Главное, ты нашел своих, свой аил.
Он погладил бороду, и Кутуйан подумал, что за время их разлуки борода у старика стала совсем белой.
— Завтра у нас пятница,— продолжал Санджар.— Все аилы кунту собираются, чтобы принести благодарственную жертву. Без этого нельзя. Давайте-ка ложиться, ехать-то в Ден-Сай, это не близко. Встанем пораньше, чтобы вовремя успеть.
Назавтра Кутуйан поднялся вместе с солнцем, вышел. Серый пасся у заброшенного арыка, а Санджарова коня что-то не видать. А, вон он, поднялся по лощине наверх.
Кутуйан огляделся. Пустые поля, покрытые пожухлой высохшей травой горные склоны, серые юрты аила. Все это дорого и близко ему, Кутуйану. Подставив лицо ветру с гор, он благодарил судьбу за то, что довелось вновь увидеть и юрты эти, которые стоят теперь куда реже, чем в былые времена, и горы, и поля.
Немного погодя спустился к нему Санджар, ведя в поводу своего коня. Кутуйан взял за повод Серого, и они со стариком двинулись к юрте. Санджар вчера и не заметил, что Кутуйан на голову перерос его. Порадовался в душе: «Какой стал-то, совсем взрослый, тьфу-тьфу, не сглазить!»
Вчера старик и на Серого не обратил внимания. Теперь, когда Кутуйан привязывал коня к веревке, опоясывающей юрту, спросил:
— Этого самого коня тебе подарила Бегаим?
— Да.— Кутуйан не ожидал вопроса, и при звуке имени Бегаим заволновался.— Вчера я как-то не решился... Скажите, ничего о ней не слышно?
— Какое там! Как сквозь землю провалилась.
Санджар ушел в юрту и почему-то задержался. Кутуйан
с матерью тем временем развязывали тюки с частями своей юрты — войлоками, жердями и прочим. Немного погодя Санджар окликнул Кутуйана:
— Поди сюда, милый, да поживей!
Кутуйан подбежал и широко раскрыл глаза: седло!
Не только седло, но и вся сбруя для верховой лошади, причем украшенная серебром и новехонькая. Вокруг Санджа-
ра и Кутуйана собрались все — и Умсунай, и Мээркан, и Акылай с детьми. Санджар положил седло и сбрую перед Кутуйаном.
— Ты ведь не знал, сынок, что мы с Кыдыке дружили с детских лет. Он был знаменитый борец. Много ездил повсюду, зарабатывая на Жизнь. Я тебе еще покажу огромный камень, который он своими руками поднял на моем поле. Это седло и сбрую он получил вместе со скакуном как награду победителю на последнем состязании, в котором участвовал. Его вдова подарила их мне: возьми, говорит, в память о покойном, ты о нем молился и молишься, ты был его лучшим другом. Ну а я дарю тебе, и со значением дарю: да перейдет на тебя слава богатыря Кыдыке и да поддержит тебя его дух на жизненном пути. Будь счастлив и разумен, будь сыном своего народа, как Кыдык-балбан! — И Санджар молитвенно развел ладони.— Аминь.
Следом за ним эти слова повторили и остальные.
— Спасибо, ата.— Кутуйан подошел к Санджару и взял его руки в свои.— Спасибо и за подарок, и за отеческое наставление. Приложу все силы, чтобы стать достойным ваших слов. Спасибо.
В аиле все готовы были к отъезду, а кое-кто уже двинулся в путь.
— Вы поезжайте с теми людьми, Санджар-ата.
— А ты?
— Поставим юрту, поднимем тундюк, тогда и я отправлюсь.
Ден-Сай. Народу уйма. Над вытянувшимися в длинный ряд земляными очагами поднимались дымовые столбы, и смотреть на них было занятно и приятно. Как того требовал обряд, установили семь белых юрт в память о семи предках н л смени кунту и в знак того, что племя вернулось на родину.
У Кутуйана при виде всего этого глаза разгорелись и улыбка шире раздвинула губы. Он ехал радостный: его Серый оказался иноходцем и на бегу плавно покачивал хозяина в седле. На голове у Кутуйана белый калпак с кисточкой, одет он в новую, недавно сшитую матерью безрукавку, обут и сапоги.
Базаркул сидел на высоком пригорке, вокруг Базаркула расположилась знать.
Кутуйана заметили еще издали. Вскоре он на своем иночодце начал подыматься на пригорок.
«Кто это? — спрашивал себя Базаркул, глядя на него.— Вроде не из наших... Канаевский? Но канаевские в одиночку не ездят».
Кутуйан спешился поодаль, бросил поводья одному из джигитов у коновязи и направился прямо к тому месту, где восеедала знать.
— Кто это? — уже вслух спросил Базаркул.
Санджар, который сидел среди других стариков неподалеку от Базаркула и его окружения, приподнялся.
— Базаке, это Кутуйан, который еще мальчуганом приезжал к вам вместе со мной и мельником Асеином, помните? — сказал он.
