Но и больницу нашу не сравнить с вашей клиникой. Я уверен, если использовать все, чем богат ваш институт, Черемашко проживет полтора десятка лет, если не дольше.
Тон у Федора Ипполитовича не изменился:
— А я и за полтора дня не поручусь.
Он так хотел вывести Игоря из себя... Тогда и перед собой, а тем более перед Ольгой, легко было бы выступить в роли оскорбленного.
Но Игорь не подхватил брошенной ему приманки. Он раздумчиво произнес:
— Тем меньше у тебя оснований торопиться с отчислением меня из института. Если Черемашко не выживет, я сам уйду: мне здесь нечего делать. А если он будет жить...— Игорь закончил самым вежливым тоном: — и если ты увидишь, что это не случайность, а результат умения и настойчивости Сергея, и если я хоть немного буду причасти к этому, ты, я не сомневаюсь, увидишь, что к нашей размолвке, кроме давнишних обид, имеют отношения и такие факты, с которыми мы оба не имеем права не считаться.
Постукивая пальцами по столу, профессор Шостенко с полминуты молчал.
Так вот на что Игорь надеется...
Ну что же, Федор Ипполитович в состоянии подождать, когда построенный Игорем лунный замок развалится сам. На это понадобится не больше трех дней. И какое это будет божественное зрелище, когда Игорю придется убираться отсюда с поджатым, как у побитого щенка, хвостом? Ольга не посмеет и рта раскрыть...
Федор Ипполитович позволил себе улыбнуться.
— Видно, я никогда не привыкну к твоим странностям. А у тебя их чем дальше, тем больше... И я не вижу других причин, которые могли бы изменить мое отношение к тебе... Я не просил Сергея отказываться от твоих услуг. Почему же я должен ему тебя навязывать?
— Одну минуту, папа.
И Игорь, принимая деликатность отца за чистую монету, рассказал о своем случае. Точно и, по возможности, сжато описал симптомы, операцию, послеоперационный период и трагический конец своего больного. Это был доверительный рассказ молодого хирурга намного старшему.
Закончил Игорь почти смущенно:
— Теперь тебе понятен мой особый интерес к Черемашко? Если нам удастся выходить его, для меня ясными станут ошибки, допущенные мною осенью... Черемашко сейчас в таком состоянии, что рассчитывать на счастливое стечение обстоятельств не приходится. Следовательно, его выздоровление может стать незаурядной удачей твоего института и, следовательно, началом наступления на заболевание, не побежденное лишь потому, что оно встречается редко и мы привыкли относиться к нему скорее как к несчастному случаю, а не как к общему заболеванию организма. Я убежден: если Василя Максимовича не вынесут, а выпишут из клиники, история его болезни не скоро будет сдана в архив.
Если бы перед ним сидел только что выпущенный из мединститута врач, Федор Ипполитович снисходительно бы фыркнул. Случай описан неплохо, а вот главное упущено, Игорь не обратил на него внимания: у его больного куда больше было шансов на выздоровление, чем у Черемашко. Но чтобы воспользоваться ими, необходимо значительно больше, чем у Игоря, знаний и способностей. А у Черемашко никаких шансов нет: невероятное счастье, что он еще дышит.
Но спросил Федор Ипполитович о другом:
— Почему Сергей отказал тебе?
Игорь будто проглотил что-то.
— Не знаю.
— Боится испортить свои отношения со мной?
— Не думаю.— Игорь отвернулся.— А если Сергей действительно тебя боится, тем правильнее поступил я, придя к тебе.
— И даже согласен на безоговорочную капитуляцию? — быстро спросил Федор Ипполитович.
Игорь пожал плечами.
— Какое значение все это имеет теперь, когда в палате смертников лежит ценный для нашего общества человек? А мы не знаем, как вытащить его из гроба, и миримся с этим? — Игорь искоса взглянул на отца.— Вот и позволь мне вместе с Сергеем подумать, поискать... если у тебя на это нет времени.
— Весьма торжественно! Как на митинге! — Притворная деликатность Федора Ипполитовича уступила место нескрываемой недоброжелательности.— Снова пытаешься разбудить мою сознательность?
— Нет, отец, сознательность здесь ни при чем. Особенно моя: ей не спасти Черемашко... Вот если бы ты по- настоящему подумал об этом..г
Удивительное дело! И вчера сын разговаривал с отцом сдержанно, не выходя за рамки приличия. Но отец тогда как-то не заметил этого. Почему же сегодня это бросается в глаза?
Вчера каждое слово Игоря выводило профессора Шостенко из себя. Дошло до того, что профессорский гнев, не найдя выхода, внезапно обрушился на слишком говорливого Самойла Евсеевича. Почему-то казалось, будто «левая рука» виляет хвостом, стремясь навязать патрону свои домыслы. Ну, Самойло не из обидчивых...
