Спорить не приходилось. Саты- бий преданно вытаращил глаза.
— Слушаюсь, батыр! Все будет исполнено, как вы приказали. Не беспокойтесь,— заверил он Байтика и вышел.
Вернувшись в аил, Саты-бий в тот же день к вечеру собрал у себя аксакалов из аилов кунту. К Базаркулу никого не посылал. Не посылал и к Азамату, с которым у него теперь были прохладные отношения.
Очень скоро прибыли Бай, Тойчубек, Маке-бай из Дон- Сан. Даже аксакала джатаков Санджара кликнули — иначе нельзя, поскольку нужны девять вьюков зерна, а это ох какое непростое дело. Восемнадцать больших мешков.
День выдался теплый, даже жаркий, уселись поэтому не и юрте, а неподалеку от юрты на лужайке. Саты-бий долго не тянул, сразу перешел к сути дела. Он красочно и пышно описал поездку Байтика к Белому царю, потом разъяснил, какая это высокая честь для киргизов и, в частности, для них, кунту. Честь и счастье, которым они обязаны духу
предков. Об этом великом событии станут передавать рассказы из поколения в поколение.
— Байтик-батыр не посрамил нас,— продолжал Саты- бий.— Нам он оказал уважение, три дня гостили мы у него, насыщались изысканной пищей, слушали удивительные речи. Вы только представьте себе, где он, Бетербурк! Священная Мекка, да будет благословенно ее имя, гораздо ближе. В Бетербурк нужно ехать на огненной арбе... Только для этого сколько надо смелости, сколько сил! Не зря Белый царь выбрал для этой цели нашего батыра, он знал его силу...
Кто-то из сидевших подальше от Саты-бия шепнул соседу:
— Что это у него прямо мед изо рта каплет?
Сосед, не обернувшись:
— Тебе это дивно? На то он Саты-бий. Как видно, батыр хорошо его покормил.
Следом за этими двумя начали переговариваться и другие. Саты-бий сообразил, что пора переходить к самому главному, и, провозгласив Байтику громогласную благодарность, которая была подхвачена остальными, приступил к цели. Вначале он все ходил вокруг да около, но его скоро остановил нетерпеливый Маке-бай:
— Хватит тебе, Саты-бий, плести сеть вокруг перепелки, любишь ты крутить! Говори прямо, что мы должны сделать.
Сидевший с ним рядом Тойчубек вытянул вперед одну ногу.
— Больно ты прыткий, Маке, все тебе прямо! Прямо-то надо бы говорить о лошадях да о денежках, а?
Саты-бий круто повернулся к нему.
— Шутка шуткой, Тойчуке,— сказал он, с трудом сдерживая злость,— но достоинство надо уметь поддерживать. В нем вся суть, забывать о том нельзя. Наше посильное даяние для того и предназначено, чтобы оказать уважение батыру и себя не уронить. Ему всего хватает, мы только выразидо наше почтение. Насколько нам по силам. Я вот думаю, что для нас, киргизов, священны обычаи предков. Они, предки наши, священным числом считали девятку, так и нам надлежит. Всего по девяти.
Вначале его не поняли.
— Что значит по девяти?
Саты-бий тотчас разрешил сомнения: девять коней, девять десятирублевых бумажек, девять верблюжьих вьюков зерна.
— Ну, что вы на это скажете? — заключил он.
Ответом ему было унылое молчание. Такого не ждали. Самое большее... ну, сивый конь под седлом и со всей сбруей, а к этому еще лисья или волчья шуба — примерно так они полагали.
Самым скупым из них был Маке-бай. Он и заговорил первым:
— Только и всего, Саты-бий?
— Тебе это кажется обременительным? — резко бросил Саты-бий.— По доброй воле — кто хочет, участвует, а кто не хочет...
— Я даю коня и одну десятку,— перебил его Бай.
— Я тоже,— присоединился к нему Тойчубек.
Мало-помалу с конями и деньгами разобрались, вопрос
был решен. Саты-бий окинул всех довольным взглядом.
— Хорошо-о,— протянул он.— Ну а зерно, как быть с зерном?
И снова Маке:
— Зерно... с ним дело потяжелее. Время, пойми ты, неподходящее. Может, обойдемся без него?
— Да,— поддержали его.— До осени еще долго, не справиться нам, Маке прав.
— Да, да, так и следует.
— Ти-хо! — раздельно и властно выговорил Саты-бий.— Вы что, дети малые? Не галдите. Мы согласились на большее, неужели отступать из-за каких-то двадцати мешков, даже меньше? Слава богу, нас немало. Как-нибудь соберем. Санджар, ну-ка, вы чего там молчите? Или вам нет никакого дела до чести? Я согласен освободить вас от уплаты денег, скота у вас мало, но зерно-то, зерно... Сколько мешков дадите?
Сары опередил ответ Санджара:
— Опять мешков! Прошлый год вон что вышло. Мы...
— Тебе кто давал слово? — грозно нахмурился Саты- бий.— Сиди и молчи.
Сары почесал в затылке и умолк.
