Широкая полоса вытоптанной пшеницы оставалась за ними...
Санджар чувствовал себя таким униженным, таким разбитым, что не в силах был ни говорить, ни двигаться. Все кругом — и поле, и удаляющихся всадников, и примятые хлеба — он видел как сквозь туман. Наконец он собрался с силами, дошел до своего забора и окликнул жену:
— Умсунай!
Старуха появилась в дверях:
— Чего тебе?
— Она еще спрашивает! Плохи наши дела.— Санджар приблизился к Умсунай.— Наказал нас господь!
— Что ты такое говоришь? Что случилось?
— Чтоб ему пропасть, этому случаю! Мало ему было людей из долины, теперь он за нас принялся.
— Да кто он-то?
— Байтик! — Санджар в растерянности сунулся в одну сторону, в другую, крикнул жене: — Где мое седло, сбруя где, спрашиваю? Ох, зазнались они, высоко занеслись, ох-ох.
— В чем дело-то, милый ты мой? Расскажи спокойно.
— Я тебя спрашиваю, где седло! Поди и принеси его сюда.
Санджар отправился за конем, который пасся в лощине, и по пути все твердил: «Взбесились совсем, зазнались!»
Асеин тоже был занят работой на току возле мельницы. Помогал ему Кутуйан. Завидев издали Санджара, Асеин понял, что явился тот по чрезвычайному делу,— уж очень яро погонял он пятками коня.
Санджар даже не поздоровался, только буркнул: «Успеха в работе!» — спешился и сел на траву возле тока. Асеин отер полой безрукавки пот с лица, подошел к Санджару:
— Ну, как дела?
— Хуже некуда!
— Что такое?
— Сюда никто не приезжал?
— Никто.
— 11у, будь они прокляты!
Асеин забеспокоился.
— Слушай, ты бы рассказал все по порядку,— сказал он.— Что произошло?
— А-а, Асеин! — Санджар стащил с головы калпак.— Настигла нас та самая беда, какую пережили наши друзья, которые жили на равнине. Люди Байтика... ты помнишь того, в куньей шапке, он ехал тогда вместе с Саты-бием, ну так вот, он и еще несколько человек приезжали, этот мне сказал, собери, мол, урожай и освободи землю. Ну и уехал. Выходит, эти земли тоже продали, с ним вместе были толстопузый из Кара-Коо, купцы.
— Святой Али, помоги нам! — Асеин засуетился.— Как же так? Заберут себе и продадут всю землю, а людей-то куда денут? Бога побоялись бы...
— Никого они не боятся, Асеин, и бога не признают!
— Да, да...
— Не знаю, как мне быть,— вздохнул Санджар.— Ничего не могу придумать. Запугивают нас, притесняют день ото дня хуже. Всему есть предел. До каких пор мы будем терпеть? И что нам делать, если у нас все отбирают?
— Что делать, говоришь...
— Именно что делать,— сердито кинул Санджар.— Ни кола ни двора не оставляют, так что же ты считаешь, мы должны стать пылью у них под ногами? Вчера равнинных, нынче меня, а завтра и до тебя дойдет черед. Ну а дальше? Что будет с народом? Обдумать надо.
— Мы ничего не придумаем, ты же сам сказал. Для этого нужны другие люди.
— Саты-бий, что ли? — Санджар усмехнулся.
— Нет, не он, а, скажем, Базаке.
— Будь здоров он, твой Базаке! Думаешь, ни о чем не ведает! Зна-ает, все он знает! Все они с одного блюда едят.
— Нет, Санджар-ата, Асеин-ата прав,— неожиданно вмешался Кутуйан, который до тех пор молча, с видом мрачным и подавленным, слушал их разговор.— Базаркул — не Саты- бий. Мы сами свидетели. Он человек понимающий. Прежде всего надо к нему обратиться.
Старики почему-то промолчали.
Кутуйан встал.
— Да, так и надо сделать,— заключил он.— Поеду-ка к нему я, как вы считаете?
Не сумел Кутуйан встретиться с Базаркулом. Тот уехал на съезд.
Вскоре начали жать хлеб и убрали хорошо, но день ото дня набирали силу слухи один хуже другого. В конце концов люди кунту убедились, что Байтик решил выселить их из обжитых мест. Видно, и вправду не бывает дыма без огня. Так оно все и вышло: Байтик вынуждает их откочевать. Но как же это может быть и куда податься из родных мест, где жили еще деды и отцы? Неслыханное дело, небывалое ни в какие прошлые времена. И если Байтик решился на это, кто же он? Сам бог?
Да, он знает, что делает, и уездный начальник с ним заодно. Кому на него пожалуешься? Говорят, он уездному так объяснял: «Неспокойный народ. Свободной земли у нас много, пускай их уходят куда хотят». В роду карамерген нашлись удальцы, которые хотели открыто выступить против Байтика, но верхушка им не доверилась, убедили их успокоиться, подумать о будущем. Наступишь змее на хвост — только раздразнишь, тебе же хуже, можешь жизнь потерять. Да и простой люд был против напрасного кровопролития. Лучше откочевать. Чему быть, того не миновать.