Почему же сегодня обиженный отец разговаривает с обидчиком сыном, не повышая голоса? Только потому, что голос, не дай бог, долетит до Ольгиных ушей?..
Сыну он сказал тише:
— Что-то ты на себя не похож сегодня. Куда девалась твоя прыть? Запел с чужого голоса? Или кто-то научил тебя так разговаривать со мной? Кто же? Татьяна?
— Нет, папа, я все тот же.— Игорь снова конфузливо отвернулся.— Просто Черемашко заставил меня о многом подумать... Я все равно пришел бы к тебе, даже заведомо зная, что ты не пойдешь мне навстречу... Чтобы подготовиться к нашему разговору, у меня была всего одна ночь. А сколько ненужного между нами накопилось! Надо было хоть что-то из себя выгрести. Один я не успел бы. Вот жена и помогла мне.
Дверь была плотно закрыта. Из-за нее не долетало ни звука. И Федор Ипполитович поймал себя на том, что он не отрывает взгляда от дверной ручки: не повернется ли она, не войдет ли в столовую Ольга?.. Так вот почему она позвала сегодня на обед жену Игоря: знает, что и сыну посчастливилось найти сокровище, каким она была некогда для Феди...
Чтобы сын ничего не заметил, отец нахмурил брови:
— За юбку держишься? Кто же она —твоя Дульцинея?
Тень пробежала по лицу сына.
— Надия — так зовут мою жену. Надия...— Но руки его лежали на столе неподвижно и голос не дрожал. Правильно, хирург всегда должен владеть собой.— Дочь бывшего шахтера. Теперь ее отец — начальник участка на шахте в Кадиевке. Чем-то напоминает Черемашко: такой же выдержанный и бесстрашный, с такой же хитринкой и в речи, и в улыбке. Ну, а его дочь сам увидишь
сегодня... Скажи, что бы ты сделал с тем, кто заявил бы, что ты всю жизнь держишься за мамину юбку?..
Этот вопрос Федор Ипполитович не пожелал расслышать.
— Живете дружно?
— Друг друга понимаем. Хотя, как и ты когда-то, я все время чувствую себя словно при свежем ветре.
— Терпишь?
Что-то заговорщическое промелькнуло в сыновних глазах.
— Я твой сын... Ну, и слышал я — опытным морякам не только попутный, но и противный ветер помогает идти вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Тон у Федора Ипполитовича не изменился:
— А я и за полтора дня не поручусь.
Он так хотел вывести Игоря из себя... Тогда и перед собой, а тем более перед Ольгой, легко было бы выступить в роли оскорбленного.
Но Игорь не подхватил брошенной ему приманки. Он раздумчиво произнес:
— Тем меньше у тебя оснований торопиться с отчислением меня из института. Если Черемашко не выживет, я сам уйду: мне здесь нечего делать. А если он будет жить...— Игорь закончил самым вежливым тоном: — и если ты увидишь, что это не случайность, а результат умения и настойчивости Сергея, и если я хоть немного буду причасти к этому, ты, я не сомневаюсь, увидишь, что к нашей размолвке, кроме давнишних обид, имеют отношения и такие факты, с которыми мы оба не имеем права не считаться.
Постукивая пальцами по столу, профессор Шостенко с полминуты молчал.
Так вот на что Игорь надеется...
Ну что же, Федор Ипполитович в состоянии подождать, когда построенный Игорем лунный замок развалится сам. На это понадобится не больше трех дней. И какое это будет божественное зрелище, когда Игорю придется убираться отсюда с поджатым, как у побитого щенка, хвостом? Ольга не посмеет и рта раскрыть...
Федор Ипполитович позволил себе улыбнуться.
— Видно, я никогда не привыкну к твоим странностям. А у тебя их чем дальше, тем больше... И я не вижу других причин, которые могли бы изменить мое отношение к тебе... Я не просил Сергея отказываться от твоих услуг. Почему же я должен ему тебя навязывать?
— Одну минуту, папа.
И Игорь, принимая деликатность отца за чистую монету, рассказал о своем случае. Точно и, по возможности, сжато описал симптомы, операцию, послеоперационный период и трагический конец своего больного. Это был доверительный рассказ молодого хирурга намного старшему.
Закончил Игорь почти смущенно:
— Теперь тебе понятен мой особый интерес к Черемашко? Если нам удастся выходить его, для меня ясными станут ошибки, допущенные мною осенью... Черемашко сейчас в таком состоянии, что рассчитывать на счастливое стечение обстоятельств не приходится. Следовательно, его выздоровление может стать незаурядной удачей твоего института и, следовательно, началом наступления на заболевание, не побежденное лишь потому, что оно встречается редко и мы привыкли относиться к нему скорее как к несчастному случаю, а не как к общему заболеванию организма. Я убежден: если Василя Максимовича не вынесут, а выпишут из клиники, история его болезни не скоро будет сдана в архив.