— Ну, Санджар, давай говори.— Саты-бий уставился на старика.— За тобой слово.
Санджар скосил глаза на примолкшего Сары, потом ответил:
— Сатыке, ваш младший брат только что напомнил, что у нас забрали весь прошлогодний урожай. Зерна у нас мало, только-только на прокорм. Не остаться бы с пустыми руками. Мы, стало быть, не можем присоединиться.
— Так ведь вы зерно на базар возите, — сказал Саты- бий, и немало яду было в его голосе.— Наживаетесь.
— Какая там нажива, Сатыке! Надо детям одежонку справить, чаю-сахару купить.
— А плуг? Ты, говорят, тоже приобрел железный плуг, глядя на Асеина. У вас есть и телеги, и тягло. Разве это не нажива?
— Да ведь джатаку без этого ни посеять, ни убрать. Как же иначе?
Саты-бий некоторое время молча сверлил Санджара взглядом.
— Не годится нарушать общее согласие,— заявил он наконец.— Ты человек неглупый, как же так можно?
— Но как быть... надо входить в положение, разве нет?
Саты-бий озлился.
— Ну и ну! А еще уважаемый аксакал... Глядя на вас, заупрямятся и остальные. Мне нет дела до вашего положения. Или совесть только для нас, а для вас она необязательна? Мы же договорились! Значит, вы должны отдать зерно, которое с вас причитается.
Санджар ошарашено молчал, но не успел он собраться с мыслями, как поднялся шум в заднем ряду:
— Если нету его, где же взять, из-под земли, что ли?
— Это добровольное приношение или налог?
Саты-бий вскочил и замахал руками:
— Хватит вам! Довольно! Вы народ или сборище разгильдяев? Понимать надо.
Его, однако, не слушали и вопили кто во что горазд. Поднялась дикая неразбериха. Вдруг из толпы выскочил Кутуйан в калпаке и новой безрукавке. Саты-бий тотчас узнал его, ругнулся про себя, но вслух ничего не сказал.
— Родичи! — крикнул он звучно и даже как-то басовито.— Наберитесь терпения.
Шум начал стихать, и скоро стало тихо. Многие не знали Кутуйана. Санджар тихомолком улыбался себе в бороду, ожидая, что будет дальше. Маке-бай и Тойчубек слыхали от людей, что сын пастуха Ормона вырос бойким и сообразительным парнем, но до сих пор еще его не видели и в лицо, стало быть, не знали; им было любопытно, да и не только им — все, кто тут был, глаз не сводили с Кутуйана. Бай то и дело косил глазом на Саты-бия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— Слушаюсь, батыр! Все будет исполнено, как вы приказали. Не беспокойтесь,— заверил он Байтика и вышел.
Вернувшись в аил, Саты-бий в тот же день к вечеру собрал у себя аксакалов из аилов кунту. К Базаркулу никого не посылал. Не посылал и к Азамату, с которым у него теперь были прохладные отношения.
Очень скоро прибыли Бай, Тойчубек, Маке-бай из Дон- Сан. Даже аксакала джатаков Санджара кликнули — иначе нельзя, поскольку нужны девять вьюков зерна, а это ох какое непростое дело. Восемнадцать больших мешков.
День выдался теплый, даже жаркий, уселись поэтому не и юрте, а неподалеку от юрты на лужайке. Саты-бий долго не тянул, сразу перешел к сути дела. Он красочно и пышно описал поездку Байтика к Белому царю, потом разъяснил, какая это высокая честь для киргизов и, в частности, для них, кунту. Честь и счастье, которым они обязаны духу
предков. Об этом великом событии станут передавать рассказы из поколения в поколение.
— Байтик-батыр не посрамил нас,— продолжал Саты- бий.— Нам он оказал уважение, три дня гостили мы у него, насыщались изысканной пищей, слушали удивительные речи. Вы только представьте себе, где он, Бетербурк! Священная Мекка, да будет благословенно ее имя, гораздо ближе. В Бетербурк нужно ехать на огненной арбе... Только для этого сколько надо смелости, сколько сил! Не зря Белый царь выбрал для этой цели нашего батыра, он знал его силу...
Кто-то из сидевших подальше от Саты-бия шепнул соседу:
— Что это у него прямо мед изо рта каплет?
Сосед, не обернувшись:
— Тебе это дивно? На то он Саты-бий. Как видно, батыр хорошо его покормил.
Следом за этими двумя начали переговариваться и другие. Саты-бий сообразил, что пора переходить к самому главному, и, провозгласив Байтику громогласную благодарность, которая была подхвачена остальными, приступил к цели. Вначале он все ходил вокруг да около, но его скоро остановил нетерпеливый Маке-бай:
— Хватит тебе, Саты-бий, плести сеть вокруг перепелки, любишь ты крутить! Говори прямо, что мы должны сделать.
Сидевший с ним рядом Тойчубек вытянул вперед одну ногу.
— Больно ты прыткий, Маке, все тебе прямо! Прямо-то надо бы говорить о лошадях да о денежках, а?
Саты-бий круто повернулся к нему.
