каким-то образом удалось проникнуть в ее тайну. Она стала похожа на зверька, попавшего в капкан. Достаточно было одного взгляда на нее, чтобы догадаться — стоит мне сказать правду, и она не сможет, не найдет в себе сил оправдываться и отпираться. Во всем сознается, как на духу.
Но об этом я подумал как-то вскользь, мимоходом. Главным для меня в тот миг было другое. Взгляд королевы скользнул по собравшимся в зале. И остановился. При этом смотрела ее величество не на супруга, не на меня и не на принцессу.
Что было в ее положении совершенно естественно. В этой опасной, чреватой катастрофой ситуации, будучи застигнута врасплох, она инстинктивно обратила взор не на тех, от кого скрывала свою тайну.
А на того, с кем ее делила.
Мне даже голову не пришлось поворачивать, чтобы определить, на кого был обращен ее растерянный, исполненный смертного страха взор. Тот, на кого она смотрела, испуганно втянул голову в плечи. На лице его, которое казалось составленным из разрозненных, беспорядочно подобранных фрагментов, отобразился испуг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189