Настал сентябрь, но утром воду подергивало ледком. Племя кунту готовилось к перекочевке. Решили двинуться к Тогуз-Торо. Ни Сусамыр, ни Джумгал не подходят — там повсюду аилы родов дыйканбай и тулеке, не осядешь. Лучше кочевать на Тогуз-Торо.
В пятницу во всех аилах резали жертвенных овец — пусть благополучно совершится долгий путь. Наутро, едва рассвело, кочевка началась. Снялись, как и договорились накануне, все разом.
Шума и суеты было немало, не разберешь с первого взгляда, кто чем занят. Перекликаются люди, ржут кони, топот, свист. Но ни один не смотрит другому прямо в лицо, каждый бормочет что-то себе под нос. По белым бородам стариков текут слезы, горькие слезы разлуки с землей, где пролилась кровь из пуповины; женщины низко надвинули на брови свои белые платки и потихоньку всхлипывают, опечалены и ребятишки — не могут понять, что с ними будет. И даже погода в этот день невеселая, пасмурная.
Открывает кочевье аил Базаркула. Он движется мимо мельницы Асеина, по берегу речки Джыламыш.
Л вот и кочевье джатаков. Санджар...
Асеин потянул за веревку Таргыла, на которого нагружена была юрта Мээркан и Кутуйана, и вывел на дорогу.
— В добрый час, дорогие мои! Пусть вашим попутчиком будет святой Хизр, покровитель странствующих. Что поделаешь, такова наша судьба. Всем она выпала на долю, как все, так и мы. Толокно и мука у вас в запасе. Мы двинемся следом за вами, вот освободится Казат, и двинемся. Ну, с богом!
Кемпир прошелестела:
— Пусть лихо минует вас...— Не договорив, она отбросила палку, без которой уже никуда не ходила, обняла Мээркан и Кутуйана, поцеловала и, слабо махнув рукой, опустилась на землю.
Кочевье джатаков двигалось вперед. Санджар подъехал, остановил коня и спешился, чтобы попрощаться с Асеином и Кемпир.
— Оставайтесь здоровы, Асеке,— сказал он.— Судьба, что поделаешь, надо сниматься с места. Ждем вас. Не задерживайтесь до зимних холодов, собирайтесь пораньше. Ну, до встречи...
Старики обнялись. И, глядя на то, как дрожат у них спины и плечи, вдруг заплакала Мээркан. Кутуйан кусал губы.
Санджар, опустив голову, снова сел в седло.
С Мээркан Асеин попрощался за руку.
— Доброго пути тебе, дочка.
— До свидания, аке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Санджар чувствовал себя таким униженным, таким разбитым, что не в силах был ни говорить, ни двигаться. Все кругом — и поле, и удаляющихся всадников, и примятые хлеба — он видел как сквозь туман. Наконец он собрался с силами, дошел до своего забора и окликнул жену:
— Умсунай!
Старуха появилась в дверях:
— Чего тебе?
— Она еще спрашивает! Плохи наши дела.— Санджар приблизился к Умсунай.— Наказал нас господь!
— Что ты такое говоришь? Что случилось?
— Чтоб ему пропасть, этому случаю! Мало ему было людей из долины, теперь он за нас принялся.
— Да кто он-то?
— Байтик! — Санджар в растерянности сунулся в одну сторону, в другую, крикнул жене: — Где мое седло, сбруя где, спрашиваю? Ох, зазнались они, высоко занеслись, ох-ох.
— В чем дело-то, милый ты мой? Расскажи спокойно.
— Я тебя спрашиваю, где седло! Поди и принеси его сюда.
Санджар отправился за конем, который пасся в лощине, и по пути все твердил: «Взбесились совсем, зазнались!»
Асеин тоже был занят работой на току возле мельницы. Помогал ему Кутуйан. Завидев издали Санджара, Асеин понял, что явился тот по чрезвычайному делу,— уж очень яро погонял он пятками коня.
Санджар даже не поздоровался, только буркнул: «Успеха в работе!» — спешился и сел на траву возле тока. Асеин отер полой безрукавки пот с лица, подошел к Санджару:
— Ну, как дела?
— Хуже некуда!
— Что такое?
— Сюда никто не приезжал?
— Никто.
— 11у, будь они прокляты!
Асеин забеспокоился.
— Слушай, ты бы рассказал все по порядку,— сказал он.— Что произошло?
— А-а, Асеин! — Санджар стащил с головы калпак.— Настигла нас та самая беда, какую пережили наши друзья, которые жили на равнине. Люди Байтика... ты помнишь того, в куньей шапке, он ехал тогда вместе с Саты-бием, ну так вот, он и еще несколько человек приезжали, этот мне сказал, собери, мол, урожай и освободи землю. Ну и уехал. Выходит, эти земли тоже продали, с ним вместе были толстопузый из Кара-Коо, купцы.
— Святой Али, помоги нам! — Асеин засуетился.— Как же так? Заберут себе и продадут всю землю, а людей-то куда денут? Бога побоялись бы...
— Никого они не боятся, Асеин, и бога не признают!
— Да, да...