Если бы перед ним сидел только что выпущенный из мединститута врач, Федор Ипполитович снисходительно бы фыркнул. Случай описан неплохо, а вот главное упущено, Игорь не обратил на него внимания: у его больного куда больше было шансов на выздоровление, чем у Черемашко. Но чтобы воспользоваться ими, необходимо значительно больше, чем у Игоря, знаний и способностей. А у Черемашко никаких шансов нет: невероятное счастье, что он еще дышит.
Но спросил Федор Ипполитович о другом:
— Почему Сергей отказал тебе?
Игорь будто проглотил что-то.
— Не знаю.
— Боится испортить свои отношения со мной?
— Не думаю.— Игорь отвернулся.— А если Сергей действительно тебя боится, тем правильнее поступил я, придя к тебе.
— И даже согласен на безоговорочную капитуляцию? — быстро спросил Федор Ипполитович.
Игорь пожал плечами.
— Какое значение все это имеет теперь, когда в палате смертников лежит ценный для нашего общества человек? А мы не знаем, как вытащить его из гроба, и миримся с этим? — Игорь искоса взглянул на отца.— Вот и позволь мне вместе с Сергеем подумать, поискать... если у тебя на это нет времени.
— Весьма торжественно! Как на митинге! — Притворная деликатность Федора Ипполитовича уступила место нескрываемой недоброжелательности.— Снова пытаешься разбудить мою сознательность?
— Нет, отец, сознательность здесь ни при чем. Особенно моя: ей не спасти Черемашко... Вот если бы ты по- настоящему подумал об этом..г
Удивительное дело! И вчера сын разговаривал с отцом сдержанно, не выходя за рамки приличия. Но отец тогда как-то не заметил этого. Почему же сегодня это бросается в глаза?
Вчера каждое слово Игоря выводило профессора Шостенко из себя. Дошло до того, что профессорский гнев, не найдя выхода, внезапно обрушился на слишком говорливого Самойла Евсеевича. Почему-то казалось, будто «левая рука» виляет хвостом, стремясь навязать патрону свои домыслы. Ну, Самойло не из обидчивых...
Почему же сегодня обиженный отец разговаривает с обидчиком сыном, не повышая голоса? Только потому, что голос, не дай бог, долетит до Ольгиных ушей?..
Сыну он сказал тише:
— Что-то ты на себя не похож сегодня. Куда девалась твоя прыть? Запел с чужого голоса? Или кто-то научил тебя так разговаривать со мной? Кто же? Татьяна?
— Нет, папа, я все тот же.— Игорь снова конфузливо отвернулся.— Просто Черемашко заставил меня о многом подумать... Я все равно пришел бы к тебе, даже заведомо зная, что ты не пойдешь мне навстречу... Чтобы подготовиться к нашему разговору, у меня была всего одна ночь. А сколько ненужного между нами накопилось! Надо было хоть что-то из себя выгрести. Один я не успел бы. Вот жена и помогла мне.
Дверь была плотно закрыта. Из-за нее не долетало ни звука. И Федор Ипполитович поймал себя на том, что он не отрывает взгляда от дверной ручки: не повернется ли она, не войдет ли в столовую Ольга?.. Так вот почему она позвала сегодня на обед жену Игоря: знает, что и сыну посчастливилось найти сокровище, каким она была некогда для Феди...
Чтобы сын ничего не заметил, отец нахмурил брови:
— За юбку держишься? Кто же она —твоя Дульцинея?
Тень пробежала по лицу сына.
— Надия — так зовут мою жену. Надия...— Но руки его лежали на столе неподвижно и голос не дрожал. Правильно, хирург всегда должен владеть собой.— Дочь бывшего шахтера. Теперь ее отец — начальник участка на шахте в Кадиевке. Чем-то напоминает Черемашко: такой же выдержанный и бесстрашный, с такой же хитринкой и в речи, и в улыбке. Ну, а его дочь сам увидишь
сегодня... Скажи, что бы ты сделал с тем, кто заявил бы, что ты всю жизнь держишься за мамину юбку?..
Этот вопрос Федор Ипполитович не пожелал расслышать.
— Живете дружно?
— Друг друга понимаем. Хотя, как и ты когда-то, я все время чувствую себя словно при свежем ветре.
— Терпишь?
Что-то заговорщическое промелькнуло в сыновних глазах.
— Я твой сын... Ну, и слышал я — опытным морякам не только попутный, но и противный ветер помогает идти вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66