— Кутуйан? — удивился Базаркул, но прежде чем он произнес еще хоть слово, Кутуйан, прижав к сердцу руку, в которой держал камчу, поклонился:
— Ассалам алейкум, отцы! Да будет благословенна приносимая вами сегодня жертва.
Гул приветствий был ему ответом. И старики, и те, кто помоложе, разглядывали его с откровенным любопытством. Вид его понравился: стройный, с матово-смуглым лицом, опрятно, хоть и не богато одетый. Говор смолк, все ждали, что скажет Кутуйан. А он как ни в чем не бывало прошел к почетному месту и протянул руку Базаркулу.
— Здравствуйте, с добрым возвращением вас, Базаке.
— Слава богу,— растягивая слова, отвечал Базаркул, как видно только теперь что-то вспомнив.— А-а, сын мой, это ты? Ну, как поживаешь, как дела?
— И хорошо, Базаке, и плохо. Нет ничего хуже, чем жить в разлуке со своим народом. Мы жили только надеждой на встречу.
И Кутуйан принялся здороваться за руку с теми, кто сидел вместе с Базаркулом: Тойчубек, Маке... Следующим оказался Саты-бий, но Кутуйан сделал вид, что не замечает его, и протянул руку Баю.
Саты-бий, конечно, сдал, крепко сдал. Он уже не задирал высокомерно подбородок и, ясное дело, понимал, что не только простой народ, но и его бывшие сотрапезники и друзья относятся к нему теперь не по-прежнему. Саты-бий локти был готов кусать от злости на самого себя: почему не откочевал вместе во всеми? Не умер бы. И нынче вернулся бы с почетом и уважением. На дружбу с Байтиком позарился, на легкое богатство? И что получил? Байтик ему не слишком доверяет — возможно, из-за случая с Ракматылдой не доверяет, а в последнее время даже близко к своему аилу не подпускает,
словно Саты-бий бог весть кто, пустое место. Ладно, тут дело конченое. И ты погляди только на этого голодранца: не побоялся при всех унизить его, Саты-бия, нанести урон его чести! «Вот уж поистине, гром не из тучи... И конь под ним, и седло богатое. С Базаркулом разговаривает как со своим ровней. Значит, есть у него опора, неспроста он якшался с богатым, сильным Афанасием, ой, неспроста. Выходит, я зря с этим оборвышем ссорился. Знать бы, кем он станет...» И Саты- бий угрюмо прикрыл глаза.
Кутуйан обвел взглядом весь кружок. Никто особо не изменился, и одежда новая, богатая, и с лица особенно не спал ни один, разве что Бай... Бедняга Бай выглядит плохо. Куда девались брюшко и второй подбородок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Он погладил бороду, и Кутуйан подумал, что за время их разлуки борода у старика стала совсем белой.
— Завтра у нас пятница,— продолжал Санджар.— Все аилы кунту собираются, чтобы принести благодарственную жертву. Без этого нельзя. Давайте-ка ложиться, ехать-то в Ден-Сай, это не близко. Встанем пораньше, чтобы вовремя успеть.
Назавтра Кутуйан поднялся вместе с солнцем, вышел. Серый пасся у заброшенного арыка, а Санджарова коня что-то не видать. А, вон он, поднялся по лощине наверх.
Кутуйан огляделся. Пустые поля, покрытые пожухлой высохшей травой горные склоны, серые юрты аила. Все это дорого и близко ему, Кутуйану. Подставив лицо ветру с гор, он благодарил судьбу за то, что довелось вновь увидеть и юрты эти, которые стоят теперь куда реже, чем в былые времена, и горы, и поля.
Немного погодя спустился к нему Санджар, ведя в поводу своего коня. Кутуйан взял за повод Серого, и они со стариком двинулись к юрте. Санджар вчера и не заметил, что Кутуйан на голову перерос его. Порадовался в душе: «Какой стал-то, совсем взрослый, тьфу-тьфу, не сглазить!»
Вчера старик и на Серого не обратил внимания. Теперь, когда Кутуйан привязывал коня к веревке, опоясывающей юрту, спросил:
— Этого самого коня тебе подарила Бегаим?
— Да.— Кутуйан не ожидал вопроса, и при звуке имени Бегаим заволновался.— Вчера я как-то не решился... Скажите, ничего о ней не слышно?
— Какое там! Как сквозь землю провалилась.
Санджар ушел в юрту и почему-то задержался. Кутуйан
с матерью тем временем развязывали тюки с частями своей юрты — войлоками, жердями и прочим. Немного погодя Санджар окликнул Кутуйана:
— Поди сюда, милый, да поживей!
Кутуйан подбежал и широко раскрыл глаза: седло!
Не только седло, но и вся сбруя для верховой лошади, причем украшенная серебром и новехонькая. Вокруг Санджа-
ра и Кутуйана собрались все — и Умсунай, и Мээркан, и Акылай с детьми. Санджар положил седло и сбрую перед Кутуйаном.