— Не знаю, как мне быть,— вздохнул Санджар.— Ничего не могу придумать. Запугивают нас, притесняют день ото дня хуже. Всему есть предел. До каких пор мы будем терпеть? И что нам делать, если у нас все отбирают?
— Что делать, говоришь...
— Именно что делать,— сердито кинул Санджар.— Ни кола ни двора не оставляют, так что же ты считаешь, мы должны стать пылью у них под ногами? Вчера равнинных, нынче меня, а завтра и до тебя дойдет черед. Ну а дальше? Что будет с народом? Обдумать надо.
— Мы ничего не придумаем, ты же сам сказал. Для этого нужны другие люди.
— Саты-бий, что ли? — Санджар усмехнулся.
— Нет, не он, а, скажем, Базаке.
— Будь здоров он, твой Базаке! Думаешь, ни о чем не ведает! Зна-ает, все он знает! Все они с одного блюда едят.
— Нет, Санджар-ата, Асеин-ата прав,— неожиданно вмешался Кутуйан, который до тех пор молча, с видом мрачным и подавленным, слушал их разговор.— Базаркул — не Саты- бий. Мы сами свидетели. Он человек понимающий. Прежде всего надо к нему обратиться.
Старики почему-то промолчали.
Кутуйан встал.
— Да, так и надо сделать,— заключил он.— Поеду-ка к нему я, как вы считаете?
Не сумел Кутуйан встретиться с Базаркулом. Тот уехал на съезд.
Вскоре начали жать хлеб и убрали хорошо, но день ото дня набирали силу слухи один хуже другого. В конце концов люди кунту убедились, что Байтик решил выселить их из обжитых мест. Видно, и вправду не бывает дыма без огня. Так оно все и вышло: Байтик вынуждает их откочевать. Но как же это может быть и куда податься из родных мест, где жили еще деды и отцы? Неслыханное дело, небывалое ни в какие прошлые времена. И если Байтик решился на это, кто же он? Сам бог?
Да, он знает, что делает, и уездный начальник с ним заодно. Кому на него пожалуешься? Говорят, он уездному так объяснял: «Неспокойный народ. Свободной земли у нас много, пускай их уходят куда хотят». В роду карамерген нашлись удальцы, которые хотели открыто выступить против Байтика, но верхушка им не доверилась, убедили их успокоиться, подумать о будущем. Наступишь змее на хвост — только раздразнишь, тебе же хуже, можешь жизнь потерять. Да и простой люд был против напрасного кровопролития. Лучше откочевать. Чему быть, того не миновать.
Настал сентябрь, но утром воду подергивало ледком. Племя кунту готовилось к перекочевке. Решили двинуться к Тогуз-Торо. Ни Сусамыр, ни Джумгал не подходят — там повсюду аилы родов дыйканбай и тулеке, не осядешь. Лучше кочевать на Тогуз-Торо.
В пятницу во всех аилах резали жертвенных овец — пусть благополучно совершится долгий путь. Наутро, едва рассвело, кочевка началась. Снялись, как и договорились накануне, все разом.
Шума и суеты было немало, не разберешь с первого взгляда, кто чем занят. Перекликаются люди, ржут кони, топот, свист. Но ни один не смотрит другому прямо в лицо, каждый бормочет что-то себе под нос. По белым бородам стариков текут слезы, горькие слезы разлуки с землей, где пролилась кровь из пуповины; женщины низко надвинули на брови свои белые платки и потихоньку всхлипывают, опечалены и ребятишки — не могут понять, что с ними будет. И даже погода в этот день невеселая, пасмурная.
Открывает кочевье аил Базаркула. Он движется мимо мельницы Асеина, по берегу речки Джыламыш.
Л вот и кочевье джатаков. Санджар...
Асеин потянул за веревку Таргыла, на которого нагружена была юрта Мээркан и Кутуйана, и вывел на дорогу.
— В добрый час, дорогие мои! Пусть вашим попутчиком будет святой Хизр, покровитель странствующих. Что поделаешь, такова наша судьба. Всем она выпала на долю, как все, так и мы. Толокно и мука у вас в запасе. Мы двинемся следом за вами, вот освободится Казат, и двинемся. Ну, с богом!
Кемпир прошелестела:
— Пусть лихо минует вас...— Не договорив, она отбросила палку, без которой уже никуда не ходила, обняла Мээркан и Кутуйана, поцеловала и, слабо махнув рукой, опустилась на землю.
Кочевье джатаков двигалось вперед. Санджар подъехал, остановил коня и спешился, чтобы попрощаться с Асеином и Кемпир.
— Оставайтесь здоровы, Асеке,— сказал он.— Судьба, что поделаешь, надо сниматься с места. Ждем вас. Не задерживайтесь до зимних холодов, собирайтесь пораньше. Ну, до встречи...
Старики обнялись. И, глядя на то, как дрожат у них спины и плечи, вдруг заплакала Мээркан. Кутуйан кусал губы.
Санджар, опустив голову, снова сел в седло.
С Мээркан Асеин попрощался за руку.
— Доброго пути тебе, дочка.
— До свидания, аке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77