— Шутка шуткой, Тойчуке,— сказал он, с трудом сдерживая злость,— но достоинство надо уметь поддерживать. В нем вся суть, забывать о том нельзя. Наше посильное даяние для того и предназначено, чтобы оказать уважение батыру и себя не уронить. Ему всего хватает, мы только выразидо наше почтение. Насколько нам по силам. Я вот думаю, что для нас, киргизов, священны обычаи предков. Они, предки наши, священным числом считали девятку, так и нам надлежит. Всего по девяти.
Вначале его не поняли.
— Что значит по девяти?
Саты-бий тотчас разрешил сомнения: девять коней, девять десятирублевых бумажек, девять верблюжьих вьюков зерна.
— Ну, что вы на это скажете? — заключил он.
Ответом ему было унылое молчание. Такого не ждали. Самое большее... ну, сивый конь под седлом и со всей сбруей, а к этому еще лисья или волчья шуба — примерно так они полагали.
Самым скупым из них был Маке-бай. Он и заговорил первым:
— Только и всего, Саты-бий?
— Тебе это кажется обременительным? — резко бросил Саты-бий.— По доброй воле — кто хочет, участвует, а кто не хочет...
— Я даю коня и одну десятку,— перебил его Бай.
— Я тоже,— присоединился к нему Тойчубек.
Мало-помалу с конями и деньгами разобрались, вопрос
был решен. Саты-бий окинул всех довольным взглядом.
— Хорошо-о,— протянул он.— Ну а зерно, как быть с зерном?
И снова Маке:
— Зерно... с ним дело потяжелее. Время, пойми ты, неподходящее. Может, обойдемся без него?
— Да,— поддержали его.— До осени еще долго, не справиться нам, Маке прав.
— Да, да, так и следует.
— Ти-хо! — раздельно и властно выговорил Саты-бий.— Вы что, дети малые? Не галдите. Мы согласились на большее, неужели отступать из-за каких-то двадцати мешков, даже меньше? Слава богу, нас немало. Как-нибудь соберем. Санджар, ну-ка, вы чего там молчите? Или вам нет никакого дела до чести? Я согласен освободить вас от уплаты денег, скота у вас мало, но зерно-то, зерно... Сколько мешков дадите?
Сары опередил ответ Санджара:
— Опять мешков! Прошлый год вон что вышло. Мы...
— Тебе кто давал слово? — грозно нахмурился Саты- бий.— Сиди и молчи.
Сары почесал в затылке и умолк.
— Ну, Санджар, давай говори.— Саты-бий уставился на старика.— За тобой слово.
Санджар скосил глаза на примолкшего Сары, потом ответил:
— Сатыке, ваш младший брат только что напомнил, что у нас забрали весь прошлогодний урожай. Зерна у нас мало, только-только на прокорм. Не остаться бы с пустыми руками. Мы, стало быть, не можем присоединиться.
— Так ведь вы зерно на базар возите, — сказал Саты- бий, и немало яду было в его голосе.— Наживаетесь.
— Какая там нажива, Сатыке! Надо детям одежонку справить, чаю-сахару купить.
— А плуг? Ты, говорят, тоже приобрел железный плуг, глядя на Асеина. У вас есть и телеги, и тягло. Разве это не нажива?
— Да ведь джатаку без этого ни посеять, ни убрать. Как же иначе?
Саты-бий некоторое время молча сверлил Санджара взглядом.
— Не годится нарушать общее согласие,— заявил он наконец.— Ты человек неглупый, как же так можно?
— Но как быть... надо входить в положение, разве нет?
Саты-бий озлился.
— Ну и ну! А еще уважаемый аксакал... Глядя на вас, заупрямятся и остальные. Мне нет дела до вашего положения. Или совесть только для нас, а для вас она необязательна? Мы же договорились! Значит, вы должны отдать зерно, которое с вас причитается.
Санджар ошарашено молчал, но не успел он собраться с мыслями, как поднялся шум в заднем ряду:
— Если нету его, где же взять, из-под земли, что ли?
— Это добровольное приношение или налог?
Саты-бий вскочил и замахал руками:
— Хватит вам! Довольно! Вы народ или сборище разгильдяев? Понимать надо.
Его, однако, не слушали и вопили кто во что горазд. Поднялась дикая неразбериха. Вдруг из толпы выскочил Кутуйан в калпаке и новой безрукавке. Саты-бий тотчас узнал его, ругнулся про себя, но вслух ничего не сказал.
— Родичи! — крикнул он звучно и даже как-то басовито.— Наберитесь терпения.
Шум начал стихать, и скоро стало тихо. Многие не знали Кутуйана. Санджар тихомолком улыбался себе в бороду, ожидая, что будет дальше. Маке-бай и Тойчубек слыхали от людей, что сын пастуха Ормона вырос бойким и сообразительным парнем, но до сих пор еще его не видели и в лицо, стало быть, не знали; им было любопытно, да и не только им — все, кто тут был, глаз не сводили с Кутуйана. Бай то и дело косил глазом на Саты-бия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77