Но однажды произошло следующее: целая стая гарпий, пребывавших в состоянии любовного томления, приземлилась в колонии прокаженных. К этому времени жажда соединиться с существами мужского пола достигла у этих тварей наивысшего накала, так что о какой-либо разборчивости с их стороны даже и речи быть не могло. У прокаженных насчет личной жизни тоже, как вы догадываетесь, дела обстояли неважно. К тому же многие из них полностью утратили зрение. Так что, услыхав женские голоса, пускай и несколько странные, высоковатые на их вкус и слишком пронзительные, прокаженные тем не менее восприняли это вторжение с большим энтузиазмом. Сочли чуть ли не милостью Божьей.
Разумеется, некоторых из своих изувеченных проказой половых партнеров гарпии тотчас же после совокупления сожрали, но остальным, уцелевшим, было потом о чем вспомнить…
Что же до чудовищ, те после столь плодотворной экскурсии возвратились в свои гнезда, где долгие десятилетия до этого влачили одинокое, безрадостное существование, и в положенное время разрешились детенышами. Однако новорожденные оказались совсем не такими, какими их в течение долгожданной беременности представляли будущие мамаши. Все до единого маленькие уродцы обладали неоспоримыми признаками принадлежности к мужскому полу! Возмущенные гарпии, каждая из которых мечтала произвести на свет точное свое подобие, не стали их умерщвлять, это противоречило строгим внутристайным правилам, они просто покинули свои гнезда, чем обрекли младенцев-сыновей, казалось бы, на верную гибель.
Но те выжили!
Долгое время в существование этих гибридов мало кто верил по-настоящему. Ходили слухи, что их встречали то в одном, то в другом глухом лесу нашего королевства, то посреди пустоши или на болоте — группами и поодиночке. Но никто эти россказни всерьез не принимал. Все те, кто утверждал, что сталкивался с ними, сходились в одном — свирепостью эти создания могли бы сравниться со своими омерзительными мамашами, однако в отличие от последних они обладали нежными, мелодичными голосами и увлекались пением, которому аккомпанировали на самодельных музыкальных инструментах. Именно пением они завлекали в глухие участки леса тех, кем желали закусить.
Ввиду принадлежности этих существ к мужскому полу им дали название гарпов, прибавляя к этому странноватому слову определение «ублюдочные», что указывало на их смешанное происхождение. Эта характеристика оказалась на удивление точной. Я знаю, о чем говорю. Потому что именно эти твари напали на наш отряд. Жуткое, скажу я вам, было зрелище, когда они начали спускаться с деревьев, кружась в воздухе, словно скользили по невидимой спирали. Все как один — карликового роста, футов трех или около того, нижняя часть туловищ топорщилась у них перьями, а ступни им заменяли птичьи лапы, увенчанные когтями, судя по виду — острыми как бритвы. Выше пояса эти уродцы во многом походили на людей, во всяком случае руки, плечи и головы были у них почти как человеческие, только красные горящие глаза скорей напоминали птичьи, торчащие во все стороны волосы выдавали их принадлежность более к звериному, чем к людскому сообществу, а еще за спиной у каждого виднелось по паре небольших крыльев. Последние вряд ли годились для дальних перелетов, сомневаюсь также, чтобы при их помощи ублюдки-гарпы могли взмывать высоко в небо, но спланировать на них с верхушек деревьев на землю было этим гадам вполне под силу. Именно это они теперь и проделывали.
Меня они сперва не заметили, поскольку я, повторюсь, оказался надежно укрыт лошадиным трупом, и набросились на рыцарей и оруженосцев.
— Сомкнуть ряды! — скомандовал сэр Умбреж, видя, что обстрел отряда прекратился и неприятель перешел к лобовой атаке.
Если вид противника его и ошеломил, как, к примеру, меня, то старик ничем этого не выказал. Воины обнажили мечи и попытались предпринять контратаку. Но гарпы оказались слишком проворны, чему в немалой степени способствовала их миниатюрность. Они отскакивали от нападавших, с ловкостью обезьян уворачиваясь от ударов, раскатывались по сторонам кубарем, взлетали вверх, как тряпичные мячи, и тотчас же спускались, подныривали под лошадиные животы, чем пугали и без того полу обезумевших от страха животных, заставляя их бестолково бросаться из стороны в сторону.
Рыцари, как пешие, так и конные, привыкли иметь дело с противником одинакового с ними роста. Теперь же у них практически не было возможности отбить атаку ублюдочных карликов, нацеленную в основном на лошадей. В мучительных попытках освободиться от злобных тварей с их острыми когтями, несчастные кони брыкались, вставали на дыбы и метались по сторонам, пока все рыцари не оказались выбитыми из седел. Теперь они были вынуждены продолжать бой пешими.
Но доспехи затрудняли их движения, делая их малоповоротливыми и неуклюжими, тогда как ублюдки гарпы перемещались во всех направлениях с пугающим проворством и удивительной ловкостью.
Высоко над собой я услыхал мелодичный голос, который что-то ласково напевал. Я в ужасе задрал голову. Прямо на меня с дерева спускался ублюдок гарп. Его уродливое личико так и сияло от счастья, пальцы на своих нижних конечностях он растопырил, и острые когти устрашающе торчали в разные стороны. Он наверняка предвкушал легкую победу надо мной, видя, что я обездвижен и безоружен. Мой посох показался ему всего лишь деревяшкой, которая не могла представлять для него никакой угрозы. Я постарался взять себя в руки, не поддаваться панике. Это мне не очень-то удалось: из груди уже готов был вырваться вопль ужаса — так безобразен и устрашающ был вид этой злобной твари. Я закусил губу, чтобы не завопить, и стал с видом обреченной жертвы ждать, пока гарп спустится достаточно низко… Вот он уже едва не оседлал меня, вот и пасть раскрыл, испустив торжествующий клекот, и лицо мое обдало такой жуткой вонью, что к горлу подступила тошнота. Я нажал кнопку и одновременно изо всех сил ткнул проклятого уродца острием посоха.
Лезвие вонзилось ему в самую середину груди.
На морде чудовища появилось выражение боли и изумления. Гарп не ожидал, что моя деревяшка умеет так кусаться! Что ж, пусть мамаши у этих ублюдков и бессмертны, зато отцы — обыкновенные человеческие существа. Это позволяло надеяться, что гарп, которого я ранил и который теперь истекал кровью, струившейся по древку посоха, сию минуту издохнет на моих глазах.
Я никогда еще в своей жизни никого не убил и, наверное, должен был бы теперь почувствовать что-то особенное — ну, к примеру, радостное волнение, или раскаяние, или тоскливое замешательство, или хотя бы легкую грусть. Но поверьте, ничего подобного я не ощутил, слишком был напуган.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189