— Мы живем вместе с Асеином-ата.
Садак с женой обменялись быстрым понимающим взглядом, но ни тот, ни другая больше ни о чем не спросили. Да и что спрашивать? Дело человеческое. Старуха теща дряхлая, у Асеина сын еще не взрослый. Хоть бы жили среди людей, а то на отшибе. Должен кто-то хозяйство вести. Да и Мээркан куда податься? Осталась после смерти мужа одна как перст, некому защитить ни ее, ни мальчика. Асеин — человек порядочный, уважаемый. Вроде бы все как надо получилось, только бы Казату не было тяжело. Мачеха она и есть мачеха, тем более у нее свой сын есть...
— Казат, наверное, совсем большой? — спросил Садак.— Где он?
Асеин, глядя, как горит в очаге огонь, поднял брови:
— Где ему быть, дома. Он у нас парень простой, от работы не бегает. Помогает и дома, и в поле, дело всегда найдется.
И снова хозяева переглянулись: вон оно как! Бедняга... Была бы жива родная мать, уж наверное приехал бы вместе с отцом сюда. А теперь вот вместо него чужой явился. Неладно, неладно! Да и старик выглядит неважно, ссутулился, отощал, одна борода и осталась. Раньше-то он эка был здоров — не человек, а прямо гора.
Асеин, конечно, и представления не имел, о чем размышляют хозяева.
— Где ваши озорники, что-то я их не вижу? — спросил он.
1 Д ж е н е — старшая по возрасту родственница или свойственница.
— Прибежали соседские ребятишки, позвали их с собой чеснок собирать,— отвечал Садак.
— На Кёк-Куль?— так и вспыхнул Кутуйан.
— Нет, милый. Там чеснок еще не поспел, они спустились пониже, к предгорью поближе.
— Время-то позднее... не страшно?— забеспокоился Асеин.
— Не-ет, ничего с ними не случится, по крайности у тех ребят заночуют, они в той стороне живут.
Асеин покивал головой:
— Понятно, понятно.
Хозяйка все хлопотала, готовила угощение. Чай уже убрали, мужчины уселись поудобнее, вытянули ноги и принялись обстоятельно беседовать. Как говорил Садак, все последние дни у Саты-бия народ толокся густо. Давеча приезжали канаевские — так, по имени манапа Каная, называли не только членов его семьи, но и весь род, обитавший при нем. О чем там шли разговоры, точно неизвестно, слышно только, что Байтик вроде бы пригласил в гости Ракматылду, бека-управителя Бишкека. Уже отобрали годовалых жеребят на убой, не говоря уже о мелкой живности, которую будут резать без счета. О чем Байтик старается, никто не знает. Приказал — и точка. Вот все от мала до велика и крутятся по его приказу. Если кто и знает, в чем дело, то, может, его двоюродный брат Узбек, Джангарач-манап да хан Джантай. Ну и толкуют кто во что горазд. Многие считают, что Байтик чего-то для себя добивается, иначе не стал бы он так стараться. Новый хан, новый бек, с ними надо по-новому. Политика, а какая — попробуй разберись. Но какая бы ни была, все равно для простых людей добром это не кончится: как говорится, два верблюда сшиблись, а муха между ними попала, тут ей и конец пришел.
Наутро, совершив намаз1, Асеин прохаживался туда-сюда возле юрты. Скот уже выгнали на пастбище, утро разгоралось, люди занимались своими делами. Юрта Саты-бия стояла выше всех прочих, как и полагается. Асеину хотелось поскорее встретиться с бием, но идти к нему он не решался.
...Женщины суетились возле очагов, над которыми тянулся вверх голубовато-сизый дым; джигиты пригнали табун кобыл, привязывали жеребят к натянутой между двумя столбами веревке, покрикивая на самых бойких, которые старались
1 Намаз — мусульманский молитвенный обряд, совершается пять раз в сутки.
убежать к матерям — пососать молока... А хорошо на джай- лоо весной, просто не налюбуешься!
Из-за гребня показались несколько верховых. Спешились они возле юрты Саты-бия. Асеин досадовал: принесло же их не ко времени! Как ему теперь быть? Идти или еще подождать? Хуже всего было то, что он не знал, был ли уже здесь Санджар и с чем уехал.
Пока он так раздумывал, из юрты, протирая глаза, вышел Кутуйан. Обычно он вставал рано, однако нынче проспал дольше обычного: устал вчера в дороге, на коне давно не ездил. Да и дорога трудная, каменистая, неровная.
— Кукентай,— окликнул его Асеин. — Ты уже встал? Ну, беги к речке, умойся.
Они вместе спустились к берегу. Речка была невелика и неглубока. Заросли кудрявой мяты и купыря теснились к самой воде, прозрачной, искристой и неторопливой. Речка струилась среди обросших водорослями камней. Ее ласковое журчание вызвало у Кутуйана улыбку, но вот он поднял глаза — и словно сильным ветром ударило ему в грудь, перехватило дыхание, ошеломило: такой величавой громадой подымались прямо перед ним высокие скалистые горы. Кутуйан стоял и смотрел, лицо его было неподвижно, только ноздри раздувались.
Асеин сделал вид, что ничего не заметил. Сдвинув калпак на затылок, он наклонился к воде, набрал ее в обе горсти и напился. Кутуйан встрепенулся и, тоже зачерпнув ладонями воду, сначала ополоснул лицо, потом напился, как и Асеин.
— Какая вкусная вода, правда, Асеин-ата? В Кенеке она замечательная. Течет прямо из Кёк-Куля.
— Да, это верно...
— Мы будем ездить туда, Асеин-ата?
Асеин вытер мальчику лицо концом своего широкого пояса и ответил ласково:
— Будем, мой хороший...
Но сказал он это лишь для того, чтобы успокоить мальчика.
Тем временем из юрты Саты-бия начали выходить люди. Один за другим они поднимались на ближайший к юрте широкий уступ. Народу оказалось немало, человек тридцать. Следом за гостями шли прислуживающие им молодухи и джигиты.
Асеин подумал было, что теперь самое время подойти, но почему-то снова удержал себя и опять принялся прохаживаться туда-сюда вместе с Кутуйаном. Спустя некоторое
время — то ли сам Саты-бий его заметил, то ли ему сообщили о приезде Асеина — подбежал к старику бойкий, развязный джигит.
— Тебя Сатыке велел позвать,— даже не поздоровавшись, объявил он.
— Велел позвать?— почему-то испугался Асеин.
— Да. Ну, иди же, иди!
Взяв Кутуйана за руку, Асеин пошел следом за джигитом. По пути суетливо поправил шапку, воротник. Поздоровался, но даже не заметил, откликнулся ли кто на его приветствие. Остановился с нерешительным и растерянно-вопросительным выражением на лице: звали меня или как?
Саты-бий сидел на почетном месте. Как-никак здесь он хозяин, его владения. Рядом с ним устроился Бай, нарядный, как всегда. Были здесь и другие в отороченных черным бархатом калпаках, Асеин почти никого не знал.
Саты-бий поднял голову:
— Проходи, Асеин, садись.
Асеин ушам своим не поверил. Что это Саты-бий, шутит? Высмеивает его? Старик не знал, как себя вести.
Саты-бий повернул голову влево.
— Бог ты мой, да освободите место аксакалу.
В это время Кутуйан слегка выступил вперед и поздоровался.
Все повернулись к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77