— Ты ведь не знал, сынок, что мы с Кыдыке дружили с детских лет. Он был знаменитый борец. Много ездил повсюду, зарабатывая на Жизнь. Я тебе еще покажу огромный камень, который он своими руками поднял на моем поле. Это седло и сбрую он получил вместе со скакуном как награду победителю на последнем состязании, в котором участвовал. Его вдова подарила их мне: возьми, говорит, в память о покойном, ты о нем молился и молишься, ты был его лучшим другом. Ну а я дарю тебе, и со значением дарю: да перейдет на тебя слава богатыря Кыдыке и да поддержит тебя его дух на жизненном пути. Будь счастлив и разумен, будь сыном своего народа, как Кыдык-балбан! — И Санджар молитвенно развел ладони.— Аминь.
Следом за ним эти слова повторили и остальные.
— Спасибо, ата.— Кутуйан подошел к Санджару и взял его руки в свои.— Спасибо и за подарок, и за отеческое наставление. Приложу все силы, чтобы стать достойным ваших слов. Спасибо.
В аиле все готовы были к отъезду, а кое-кто уже двинулся в путь.
— Вы поезжайте с теми людьми, Санджар-ата.
— А ты?
— Поставим юрту, поднимем тундюк, тогда и я отправлюсь.
Ден-Сай. Народу уйма. Над вытянувшимися в длинный ряд земляными очагами поднимались дымовые столбы, и смотреть на них было занятно и приятно. Как того требовал обряд, установили семь белых юрт в память о семи предках н л смени кунту и в знак того, что племя вернулось на родину.
У Кутуйана при виде всего этого глаза разгорелись и улыбка шире раздвинула губы. Он ехал радостный: его Серый оказался иноходцем и на бегу плавно покачивал хозяина в седле. На голове у Кутуйана белый калпак с кисточкой, одет он в новую, недавно сшитую матерью безрукавку, обут и сапоги.
Базаркул сидел на высоком пригорке, вокруг Базаркула расположилась знать.
Кутуйана заметили еще издали. Вскоре он на своем иночодце начал подыматься на пригорок.
«Кто это? — спрашивал себя Базаркул, глядя на него.— Вроде не из наших... Канаевский? Но канаевские в одиночку не ездят».
Кутуйан спешился поодаль, бросил поводья одному из джигитов у коновязи и направился прямо к тому месту, где восеедала знать.
— Кто это? — уже вслух спросил Базаркул.
Санджар, который сидел среди других стариков неподалеку от Базаркула и его окружения, приподнялся.
— Базаке, это Кутуйан, который еще мальчуганом приезжал к вам вместе со мной и мельником Асеином, помните? — сказал он.
— Кутуйан? — удивился Базаркул, но прежде чем он произнес еще хоть слово, Кутуйан, прижав к сердцу руку, в которой держал камчу, поклонился:
— Ассалам алейкум, отцы! Да будет благословенна приносимая вами сегодня жертва.
Гул приветствий был ему ответом. И старики, и те, кто помоложе, разглядывали его с откровенным любопытством. Вид его понравился: стройный, с матово-смуглым лицом, опрятно, хоть и не богато одетый. Говор смолк, все ждали, что скажет Кутуйан. А он как ни в чем не бывало прошел к почетному месту и протянул руку Базаркулу.
— Здравствуйте, с добрым возвращением вас, Базаке.
— Слава богу,— растягивая слова, отвечал Базаркул, как видно только теперь что-то вспомнив.— А-а, сын мой, это ты? Ну, как поживаешь, как дела?
— И хорошо, Базаке, и плохо. Нет ничего хуже, чем жить в разлуке со своим народом. Мы жили только надеждой на встречу.
И Кутуйан принялся здороваться за руку с теми, кто сидел вместе с Базаркулом: Тойчубек, Маке... Следующим оказался Саты-бий, но Кутуйан сделал вид, что не замечает его, и протянул руку Баю.
Саты-бий, конечно, сдал, крепко сдал. Он уже не задирал высокомерно подбородок и, ясное дело, понимал, что не только простой народ, но и его бывшие сотрапезники и друзья относятся к нему теперь не по-прежнему. Саты-бий локти был готов кусать от злости на самого себя: почему не откочевал вместе во всеми? Не умер бы. И нынче вернулся бы с почетом и уважением. На дружбу с Байтиком позарился, на легкое богатство? И что получил? Байтик ему не слишком доверяет — возможно, из-за случая с Ракматылдой не доверяет, а в последнее время даже близко к своему аилу не подпускает,
словно Саты-бий бог весть кто, пустое место. Ладно, тут дело конченое. И ты погляди только на этого голодранца: не побоялся при всех унизить его, Саты-бия, нанести урон его чести! «Вот уж поистине, гром не из тучи... И конь под ним, и седло богатое. С Базаркулом разговаривает как со своим ровней. Значит, есть у него опора, неспроста он якшался с богатым, сильным Афанасием, ой, неспроста. Выходит, я зря с этим оборвышем ссорился. Знать бы, кем он станет...» И Саты- бий угрюмо прикрыл глаза.
Кутуйан обвел взглядом весь кружок. Никто особо не изменился, и одежда новая, богатая, и с лица особенно не спал ни один, разве что Бай... Бедняга Бай выглядит плохо. Куда девались брюшко и второй подбородок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77